Чужие грехи

— Я удивляюсь, для чего было скрывать это! восклицаетъ Мари Хрюмина. — Что у него отняли бы, что-ли?..

— А онъ зналъ объ этомъ? спрашиваютъ ее.

— Ахъ, вдь не ребенокъ-же онъ!.. Конечно, онъ и настоялъ на этомъ… Ma tante давно еще хотла оставить все мн… я, конечно, просила ее не длать этого… Меня мучила мысль, что она умретъ… А онъ… Впрочемъ, я очень рада… онъ вдь съ сестрой ничего не иметъ… Но меня раздражаетъ, когда я вижу скрытность въ людяхъ уже въ эти годы… И это родные!..

— Но Рябушкинъ… Кто это Рябушкинъ? спрашиваетъ, щуря глаза, княгиня. — Это тотъ поповичъ, что жилъ при дтяхъ?.. Онъ назначенъ распорядителемъ?.. Что за странность!

— Пожалуйста, позволь мн потомъ взять на память пресъ-папье со стола ma tante, говоритъ Мари Хрюмина Евгенію. — Это такая бездлица, что она врно тебя не разоритъ.

— Берите все, что вамъ вздумается, коротко и разсянно отвчаетъ Евгеній.

— Ахъ, какимъ тономъ ты это говоришь! Ради Бога не воображай, что я хочу тебя грабить! обидчиво восклицаетъ Мари. — Но мн хочется хоть что нибудь имть на память о ma tante…

Эти толки, это снованье народа, эти панихиды, все совершается для Евгенія, какъ сонъ, тяжелый и смутный. Евгеній не молится, не плачетъ на панихидахъ и стоитъ, какъ въ дремот. Онъ не спрашиваетъ Петра Ивановича, когда сдлано было духовное завщаніе, почему это было скрыто отъ него, Евгенія. Онъ не думаетъ, что онъ будетъ длать дальше. Онъ видитъ только тетку, лежащую неподвижно въ гробу, и всхъ этихъ фарисействующихъ родственницъ, Мари Хрюмину, княгиню Дикаго, свою мать, обрадовавшуюся случаю, чтобы надть траурное суконное платье съ длиннымъ шлейфомъ. У нея до сихъ поръ не умиралъ еще никто изъ родныхъ и это былъ первый счастливый предлогъ для траура. Евгеній почти не смотритъ на мать. Мать же беретъ его за щеки двумя розовыми пальчиками и говоритъ:

— Какъ ты исхудалъ, мой мальчикъ! Но теперь ты свободенъ… Я скоро собираюсь на воды… Ты подешь со мной!.. Теб нужно развлечься, разсяться…

Мари Хрюмина стоитъ тутъ-же и вздыхаетъ:

— Счастливый, подетъ за границу!

— А ты тоже хотла бы? спрашиваетъ Евгенія Александровна.

— Еще бы!

— Что-жъ, позжай съ нами!..

— Ахъ, у тебя теперь и безъ меня есть о комъ заботиться!

— Пустяки! Вс вмст можемъ хать!

— А ты разв не знаешь, что мы съ Евгеніемъ соперники, замчаетъ съ затаенной злобой и съ напускной шутливостью Мари Хрюмина.

— Ахъ, что за глупости!.. Вы могли здсь ссориться, а у меня…

— Я тебя буду ревновать къ нему…

Евгенія Александровна смется и спшитъ сдлать серьезное лицо, замтивъ брошенный на нее мелькомъ убійственно холодный и строгій взглядъ княгини, сознающей, что здсь не мсто для смха.

— Онъ злой, злой, отнимаетъ у меня всхъ друзей! съ дланной сантиментальной гримасой замчаетъ Мари.

— Пожалуйста, не смй говорить про моего beau page! шутливо говоритъ Евгенія Александровна, грозя пальчикомъ Мари Хрюминой.

„Блаженъ мужъ, иже не иде на совтъ нечестивыхъ“, читаетъ дьячекъ какимъ то могильнымъ голосомъ…

Евгенію длается какъ-то скверно, тяжело, скучно. „Вотъ т люди, среди которыхъ суждено теб жить!“ мелькаетъ въ его голов, отказывающейся послдовательно думать и разсуждать. Онъ смотритъ на все какимъ-то безсмысленнымъ взглядомъ и сознаетъ только одно, что завтра вывезутъ этотъ гробъ, что завтра все кончится и онъ… Что онъ? куда онъ пойдетъ? что будетъ съ нимъ завтра?… Но вотъ онъ слышитъ знакомый ему рыдающій голосъ и бросается впередъ, заключаетъ кого-то въ свои объятія и плачетъ, плачетъ впервые въ эти дни.

