Цикл: Рохля

Хлое наконец отвела глаза от стен колодца и взглянула на Соланж.

–  Нам придется лезть вверх, пока они не кончатся. Приготовься к этому: дорога будет долгой.

–  А они где-нибудь кончаются?
– спросила Соланж, и голос ее прозвучал жалобнее, чем ей бы этого хотелось.

–  Не знаю, - честно ответила Хлое.

Некоторое время Соланж это переваривала.

–  А как? Нужны же… ну, ступеньки?

На лице Хлое промелькнула улыбка.

–  Это будет, я обещаю. У тебя есть что-нибудь перекусить?

–  А!
– Соланж полезла в ранец.
– Бутерброды подойдут? Я всегда…

–  Тогда ешь и постарайся собраться с силами.

Хлое прикрыла глаза, как будто погружаясь в себя. Соланж смотрела на нее с любопытством, не забывая при этом работать челюстями.

–  Хлое, я ничего о тебе не знаю.

Библиотекарша усмехнулась, как могла бы усмехнуться баньши.

–  В детстве за мной недоглядели няньки, - сказала она.
– Я отравилась книжной ягодой. С тех пор все для меня стало иначе.

Она подошла к стене и уперлась в нее руками.

–  Завтра будет новый день, - начала она.

* * *

–  Ничтожество!
– кричали черными буквами стены.

–  Не представляю, кому это может быть интересно!

Из мелких черных букв складывались кривящиеся рты, презрительно оттопыренные губы… Соланж лезла впереди, перехватывая онемевшими руками скобы, вбитые в гладкую поверхность костыли, а иной раз подтягиваясь животом на настоящие мраморные ступеньки. Она казалась себе испачканной.

–  Да с нею же не о чем говорить.

–  По крайней мере странно сравнивать меру ее скудного таланта с…

–  Может, она просто слишком глупа?

Они кривились в гримасах притворного сожаления, но сожаление их, было, разумеется, лживо. Только так они и могли существовать: изливая грязь на тех, кого засосало в их ловушку.

–  Кто они и почему они это говорят?

–  Это совершенно неважно, - ответила Хлое.
– Важно лишь то, что ты за ними сам себе это повторяешь. А вот это уже никуда не годится.

Хлое карабкалась следом, подстраховывая Соланж на случай, если бы у той разжались руки. Хлое рисковала больше, потому что вбитые ею штыри и скобки с угрожающей скоростью растворялись там, где они с Соланж уже проползли.

Хлое ведь их слышит… тьфу, видит… она бы, Соланж, на ее месте давно сорвалась вниз, в уходящую прямо под ногами черную пасть. Оглядываясь, Соланж видела руки Хлое, очень тонкие и очень белые, цепляющиеся за ступеньки с неистовой силой, будто там, внизу, уже ничто не держало ее веса. И лицо, поднятое вверх - какое-то очень далекое. Голос ее звучал непрерывно, мощно и гулко, как из колодца. Впрочем, почему - как? И было в нем мрачное, приподнимающее торжество.

Четвертый раз полоумный жасминрасцвел в этом году.Вероятно то, что случилось с ним,вам не стоит иметь в виду.Дерзкий запах безумья - зима не зима -наплывает, дразнит, растет.И саму возможность сойти с умаВам не следует брать в расчет.

–  Смотри вперед!
– приказала библиотекарша.
– Вон еще одна! Тянись.

Ибо сущее создано вам под статьи грядущее - про запас.Океан, чтобы плыть, небеса, чтоб летать,и земля, чтоб насытить вас.И когда вы поймете, что мир прост,доступен и объясним,над зеленым берегом в полный роств пятый раз полыхнет жасмин.Стихотворение Юрия Михайлика.

Эта была широкая, мраморная, на ней хотелось отдохнуть и перевести дух, но все равно их ненадолго хватало. Вбитое в стену пропадало, поглощенное и переваренное жадной липкой чернотой. Эти рты не заткнуть. Ты только подтягиваешься снова и снова. Кажется, всю свою жизнь, от рождения. Ты уже не помнишь, что там было, и было ли что-то прежде. И страшно подумать, что тебе так подтягиваться всю остальную жизнь. От одной мысли об этом руки разжимаются. Каково ж там Хлое, которая… которая знала, куда лезет! Которая тут не в первый раз, если Соланж правильно поняла.

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сетиПробьется мое своеволье.Меня - видишь кудри беспутные эти?-Земною не сделаешь солью.Дробясь о гранитные ваши колена,Я с каждой волной - воскресаю!Да здравствует пена - веселая пена -Высокая пена морская!Стихотворение Марины Цветаевой

–  Почему ступеньки получаются разные?
– спросила девочка, оглянувшись.

Хлое снизу бледно улыбнулась.

–  Некоторые из них - шедевры. Другие так… вовремя пришедшиеся слова. Главное, подобрать такие, чтобы работали.

Прилипшая к влажной щеке черная прядь была как мазок грязи по лицу. Хлое с трудом переводила дыхание.

–  А почему они исчезают?

–  Потому что эта дрянь на стенах такого рода, о которой не думать нельзя.

–  Я могу помочь?

–  Попробуй. Принцип ясен?

–  А… ага.

Соланж набрала в грудь воздуха.

–  А если у меня рифма будет неправильная, или не сложится размер?

–  Неважно. Ты вообще можешь говорить что угодно, лишь бы оно правильно работало. Просто по ритмизированной строке проще…

–  Тогда это должно быть просто. Я не думаю, что Септиму там, дома, лучше чем…

–  Нет!
– заорала Хлое.

Соланж стремительно обернулась: Хлое повисла над пропастью на руках.

–  Сумма эмоций!
– прохрипела та.
– Неправильная.

–  Мама любит меня, - выпалила Соланж первое, что на языке вертелось.

Чудная ступенька-скобка появилась над ее головой, но у Соланж не было времени ее оценивать. Она перебралась на шаг выше и оглянулась.

–  Подтягивайся, пожалуйста!

Хлое кивнула в знак того, что слышит. Она шептала там что-то, губы ее казались черными, но глаза ее блестели, и виделся вызов в тех глазах.

Если бог нас своим могуществомПосле смерти отправит в рай,Что мне делать с земным имуществом,Если скажет он: выбирай?Мне не надо в раю тоскующей,Чтоб покорно за мною шла,Я бы взял с собой в рай такую же,Что на грешной земле жила,-