Цвет надежды

И эта девочка напротив опять перед выбором: он или Блэк. И выбор снова окажется предопределен. И это еще один камешек в общую копилку доводов против Блэка.

Нарцисса смотрит на часы, болтает соломинкой в нетронутом коктейле. Им пора расходиться, потому что еще пара минут, и снова будет боль и отчаяние. Снова пропасть. Перебросят ли они мост во второй раз? Тогда потребовалось немало времени. А ведь жизнь летит, не останавливаясь, и тратить ее на глупые обиды нелепо. Вполне может быть, что завтра уже не на кого будет обижаться…

Данным давно он пообещал себе не пытаться читать мысли Нарциссы. Это даже нравилось — угадывать ее настроение по взгляду или пожатию плечами. Но мысли все равно чувствуешь. Даже не сами мысли, а некий эмоциональный фон. Так все последние годы Северус видел, что Нарциссе одиноко и пусто на душе. Со стороны могло показаться, что это спокойствие и умиротворенность, но Северус бы назвал это скорее унынием и обреченностью. И вот после побега проклятого Блэка все изменилось. Стоило ему сегодня взглянуть на Нарциссу, и точно вернулся в детство. Блеск глаз, румянец на щеках. Но дело даже не в этом. Об эмоции Нарциссы можно было обжечься, в них можно было утонуть, как в бушующем океане. Впервые за столько лет в ней билась жизнь. И Северус не хотел, чтобы это прекращалось, но и идти на поводу у женских глупостей он не мог.

— Идем? — Мариса с готовностью подхватила сумочку. Она давно доела свое мороженое, да и перемену в общем настроении уловила быстро.

— Как можно найти Люпина?

Вопрос Нарциссы заставил Северуса поперхнуться холодным кофе, который тот решил допить, чтобы скрыть неловкость.

— Зачем он тебе?

Нарцисса открыла рот, но объяснить не успела.

— Это для меня.

Северус удивленно обернулся к миссис Делоре.

— Не понял.

— Что здесь непонятного? Я могу узнать о понравившемся мне мужчине?

— Мужчине? Мы все еще о Люпине говорим?

— Се-ве-рус, — Нарцисса попыталась вклиниться в беседу.

Они видела, что Снейп на пределе от их разговора, а Мариса, когда входила в роль…

— Да, представь себе.

— Он…

— Тебя что-то смущает? Я женщина одинокая. А он был красив в молодости.

— Ты зрение проверяла… в молодости?

— Я-то да, а вот…

— Так, хватит! На нас уже оборачиваются. Северус, просто ответь… ты знаешь, как его найти?

— Нет!

— А спросить у Дамблдора? — вкрадчиво проговорила Мариса.

— Я не собираюсь заниматься подобными глупостями.

Взгляды карих и серых глаз скрестились подобно клинкам.

— Северус, нам больше не к кому обратиться.

Мужчина уперся ладонями в крышку стола и встал. Нарцисса умоляюще посмотрела на него снизу вверх.

Северус вознес руки словно в молитве и обратился куда-то в небо. Правда, его фразу с трудом можно было назвать смиренной.

— Какого черта я всегда делаю глупости по твоей просьбе?

И сам же себе ответил: потому, что в его жизни нет других просьб. Он больше никому не нужен. Только этой женщине, в чьих глазах мольба смешалась с болью.

Он беспомощно махнул рукой.

— Чур, щенков в мою честь не называть, — бросил он сторону Марисы и вышел.

— Щенков?

Мариса удивленно оглянулась на подругу. Та пожала плечами.

— Совсем плох стал, бедняжка.

— Мариса! — Нарцисса возвела глаза к потолку.

— Ладно. Монолог на тему «как ты можешь общаться с человеком, который просто отвратителен» я оставлю до лучших времен.

Мариса направилась к выходу.

* * *

Ремус Люпин сидел на скамейке в парке и рассматривал редких прохожих. Начало сентября в этом году выдалось дождливым и серым. Как раз подстать его настроению. А поводов для уныния было предостаточно. С одной стороны, ему удалось найти работу. Предложение Дамблдора застало врасплох. Во-первых, потому, что директору Хогвартса удалось его отыскать, а во-вторых, он и не ожидал, что когда-нибудь будет претендовать на роль преподавателя в своей старой школе. Так уж устроен мир, что предложения работы не сыплются на оборотня как из рога изобилия, да еще время выдалось напряженное. Ремус согласился, не раздумывая. Он сам давно собирался вернуться в родные места, но все откладывал. То одна причина, то другая… Он отыскивал их, подобно археологу на раскопках, что извлекает на свет драгоценности из горы хлама и песка. Вот и Ремус выуживал из руин своей жизни благовидные предлоги для перемещений с места на место.

Предложение Дамблдора совпало с тайными желаниями, и Ремус расслабился. Подзабыл, что этого делать совершенно нельзя. Просто Дамблдор, ставший его ангелом-хранителем много лет назад, всегда действовал успокаивающе, и казалось: все его решения — правильны, все будет хорошо. А в жизни Рема так не хватало этой самой правильности и предопределенности в хорошем смысле этого слова. Да и вообще, порой хочется просто остановиться и позволить другому решить твои проблемы, не всю же жизнь вести неравный бой самому.

И лишь в «Хогвартс-экспрессе» он понял, какую ошибку совершил. Но, как часто бывает, пути к отступлению уже не было. Были взятые на себя обязательства, был долг, был…

Мерлин! Только один Мерлин может понять, что испытал Ремус Люпин, узнав о побеге Сириуса. А еще большее потрясение — колдография в газете.

Даже словами не объяснишь. Словно… Ремус не мог подобрать эпитетов. Как будто он находился в темной комнате, в которой порой страшно, порой одиноко, но уже привычно и понятно, и вдруг зажгли свет. И не тот мягкий и согревающий, который дают разожженный камин или несколько ласковых свечей. А свет от усиленного заклятия люмос или же маггловского освещения. Когда больно глазам и хочется спрятаться. Свет, не приносящий радости. Как… лунный.

Все эти годы он загонял мысли о Сириусе в самые потаенные уголки сознания. Он не хотел их, он их просто ненавидел. Потому что каждая отзывалась тупой болью где-то под ребрами. Потому что в памяти на фоне смеющегося мальчишки всегда возникали руины дома Джима и Лили. И мягкая улыбка Питера и… Гарри. Маленький беззащитный Гарри, который так звонко смеялся, стоило Сириусу взять его на руки.

И… было необходимо как-то это принять. Верил ли Ремус Люпин в предательство?

Ремус Люпин — бывший аврор. Ремус Люпин привык верить фактам. Никаких домыслов, никаких иллюзий — лишь сухие факты. Хранитель тайны — раз. Несколько невинных магглов — два. Питер — три. Сухие факты.

И не вспоминать фразу «я невиновен!», еле различимую, словно с трудом выдавленную, пересохшими искусанными губами. Не вспоминать…

Раньше Ремус Люпин не любил ночи, освещенные полной луной. Потом перестал любить абсолютно все ночи. Когда утомленному сознанию плевать на сухие факты. Когда слышишь негромкий голос:

«Опасен, говоришь? Покажи хоть одного, кто, имея волшебную палочку и десяток заклинаний, неопасен».

Слова друга. Слова человека, который доверял, прощал и принимал.