— Оля, Оля, родная!.. взгляни… вотъ… видишь, точно живая она лежитъ, отрывисто шепчетъ онъ.

И, забывъ всхъ и все, рядомъ съ сестрой онъ стоитъ, склонившись надъ гробомъ, ласкаетъ рукой лицо покойницы, цлуетъ ея руки, а слезы, крупныя и горячія слезы такъ и льются на это мертвое тло, на этотъ атласъ гробового наряда.

— Сведите ихъ съ катафалка! Что они длаютъ!.. Они шевелятъ покойницу… гробъ сронятъ! возмущается княгиня.

Кто-то уводитъ Евгенія и Ольгу, они забиваются въ уголъ и плачутъ и шепчутся въ сторон отъ всхъ.

Но Олю увозятъ снова и опять Евгеній остается одинъ и ждетъ, что будетъ завтра.

IX

Вечеромъ, когда кончилась панихида, княгиня Марья Всеволодовна обратилась къ Софь съ вопросомъ:

— Вы подете провожать тло? Въ Сансуси уже дано знать о дн вывоза княжны отсюда и тамъ все должно быть уже готово. Не надо-ли вамъ на дорогу денегъ?

— Благодарю, у меня есть деньги, отвтила Софья, отирая заплаканные глаза.

— Мн такъ грустно, что ни я, ни князь, мы не можемъ сами проводить туда покойницу, со вздохомъ сказала княгиня.

— Евгеній Владиміровичъ вдь тоже детъ, сказала Софья не то утвердительно, не то въ форм вопроса.

— Евгеній? Нтъ!.. У него теперь такое время, что терять еще нсколько дней было-бы безразсудно, сказала княгиня.

Евгеній услыхалъ свое имя и подошелъ ближе къ разговаривавшимъ.

— Да, я ду проводить ma tante, сказалъ онъ, обращаясь къ княгин.

— Но у тебя начинаются экзамены, замтила княгиня.

— Мн вовсе не до экзаменовъ теперь, коротко отвтилъ онъ.

— И ты думаешь, что это хорошо? съ ироніей въ голос спросила княгиня. — Я надюсь, что ни твоя мать, ни твой beau-p`ere не позволятъ теб такъ самовольничать и ускользать отъ занятій. Ты и такъ сдлалъ много упущеній.

Евгеній хотлъ что-то возразить, но княгиня, сощуривъ глаза, отыскала въ толп Евгенію Александровну и подошла къ ней.

— Скажите, вамъ говорилъ Евгеній, что онъ хочетъ провожать тло княжны въ Сансуси? спросила княгиня Ивинскую.

— Нтъ, отвтила Евгенія Александровна. — А разв онъ детъ? съ удивленіемъ спросила она и умилилась:- Pauvre enfant, онъ былъ такъ преданъ покойной княжн! Это его первая утрата!

— Да, но у него теперь начинаются экзамены, замтила княгиня.

— Ахъ, гд ему теперь экзаменоваться! воскликнула Евгенія Александровна. — Я увожу его за-границу. Вдь эти похороны тамъ совершатся скоро. Онъ вернется какъ разъ къ сроку, чтобы хать со мною.

Княгиня нетерпливо пожала плечами. Ее раздражало это легкомысліе.

— Извините, я, право, не понимаю вашего взгляда на дло воспитанія вашего сына, сказала она сухо. — Сперва мальчика портили здсь, теперь вы позволяете ему уклоняться отъ занятій. Что-же изъ него выйдетъ? Ныньче онъ не будетъ держать экзаменовъ потому, что хоронитъ тетку и детъ отдыхать за-границу; въ будущемъ году опять найдется какой-нибудь предлогъ ускользнуть отъ экзаменовъ…

— Я думаю, княгиня, я имю полное право смотрть на это дло, какъ я считаю нужнымъ, рзко отвтила Евгенія Александровна.