Чужие уроки — 2007

Суть моего подхода такова: «Бессмысленно и — главное — нерационально требовать от вампира навыков вегетарианства!» Корпорации должны заниматься в своей жизни тем, ради чего они появляются на свет, — зарабатывать деньги любым доступным им способом — и в этом отношении трижды прав Эдгар Куини, провозгласивший свою приверженность закону джунглей (см. эпиграф к статье).

«Монсанто» крутится, как может, и делает это, признаемся, весьма и весьма эффективно — достаточно взглянуть на биржевые показатели компании и позавидовать: 37 миллиардов капитализации, стабильнейшие дивиденды, беспрецедентный аптренд на протяжении последних пяти лет.

Иными словами, «Монсанто» поступает так, как и должна поступать образцово-показательная корпорация.

А теперь вторая часть уравнения: «Вопрос: как должны поступать мы, рядовые обитатели планеты Земля, не связанные корпоративными обязательствами и не вовлеченные в интимные планы «Монсанто»? Ответ: рядовые обитатели должны «Монсанто» (как, впрочем, и все остальные корпорации мира) удавливать по мере сил и возможностей! Бороться со злоупотреблениями, судиться, не поддаваться на провокации и не впадать в искушения генетически модифицированного прогресса».

Наконец, самое главное: только такая диалектика взаимоотношений корпораций и общественности способна обеспечить конструктивное движение и развитие нашей цивилизации. Любой перекос (монопольный диктат «Монсанто» — с одной стороны, либо полный отказ от генной инженерии — с другой) приведет лишь к энтропии и гибели.

Примечания

1 Хочешь мира — готовься к войне (лат.)

2 Все три версии рассматривались в ходе расследования, однако однозначных выводов так и не было сделано.

3 Наш неологизм, производный от Monsanto и греческого dike (справедливость) — по аналогии с теодицеей, оправданием бога.

Майя мулы 1

Баки, моллюски, мертвые президенты, тесто, костяшки, чеддер, жабы, капуста, скрилла, мула, картоха, зеленые спинки, вашингтоны, джефферсоны, линкольны, бенджамины, гамильтоны, сыр, хлеб, салат, смачные поцелуи — народные прозвища американского доллара.

Опубликовано в журнале "Бизнес-журнал" №15 от 14 августа 2007 года.

Бутербродные деньги

О краеугольном камне современной мировой экономики — североамериканском долларе — хотелось написать еще два года назад, сразу после изучения материалов для «Сада сходящихся тропок» — нашего культурологического слепка Федеральной резервной системы США. Все, однако, откладывал, прикрываясь иллюзией несвоевременности, скорее даже — неуместности «наезда» на святая святых потребительской цивилизации.

Перелом в настроении, как ни странно, вызвала внешне безобидная заметка, растиражированная отечественными безбашенными СМИ: «Журнал The Economist опубликовал ежегодный «индекс БигМака», который оценивает покупательную способность национальных валют только по одному показателю: сколько стоит знаменитый гамбургер от McDonald’s. Разница между ценой БигМака в России и в США сократилась за год с 42,9 до 41 процента. Следовательно, согласно индексу, курс доллара к рублю должен быть не 25,67 рубля за один доллар, как сейчас, а около 15,5 рубля».

Сразу подумалось: до какого жалкого состояния должна дойти экономическая наука (заодно с обслуживаемой ею финансовой системой), чтобы цепляться за бутербродные ориентиры? Как же должна деградировать вера в «надежные» и «проверенные временем» дефляторы ВВП, потребительские корзины, оплаты неквалифицированного труда, расчеты ВВП на душу населения и индексы потребительских цен, чтобы сравняться по убедительности в глазах дезориентированной публики с «индексом» БигМака, а теперь еще, говорят, и плеера iPod?!2

Немного поразмыслив, пришел к убеждению, что за очевидным абсурдом сравнения бутербродных цен в разных странах (несопоставимая себестоимость производства, несопоставимые уровни оплаты труда, несопоставимые доходы населения, несопоставимая политическая конъюнктура и — главное! — несопоставимая ценовая политика McDonald’s, всегда подстраивающейся под местные реалии и балансирующей между сверхприбылью и страхом нарваться на погром и заполучить высаженные витрины) скрывается отчаяние перед нынешним состоянием мировой денежной системы, злокачественно деградировавшей от товарных денег к декретным, а под конец — к инфляционным кредитным деньгам3.

