Чужой

Волны и позывных их раций мы не знали. Да и не до того было. Мы сделали то единственное разумное и возможное в такой ситуации. Схватили своих убитых и раненых. И бежали. Вместе с "духами". Они и мы забыли, что только что воевали между собой. Не до того было.

Бежали мы так, что и горные козлы умерли бы от зависти. Остановились только примерно километра через три. Попадав без сил на землю. Оценить это может тот, кто ходил по горным тропам. Опыта бега по горам нет. Ни у кого. Ума у всех хватает. Огонь по покинутому нами месту не ослабевал. Старались добрые люди!

Из моей группы двое были убиты. Шестеро получили ранения. К счастью лёгкие. Мне опять досталось. Бедную руку зацепило рядом с уже заживающим шрамом. О синяках под бронежилетом я молчу. Досталось от своих. В этот момент я твёрдо уяснил то, что слышал не раз от людей. Добро всегда наказуемо!

Убитых товарищей завернули в плащ-палатки и понесли. Сменяя друг друга. Так и дошли до базы.

Я доложил командиру отряда обо всём случившемся. Вину размазывать на всех не стал. Прятаться за чужие спины не умел и не любил. Чем бы, это мне не грозило. Сказал сразу. Моджахедов атаковали по моему приказу.

Начальство растерялось. Что со мной делать? Не знали. Наградить посмертно? Расстреляв перед строем. Или поцеловать? Как любил наш ушедший в другой мир широкобровый Генсек.

Как принято в таких ситуациях отправили рапорт. В главную контору. Они главные пусть и решают! А меня на всякий случай посадили под домашний арест. Тюрьмы и гауптвахты в лагере не было. Был составлен график охраны моей персоны. Толи чтобы не сбежал. Толи чтобы не застрелился. Делать не собирался ни первого, ни второго. Зачем радовать начальство?

Первым, охранником был старший лейтенант из отдела "глаза и уши". Он должен был показать остальным, как это делать.

Дальше в графике стояли фамилии бойцов моей группы. Другие группы были на заданиях. Вот и обходились теми, кто был под рукой.

Горшка мне не дали. Но организм требовал. Я попросился в туалет. Товарищ старший лейтенант, отказать не мог. Приказа не пускать меня в туалет не было. Поэтому мы вместе и пошли. Как человек компанейский предложил ему присоединиться ко мне. Он отказался. Настаивать я не стал. Занялся собой.

Добросовестно принялся облегчать свой мочевой пузырь и желудок. Издавая соответствующие звуки. Мой страж внимательно, наблюдал за процессом. Исходя из его внимания, я понял. Он исследователь физиологических процессов человеческого организма! Старался изо всех сил. Когда я закончил он не произнес ни слова. Даже не поморщился.

Тогда и понял свою ошибку. Он не был исследователем. А был просто извращенцем. Но процесс закончился. И я перестал размышления об этом. Спросить его постеснялся. Так и остался жить с нерешённым вопросом.

Ночью дежурил мой новый друг. Товарищ капитан. Я привык подчиняться приказам и дисциплине. Поэтому и сообщил ему, что мне нужно в туалет. Он кивнул и перевернулся на другой бок. Не смотря на опустившуюся ночь и темноту, мне пришлось идти самому. Но я не испугался. Может, хотелось сильно?

Из своего тайника вынул заплечный мешок. При помощи тряпок придал ему более округлую форму. И направился на вертолётную площадку. То, что меня отправят на Родину. Для разборок не сомневался. Должны были поступить строго. Хотя бы для назидания другим. Дать урок. Строгости.

Площадка с четырьмя вертолётами не охранялась. Враги были далеко. Свои даже хорошо выпив. В небо не рвались. Двери вертолётов были закрыты. Но давно известно, что замки от честных людей. А я честным не был. Из четырёх вертолётов один был с пассажирскими сиденьями. Не с откидными скамейками. Его любило начальство. Он и летал на Кушку. Я открыл его двери. Залез в салон. В известный мне тайник спрятал свой мешок. Закрыл двери и вернулся в казарму. Оставалось ждать приговора. Неопределённость тянулась три дня. Было нудно и скучно. Но делать было нечего. Вот и мучился.

Через три дня пришёл приказ из Москвы. Из Главной конторы. Прервать командировку и отправить меня по месту службы. В наручниках? В клетке? Об этом в приказе не было. Раздумывали не долго.

Меня освободили от домашнего ареста и на следующий день отправили на Кушку. Отправили одного без конвоя. Приказ есть приказ. Его не обсуждают, а выполняют. Не зависимо от личных чувств. Мне никто не завидовал. О том, что меня ожидает? Говорить не хотели. Знали, что ничего хорошего не ждёт. Но как не удивительно всё прошло тихо. Кроме прерванной командировки меня ничем не наказали. Не наградили. Но и не набили.

Причину такого мягкого наказания узнал позже.

Через десяток лет добрый работник отдела кадров одной рукой отдал мне моё личное дело. А второй рукой взял 2000 американских рублей. Деньги с изображением американских президентов горячо любили в нашей стране.

Дома, перед тем как уничтожить своё дело я внимательно прочёл его. Там имелась запись. Из неё всё и узнал.

Рапорт командира специального сводного отряда находящегося в командировке в Афганистане изъяли. Согласно резолюции моего друга товарища генерал-лейтенанта передали для расследования Борису Валерьевичу. Моему второму другу. По месту службы. Борис Валерьевич и похоронил его в куче бумаг и отчётов. Мои друзья помогли мне. Но никогда не говорили об этом. Поэтому я и отделался так легко.

С вертолёт, который должен был доставить меня и других на Кушку. Я не ошибся. Это был тот, где я спрятал свой багаж. Перед отлётом нас осмотрели работники отдела "глаза и уши". В моём мешке они обнаружили мой старый испытанный бронежилет с заклеенными дырками от пуль. На наружной стороне. "Глаза и уши" решили его изъять. Я доказывал, что это личное имущество. Память о командировке. Хотя он был мне не нужен. Но сдаться просто так? Не испортив им настроение? Не поспорив? Я не мог. Увы, победили они.

Мой верный побитый пулями "духов" и своих бронежилет изъяли.

С обиженным видом юркнул в салон вертолёта. Случайно оказавшись рядом со своим тайником. Со мной летело пятеро из нашего отряда. Остальные места заняли товарищи из отряда МВД. Парни весёлые. Отъезд начали отмечать ещё несколько дней назад. Да так и не прекратили своё занятие. Только сменили казарму на салон вертолёта. Пятеро моих сослуживцев были ими рекрутированы в отмечание. Вовлечь они хотели и экипаж. Те отказывались. Их стыдили. Ругали. Победила настойчивость храбрых парней. Командир экипажа взял налитый стакан и произнёс тост: