Цыганский барон

— Что случилось? — растерянно спросила Кэтрин. — Доминик, что с тобой?

— Тебе нужны деньги? — зло спросил Доминик, срывая пояс со своей красной шелковой рубахи.

Кэтрин в ужасе смотрела, как он достает из потайного кармана деньги.

— Так бери, у меня их больше, чем нужно, а у тебя в достатке прелестей, за которые я готов заплатить!

— Что? Как ты смеешь…

— Дело даже не в том, что ты оскорбляешь кохайи, притворяясь, будто владеешь их ремеслом, дело в том, что ты ничего мне не сказала.

— Я не хотела никого оскорбить. Я делала это для тебя и остальных. Я думала, что так смогу быть вам полезной.

— Не выкручивайся, Кэтрин. Правда в том, что денег, которые ты у меня украла, не хватит, чтобы добраться до Англии, до твоего чудесного женишка. Я сказал, что отвезу тебя. Так нет, ты не веришь. Ты упорно хочешь добраться туда сама.

— Ты сошел с ума!

Доминик скинул рубаху и бросил в угол.

Кэтрин стало не по себе. Она попыталась проскользнуть к двери. Но не тут-то было: Доминик поймал ее за руку и потащил к кровати.

— Тебе только кажется, что ты любишь его.

Он сел рядом с ней на кровать и стянул сапоги. Они с тяжелым стуком упали на пол. Затем он встал и принялся расстегивать брюки.

Кэтрин в ужасе смотрела на его плоский живот, на обнажившуюся полоску темных курчавых волос, уходивших треугольником вниз, на распиравшую бриджи припухлость.

— Что ты делаешь? — дрожащим голосом спросила она. От его голодного взгляда пересохло во рту. Кэтрин медленно отодвинулась к краю, готовая вскочить и броситься наутек, но Доминик опередил ее, поймал в свои могучие ручищи и прижал к себе.

— Ты никуда не пойдешь. Хватит. Я слишком долго ждал.

Он прижался к ее губам, требовательно, грубо. Кэтрин уперлась руками ему в плечи, замотала головой.

— Я говорю правду! — с трудом высвободившись, воскликнула она.

Он схватил ее за плечи и тряхнул изо всех сил. Потом повалил ее на кровать. Кэтрин почувствовала, как жадно он сжимает ей грудь, затем услышала звук рвущейся ткани.

— Теперь я возьму то, что уже брали другие.

— Доминик, — пробормотала она, еле живая от страха, — прошу тебя… ты не понимаешь. Прошу, не делай этого!

Но он уже ничего не соображал от страсти. Распяв ее на кровати, он пытался поцеловать се, прижимаясь к ней всем телом.

— Умоляю, выслушай!

Прошло несколько долгих минут, пока ее слова, ее мольбы дошли до его сознания. Он взглянул в ее глаза и не увидел желания — один только страх.

«Что я делаю?» Доминик перевел дыхание, тряхнул головой. Он отпустил ее, и она села на кровати.

— Ты хочешь получить то, что брали другие, — тихо сказала она. — Но других не было. — Зеленые глаза ее светились смущением. — Никогда не было.

Доминик нахмурился. Сердце колотилось, как бешеное.

— Ты что, девственница?

Ее бледные щеки окрасил слабый румянец.

— Да.

— Но этого не может быть. В цыганском таборе? Нет. Не поверю. Только святой не посмел бы взять тебя.

За окошком сгущался сумрак. Были слышны веселые голоса, пение. Доминик обхватил руками голову.

— Я предназначалась паше, — сказала Кэтрин. — За невинную девушку они собирались получить огромные деньги. Потом был Вацлав. А потом… ты сам знаешь.

Доминик не верил своим ушам.

— То, что я рассказала тебе насчет денег, тоже правда, — продолжала Кэтрин. — Я делала это для тебя и других. Я хотела помочь. Я надеялась, что ты будешь мной гордиться.

Глядя в ее честные глаза, он чувствовал, словно тяжкий груз падает с плеч, и вина ложится на сердце.

— Проклятие, — выдохнул Доминик.

Тело его болезненно ныло от желания. Ее грудь виднелась сквозь дыру в блузе, и нежные алые губы припухли от поцелуев. Господи, как он ее хотел!

Неужели она и вправду девственница?

— Прости. Я увидел, как ты брала деньги, и что-то во мне перевернулось. Я был не в себе.

Она робко улыбнулась. Она простила его. Сейчас она была такой невинно-трогательной, такой милой и от этого еще более желанной.

— Ничего страшного. Я не обиделась.

— Я никогда тебя не обижу, — сказал он нежно. Никогда, никогда он не посмеет сделать ей больно. — Поверь мне, Кэтрин. Что бы ни случилось, ты должна в это верить.

Улыбка се потеплела. В глазах ее он прочел благодарность. Доминик наклонился и поцеловал ее, нежно, ласково. Кэтрин колебалась всего лишь секунду, прежде чем вернуть ему поцелуй. Осторожно коснулась языком его языка.

Но когда она хотела отстраниться, он чуть-чуть углубил поцелуй, словно просил побыть с ним еще немного. Губы ее потеплели, стали податливее, мягче. А Доминик опять напрягся. Он хотел заполнить ее собой, целовать ее грудь, ласкать ноги. Но усилием воли сдерживал себя.

— Прости, мой огненный котенок, — шептал он, — я должен был тебе верить или хотя бы дать объясниться.

Он целовал ее сладко, словно извиняясь, и нежность его убеждала Кэтрин в том, что он говорит искренне.

Когда Кэтрин обняла его, он стал смелее. Рука его скользнула вверх, в прореху на блузке, к груди. Приятная тяжесть на ладони, отвердевший под пальцами сосок. Кровь закипала у него в жилах.

— Кэтрин, — жарко прошептал он, словно призывая ее вернуть ему такой же сладкий поцелуй. Было мгновение, когда Кэтрин поняла его, позволила творить волшебство, но вдруг словно что-то сломалось в ней. Отстранившись, тяжело дыша, она проговорила:

— Нам надо остановиться.

— Нет еще, — ответил он и снова стал целовать. Доминик призывал на помощь весь свой опыт, все искусство обольщения, все, чтобы вызвать в ней страсть, способную заглушить рассудок. Пальцы его нежно ворошили золотые волосы, легко касались лица.

— Мы… должны… остановиться, — с трудом проговорила Кэтрин, — пока не будет… слишком поздно.

— Уже поздно, — ответил он, лаская ее.

Он осторожно уложил ее на кровать, и она застонала под тяжестью его крепкого тела. Маленькие ладони ее уперлись ему в грудь, но, словно налитые свинцом, бессильно опустились. Он целовал ее, а рука его скользнула под юбку.

— Господи, — прошептала она, когда его пальцы, лаская мягкое золотистое гнездышко, нашли атласные складки. Едва палец его скользнул вглубь, Кэтрин застонала, изогнувшись ему навстречу. С беспредельным терпением он рисовал пальцем причудливые узоры, следя за ее нарастающей страстью.