На фоне основного недостатка патриархальной привязки товарных денег к золоту и серебру, порожденного естественным дефицитом драгоценных металлов, которых периодически не хватало для поддержания паритета между денежной массой и объемом товаров/услуг, главный недостаток денег декретных (т.н. fiat money) — инфляционность, вызванная бесконтрольной эмиссией, — хоть и создавал обеспокоенность, однако не предвещал летального исхода. Даже кредитные деньги — эта чудовищная аберрация ростовщической ментальности, свернувшая нашу цивилизацию в бараний рог в XVIII веке, — поначалу пытались сохранять видимость приличия, поддерживая привязку к великим уравнителям (золоту и серебру) и не оспаривая приоритеты государства и народовластия (в лице Парламента) в вопросе контроля за эмиссией.

Затем двумя молниеносными ударами — в 1913-м (создание Федеральной резервной системы США) и в 1933 году (административный указ президента Рузвельта № 6102 и последовавшие за ним меры по уничтожению привязки доллара к золоту) — кредитные деньги завершили отрыв от реальности и окончательно вышли из-под контроля. С этого момента Его величество Доллар США занимался исключительно обслуживанием самого себя, погружая подспудно реальную экономику во мглу Майи и субъективность бутербродных индексов.

Жуткому катабазису4 денежной единицы Соединенных Штатов Америки мы и посвящаем наш сегодняшний рассказ.

От истоков до 1913 года

Поводом для выделения 1913 года в качестве переломной вехи в истории американских денег послужили отнюдь не авторские эмоции, а непреложный факт: по оценке Министерства финансов США, стоимость товаров и услуг в течение периода с 1635-го по 1913 годы оставалась относительно неизменной, зато с момента создания Федеральной резервной системы (в 1913 году) эта стоимость возросла в 25 раз5! Иными словами, Америка демонстрировала финансовую стабильность на протяжении почти трехсот лет, которые — обратите внимание — были наполнены самыми драматичными социальными потрясениями: Война за независимость, Гражданская война, выдавливание Франции, захват испанских территорий, геноцид коренного населения, золотая лихорадка, индустриальная революция и неистовый Drang nach Westen, отмеченный тысячемильной паутиной железных дорог и основанием бесчисленных новых городов.

В ХХ веке на территории США воцарился мир, а войны, опустошившие прочие континенты, обеспечили «форпосту демократии» условия для невиданного экономического роста. При этом, однако, состоялось не столько сокрушительное обесценивание американских денег, сколько превращение их в эфемерное, неуловимое, сюрреальное НЕЧТО, ни к чему не привязанное, ничем не обеспеченное и к тому же находящееся под контролем НЕИЗВЕСТНО КОГО. Неожиданное развитие событий, не правда ли?

За вопиющим обесцениванием денег и принудительной виртуализацией финансовых отношений скрывается хоть и трагичная, но весьма банальная социальная метаморфоза: речь идет о безоговорочном переходе властного контроля в мире от капитала производственного к капиталу банковскому. Здесь-то и начинается самое интересное: поскольку банковский капитал в том виде, как мы его знаем сегодня, в основе своей представлен так называемыми «старыми деньгами»6, резонно предположить, что названная метаморфоза корнями своими уходит в прошлое, несоизмеримо более далекое, чем 1913 год. По этой причине нам представляется целесообразным начать летопись американского доллара не с момента обретения им нового качества (1913 и 1933 годы), а с самых истоков — XVII века, эпохи колониальной зависимости Америки от Британии.