Цифровой, или Brevis est
Шрифт:
– Здесь нет такого. Вы ошиблись номером.
Номер точно совпадал с отцовским мобильным, давным-давно забитым в Арсенову записную книжку.
Снова начался дождь. Арсен сидел, сидел минут тридцать, прежде чем поднял наконец телефон, ставший пудовым, и вызвал номер Максима.
– Привет, Арсен, ты где? – голос звучал очень тепло, по-приятельски.
– Сижу под домом.
– Сиди, где сидишь, я подкачу через пять минут.
Арсен спрятал телефон в нагрудный карман куртки. Маленький мальчик в серой, под цвет дождливого неба, курточке все так же бороздил пространство лужи, заинтересованно глядя, как из мутной воды
Арсен поднял голову. На балконе его квартиры стояла мама, и рядом с ней девочка. На маме был бирюзовый спортивный костюм, Арсен узнал его. Он помнил, какими духами пахнет эта ткань. Он готов был лопнуть, разорваться, как шарик, – но тут подкатила машина.
Забрызганный дорожной грязью старый джип.
– Держишься? Молодец.
Максим не дал себе труда переодеться. Он сидел на водительском сиденье в шортах и футболке, короткие волосы на круглой голове топорщились, как иголки ежа. Темные очки съехали на кончик носа, поверх стекол поглядывали красные глаза запойного пьяницы. Или запойного игрока. Машина, сорвавшись с места, ломанулась через город без правил и оглядок – проскакивая на красный и вылетая, где можно, на встречку. Максим торопился и грубо нарушал под самым носом постовых, но ни один милиционер даже не повернул головы.
Арсен молчал. Мокрый рюкзак лежал у него под ногами. Максим включил радио; заблеял голосок, приглашающий в новый ночной клуб. Арсен протянул руку. Пальцами, потерявшими чувствительность, тронул колесико – убрал звук в динамиках.
– Что ты хочешь, чтобы я делал? – сказал, стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее. – Я все сделаю. Только верни как было.
Максим покосился мельком, и в этом быстром взгляде Арсену померещилось уважение.
– Не будем вести деловые разговоры на ходу. Тебе как минимум надо переодеться.
– Максим, – Арсен из последних сил боролся с истерикой, вот-вот грозящей превратить его в орущее дурное чудище. – Ты можешь все вернуть?
– Могу… Спокойно. Тебе надо выпить чего-нибудь горяченького. А возможно, горячительного. Ты насчет алкоголя как?
Двери лифта открылись. Правая створка чуть дернулась – как всегда. Арсен нажал кнопку звонка, потемнел изнутри глазок. Тут же распахнулась обитая дерматином дверь, мама выскочила в коридор и обняла его.
– Наконец-то! Арсенка, Арсенка, мы так соскучились! Слушай, ты вроде мало загорел… Не повезло с погодой? Заходи, давай в душ, я поставлю греться ужин…
Он вошел в прихожую, уронил рюкзак на светлый ламинатный пол. Стянул мокрые туфли, сунул ноги в растоптанные тапочки. На кухне мурлыкало радио, мама звенела посудой, потом выглянула, веселая, раскрасневшаяся:
– У нас отключали горячую воду, а как раз вчера дали опять, прямо к твоему приезду!
– А где папа?
– Уже едет, я ему позвонила…
Арсен вошел в ванную. Огляделся. Чистые полотенца на своих местах, зубные щетки в стакане. На стеклянной полочке с кремами и гелями – забытый МП3-плеер. Он повернул колесико защелки, запираясь, потом открыл, потом снова запер дверь. Защелка открывалась и закрывалась, повинуясь правой кнопке мыши.
Щелк. Щелк.
Открыто. Закрыто.А ведь я рехнусь, подумал Арсен совершенно спокойно. Вот от этого колесика. Я закрывал и открывал его миллионы раз. Я вырос в этой квартире. Щелк мышкой – закрыто. Щелк мышкой – открыто.
Он сидел в офисном кресле перед большим плоским экраном. Шум воды в кухне, голос мамы, звонок из прихожей доносились из динамиков.
– Арсен! – позвала мама. – Папа пришел!
Он тупо смотрел на защелку. Теперь открыто или закрыто? Открыто. Дверь поддалась, повинуясь нажатию клавиши «W». «W» – вперед. «A» – налево. «D» – направо.
Он сразу увидел папу посреди прихожей. Папа шел, хохоча и раскинув руки, как в раннем детстве. Арсен увидел, что почти сравнялся с ним ростом.
– Привет, путешественник!
Папа обнял его, но Арсен ничего не почувствовал. Только увидел, как на экране одна нарисованная фигура обнимает другую.
В раковине бежала вода. Полупрозрачная струя, матовое цилиндрическое тело, упершееся верхним концом в черное отверстие крана, а нижним мягко растекающееся по фаянсу.
Арсен сидел на краю ванны. В его руке была зубная щетка с застывшим червячком пасты на цветной щетине. Зажав правую кнопку мыши, он поворачивал экран, разглядывая подсохшие брызги пасты на зеркале, и следы от тряпки на кафельном полу, и собственные нарисованные босые ноги. Странно: его ноги босые, на экране. Его ноги в ботинках, под столом.
В дверь ванной – там, на мониторе – постучали:
– Арсен, ты еще долго там? Все в порядке?
«Да, ма, все в порядке», – набил он ответ в окошке чата.
– Точно? – голос в наушниках звучал теперь обеспокоенно. – Арсенка, ты какой-то пришибленный, что случилось?
«Я устал… Я сейчас выйду».
– Не пугай ты их так, – сказал Максим.
Максим был рядом, в двух шагах. Ближе, чем нарисованные родители. В этой комнате с мониторами на стенах Арсен бывал уже не раз. Сейчас мониторы работали все: ходили тени. Брели люди из метро, брели покупатели вдоль стеллажей магазина, на общем плане какой-то транспортной развязки красным выделялись машины, превышающие скорость. Максим насвистывал, и Арсен, чтобы не слышать его, плотнее прижимал к ушам поролоновые наушники.
– Не пугай их, – вкрадчиво повторил Максим. – Выводи персонажа из ванной. Они подумают хрен знает что.
«Выводи персонажа…»
Арсен кликнул мышкой по дверной защелке. Открылась дверь, и на экране появилась мама, встревоженная, в тяжелом бирюзовом халате:
– Арсенка, ты здоров?
Движением мыши он заставил нарисованного мальчика на экране коснуться плеча нарисованной женщины:
«Все класс. Спать охота…»
– Полдесятого вечера! Ты никогда так рано не ложился. Померяешь температуру?
«Могу, – написал Арсен в окошке чата. – Нормальная».
Он увел персонажа в свою комнату, уложил в кровать и укрыл одеялом с головой. Экран потемнел: выключили свет в коридоре, мама и папа о чем-то говорили на кухне, но слов нельзя было разобрать, даже увеличив звук до максимума. Арсен стащил с головы наушники и свернул окно. На рабочем столе у Максима была лесная полянка с высоченными ирисами, лиловыми и сиреневыми.
Максим молча отодвинул от него клавиатуру и поставил на край стола стакан чая со свисающей на ниточке этикеткой от заварного пакетика: