Цивилизации

Эта традиция была подхвачена просвещенным критиком Старого Света Луи Арманом де Лом д’Арсе, который именовал себя титулом, проданным его семьей за наличные, — сиром де Лаонтеном. Рупором его вольного антиклерикализма стал изобретенный им собеседник-гурон по имени Адарио — своего рода серьезный Пак [384] , с которым он прогуливается по лесу, обсуждая несовершенство перевода Библии, достоинства республиканизма и свободной любви. Адарио стал прообразом туземного гурона у Вольтера. Он говорит, что «король Франции — единственный свободный француз, ибо один может наслаждаться достойной восхищения свободой французов» [385] . Романтиков и революционеров он привлекает своим описанием простых супружеских отношений: Лаонтен утверждает, что гуронская женщина выражает согласие, задув факел, который несет избранный ею партнер. В другом отношении сочетание качеств гурона: любовь к миру и воинская доблесть — кажется очень показательным. Согласно Лаонтену, пятьдесят гуронов, «вооруженных только камнями» [386] , способны остановить пять тысяч французов. Более того, наряду с другими племенами Великих озер у них есть традиционная система знаков для обозначения номеров, дат и названий местности, которая может стать ядром прекрасной письменности. Гуроны записывают количество воинов и раненых, исход битв, длину пути, расположение мест встречи и полей битв [387] .

384

Речь идет о персонаже комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь».

385

Baron de Lahontan, Dialogues curieux entre Г auteur et un sauvage et Memoire de VAmerique septentrionale, ed. G. Chinard (Baltimore, 1931), p. 205.

386

Nouveaux voyages de M. le Baron de Lahontan dans VAmerique septen trionale, 2 vols (The Hague, 1703), i, p. 42.

387

Ibid., pp. 153–155.

Пьянящая красота мифа о гуронах в Европе была разбавлена поставленной в Париже в 1768 году комедией неизвестного автора, которая также послужила Вольтеру источником создания образа мудреца-гурона. Герой комедии демонстрирует все качества естественного человека — как охотник, любовник и воин в войне с Англией. Он путешествует по миру с интеллектуальными целями — «увидеть, как он устроен». Побуждая его одеться, как одеваются французы — предполагается, что он тоже француз, ему говорят, что нужно следовать моде; он отвечает: «среди обезьян, но не среди людей». «Если ему не хватает знакомства с трудами великих мудрецов, — замечает один из его хозяев, — то у него есть изобилие чувств, что я оцениваю более высоко. И, боюсь, став цивилизованным, он обеднеет». Став жертвой любовного треугольника, типичного для комедий того времени, гурон призывает толпу сжечь крышу и пробить стены тюрьмы, где томится его возлюбленная. Поэтому его арестуют за подстрекательство к мятежу: «преступление его очевидно: призыв к восстанию». Это кажется более замечательным предсказанием 1789 года, чем «Великое кошачье убийство» [388] . Таким образом, культ благородного дикаря вдохновлял популярных политиков и предвещал революцию [389] .

388

Эпизод из истории Франции. В 30-е годы XVIII века работники типографии, расположенной на улице Сан-Северин, страдали от ночных воплей кошек, не дававших им спать. Получив разрешение хозяина, работники переловили кошек, устроили во дворе суд над ними, приговорили к смертной казни и повесили. Этот эпизод неоднократно изображался в народных комедиях и действительно стал одним из предвестников судьбы аристократов в годы революции.

389

Le Huron: comedie (Paris, 1768), pp. 13, 23, 51–54.

Чтобы определить перспективы просвещения в лесах, заманчиво остановиться и исследовать подлинную жизнь гуронов. Однако для изучения возможностей и ограничений лесной цивилизации больше подходят соседи и враги гуронов ирокезы, потому что для них характерны цепкость и упорство в выживании, впечатляющая материальная культура, изобретательные политические традиции и поддающиеся оценке военные успехи и поражения. Ирокезы говорили на том же языке, что и гуроны, у них общие основные элементы культуры, но они никогда не становились любимцами белых людей: для этого они вели себя слишком вызывающе, были несговорчивы как враги и ненадежны как союзники.

Ирокезы — название союза пяти племен, занимавшего в период расцвета, в то время, которое можно назвать Средневековьем и началом современности, полосу наиболее продуктивного леса от верховьев реки Гудзон до западного берега озера Эри. В начале XVIII века к союзу добавилось шестое племя — тускарора из Каролины. Наиболее пригодные для жизни леса с большим количеством ресурсов для вольготного образа жизни располагаются на границе между вечнозеленой и листопадной растительностью; там, где открывался доступ к болотам, озерам и рекам, появлялась возможность использовать разнообразные типы окружения, что часто способствует зарождению цивилизации. Такова была территория ирокезов, и ни одна другая местность с лесами больших размеров не сравнится с нею в этом отношении.

На западе лес переходил в травянистую равнину; на севере и на востоке лесная растительность становилась более однообразной; к югу не было великих озер, а значит, и больших прибрежных территорий, которые использовали все племена ирокезов, кроме могауков, самого восточного племени союза. Более того, как заметил отец Сагар, климат между северными и южными берегами Великих озер становится все более благоприятным для сельского хозяйства, когда углубляешься в земли ирокезов: граница местности, где свыше 140 дней в году возможны заморозки, что делает невозможным выращивание кукурузы, проходит к северу от озер Онтарио и Эри и вдоль южного берега озер Гурон и Мичиган.

Именно разнообразие условий леса, в котором они жили, позволило ирокезам вести сезонные переходы без устройства постоянных поселений или городов. Год у ирокезов состоял из времени посадки, сбора урожая, рыболовства, охоты и сбора кленового сока. Сок следовало собирать в кленовых рощах ранней весной. Кукурузу сажали в другом месте, вблизи длинного дома. Зиму лучше всего проводить в разбросанных лагерях, с подвижными охотничьими группами. Периодически места расположения поселков приходилось менять из-за истощения почвы и опустения леса. Тем не менее в подходящее время года здесь могло быть сосредоточено значительное население. Самым крупным поселением в районе Великих озер в XVII веке был Каскаскиа на Иллинойсе; в 1680 году здесь насчитывалось свыше семи тысяч жителей [390] , но обычно поселки гуронов и ирокезов насчитывали примерно тысячу человек.

390

H. Hornbeck Tanner, ed., Atlas of Great Lakes Indian History (Norman, 1986), p. 5.

Питалось население характерной триадой, своего рода культурным посланием юга: кукуруза, бобы, тыква. Вкусом, запахом, ощущением жизни ирокезов можно насладиться при помощи кукурузной каши на тарелке из коры и запаха измельченного в порошок табака — кашу едят, а табак вдыхают духи, упоминаемые почти в любом ирокезском мифе. Чтобы без металлических инструментов расчищать искусственные поляны для посадки, деревья нужно было валить с большим трудом — кольцевать их и выжигать: на стволе на высоте в два-три фута над землей кольцом вырезали кору, внизу наваливали ветки и поджигали их; так поступали до тех пор, пока пень не прогорит. «Расчистка леса, — пишет отец Сагар с нехарактерной для него недооценкой, — представляет собой проблему» [391] . Народные воспоминания о технике вырубки и выжигания можно увидеть на картине, на которой уцелевшие представители племени сенека изобразили мир духов своих предков: предки обрабатывают участки между высокими пнями [392] и сохраняют традиции охотничьей магии, которыми готовы поделиться и с потомками в обмен на почитание и подношения.

391

Op. cit., p. 103.

392

W. N. Fenton, The False Faces of the Iroquois (Norman, 1987), p. 383.

Не зная более эффективной технологии вырубки, ирокезы и их соседи не могли обходиться без леса. Однако было бы ошибкой считать, что они были привязаны к длинным домам своей технической неизобретательностью. Общества разрабатывают ту технологию, в которой нуждаются. Едва им перестает нравиться их среда обитания, они находят способы изменить ее. В отличие от их европейских и азиатских двойников у жителей леса Северной Америки не было перед глазами примера, который пробуждал бы их недовольство. А что касается стратегии выживания, то в культурах юго-запада и юга строительство городов не принесло плодов. Не было и вызова лесам со стороны враждебных идеологий, как в случае ненавидевшей леса римской религии или христианства. Всякий раз, надевая ритуальные «личины» — изображения мифических существ, увиденных во снах или в листве, когда они перебегают от дерева к дереву [393] , ирокезы провозглашали свою верность лесу. Духи представляются в виде голов без тел, с длинными раскачивающимися волосами, с выпуклыми глазами, растянутым ртом, высунутым языком, толстым или приплюснутым носом — или с любой комбинацией этих черт, — и требуют кукурузную кашу и табак. В благодарность они придают маскам лечебную силу и позволяют шаману выдерживать жар, когда он рукой загребает уголья и сдувает горячий пепел на больного.

393

Ibid., p. 27.

Ирокезы получили в свое распоряжение первую в истории Соединенных Штатов резервацию и все еще владеют несколькими участками первичного леса, предоставленными им людьми с меньшим количеством экологических запретов. Упадок начался в XVII веке с прекращением роста населения, вероятно, связанным, как и во всем остальном Новом Свете, с распространением европейских болезней, к которым у туземцев не было иммунитета. Сокращение населения не привело к изобилию ресурсов из-за потока беженцев в район Великих озер и из-за все более смертоносной конкуренции, связанной с торговлей мехами. Спрос в Европе на меха сказался на лесе индейцев так же, как потребность в рабах — на туземных царствах западной Африки. Это не главная причина насилия, но она усугубила насилие, тем более введя огнестрельное оружие. Вначале в нескольких войнах воины-иро-кезы, вооруженные английскими ружьями, грозили превратить весь район Великих озер в ирокезскую империю; но жертвы расширяющегося влияния ирокезов сопротивлялись с помощью французского оружия, пока в 1701 году не был заключен общий мир. Вражда Франции и Англии до 1763 года и Англии и Америки с 1776 года позволила племенам индейцев сохраниться; но Американская революция разрушила союз племен: племена союза встали на стороны обоих соперников. Победа колонистов привела к началу создания системы резерваций, которая почти лишила ирокезов их традиционных земель. Большая часть резерваций, созданных в 1780-е и 1790-е годы, была уничтожена в середине следующего столетия, когда в живых оставалось всего около пяти тысяч ирокезов. Сегодня ирокезы живут в городах и практически неотличимы от остальных американцев, за исключением времени праздников, когда они собираются в длинных домах, разыгрывают сцены в масках и рассказывают об истории своего народа.

Плаванье на бревенчатом плоту: Европа после леса

С невероятной приверженностью римским чувствам и точностью их передачи Линдсей Дэвис недавно снял серию детективных фильмов и триллеров о Риме времен Веспасиана. В одном из них герой исполняет поручение на краю все еще заросшей лесами Европы сразу за пределами империи [394] . То, что он видит, ему очень не нравится: чуждый мир, дикие звери, вредный воздух, странные звуки, нависающий подлесок, «грибы как морщинистые лица», свисающие с древних деревьев, и римский лагерь, пустой, если не считать костей жертв массовой бойни. Лес — страна диких племен, где и человек и природа одинаково смертельно опасны для римлян.

394

L. Davies, The Iron Hand of Mars (New York, 1992), pp. 220–224.

После не слишком настойчивых попыток Рим решил, что участки сплошного леса, который все еще покрывал большую часть североевропейской равнины и предгорья за Рейном, не стоит цивилизовать. Германия Тацита покрыта дикими лесами и болотами. Он признает, что эту местность можно превратить в сельскохозяйственные угодья, но германцы предпочитают своих низкорослых коров. У них мало золота и серебра — но не из-за благородного самоотречения, а просто из-за неизлечимой бедности [395] . У них не только нет городов, «они даже не хотят, чтобы их дома стояли по соседству друг с другом», а предпочитают «жить отдельно, там, где им понравится источник, роща или лужайка… Они не строят каменные стены и не покрывают крыши камнем, устраивая жилища из грубо срубленных стволов деревьев или выкапывая в земле и покрывая грудой навоза» [396] . Пища у них простая — дикие плоды, свежая дичь и свернувшееся молоко. «Они удовлетворяют голод без приготовления сложных блюд и без приправ. Но в удовлетворении жажды они не проявляют такой похвальной умеренности». Чтобы их завоевать, лучше всего дать им сначала опьянеть [397] .

395

Tacitus, The Agricola and the Germania, trans. H. Mattingly and S. A. Handford (London, 1970), pp. 104–105.

396

Ibid., pp. 114–115.

397

Ibid., pp. 104–105, 114–115, 121.