Дальний умысел

– Кто эта толстуха рядом с Макморди? – спросила она, когда Соня заехала в пах живописному украинцу, плюнувшему ей на платье.

– Да это моя девочка! – радостно вскричал Хатчмейер. Бэби недоверчиво поглядела на него.

– Шутишь. Этой медведице только штанги выжимать, а если тебя разок обожмет – из бандажа выскочишь.

– К дьяволу мой бандаж! – опять рассердился Хатчмейер. – Я тебе просто говорю, что эта лапочка-малышечка торгует книгами, как богиня.

– Торговать, может, и торгует, – сказала Бэби. – Но какая она «лапочка-малышечка» – видней тому русскому, который из-за нее корячится на мостовой. Как, ты сказал, ее зовут?

– Соня Футл, – мечтательно ответствовал Хатчмейер.

– Похоже на то, – согласилась Бэби. – Ишь ведь как она отфутболила того дюжего ирландца. Спасибо, если бедняга когда-нибудь на ноги встанет.

– А ну тебя знаешь куда, – сказал Хатчмейер и удалился в свой кабинет, чтоб не расстраиваться от язвительных комментариев Бэби. Он позвонил в нью-йоркское отделение и велел сделать машинный перерасчет тиража романа «Девства ради помедлите о мужчины», исходя из того, что автор заново разрекламирован. Потом заказал в типографии плюс полмиллиона. Наконец выторговал в Голливуде пятипроцентную надбавку за телесерийный показ. И все это время его осаждал соблазнительный образ Сони Футл и донимали размышления, как бы естественным путем отправить на тот свет останки мисс Пенобскот 1935 года, не расставаясь с двадцатью миллионами долларов. Может, Макморди что-нибудь придумает. Задавить бы ее, гадюку, тем же сексом. А что, это как раз естественно. И кстати, Пипер прямо кидается на старух. Да, это, пожалуй, мысль.

* * *

В травматологическом отделении Рузвельтовской больницы терапевты и хирурги боролись за жизнь Пипера. С виду было понятно, что он истек кровью от раны в голове, а между тем налицо все симптомы удушья – словом, отчаянная путаница. И от медсестры никакого толку.

– Тот сказал, что этот кровью обольется, – говорила она главному хирургу, который и так видел, что крови хватает. – И говорит, нужно, мол, переливание. Я-то не хотела, и этот говорит, что не хочет, она тоже: нет, мол, а тот хвать бутыль, этот вырубился, его на реанимацию, а я…

– Ее – на транквилизатор, – громогласно распорядился главный хирург, и визжащую сестру утащили куда надо. Обритый Пипер лежал на операционном столе. Его побрили, пытаясь, выяснить, где же рана.

– Куда же она делась, зараза такая? – изумлялся хирург, высвечивая пространство за левым ухом Пипера в поисках кровоточащей раны. Пипер очнулся, но ясности не внес. Порез на руке промыли и забинтовали, а из правой его кисти торчала игла: переливание, которого он страшился, все-таки произошло. Иглу наконец вынули, и Пипер слез со стола.

– Ну, повезло тебе, – сказал главный хирург. – Не знаю уж, в чем с тобой дело, только пока давай ходи тихо. А понять, куда тебя ранило, – это нужен великий хирург. Нам это не под силу.

Пипер, лысый как колено, нашел выход в коридор. Соня, увидев его, разрыдалась.

– О господи боже мой, да что же они с тобой сделали, солнышко мое! – кричала она. Макморди задумчиво оглядел бритый череп Пипера.

– М-да, плоховато, – заметил он и пошел разговаривать. – Проблема у нас, – сказал он хирургу.

– Это у вас-то проблема? Мы и сами не знаем, в чем дело.

– Дело, – сказал Макморди, – вот в чем. Голову быстро и как следует забинтовать. Он, понимаете, знаменитость, кругом телерепортеры, а он выйдет словно и не отсюда, неправильно получится.

– Правильно, неправильно – это ваша забота, – сказал хирург, – а нам хоть бы разобраться, что у него.

– Вы ему голову обрили? – сказал Макморди. – Теперь бинтов навертите. Лица чтоб вообще было не видно. Пусть он будет неизвестно кто, пока волосы не отрастут.

– Не пойдет, – сказал хирург, верный заветам своей профессии.

– Тысяча долларов, – сказал Макморди и пошел за Пипером. Тот явился нехотя, по-детски повиснув на руке у Сони. Когда его вывели после врачебной обработки – Соня справа, медсестра слева, – видны были только испуганные глаза и раздутые ноздри.

– Мистер Пипер сообщить ничего не имеет, – впустую сообщил Макморди.

Миллионы телезрителей это и так понимали: рот его был перебинтован и вообще он мог сойти за человека-невидимку. Телекамеры, жужжа, приблизились, и Макморди опять заговорил:

– Мистер Пипер уполномочил меня заявить, что он и в мыслях не имел, как его замечательный роман «Девства ради помедлите о мужчины» разволнует публику и вызовет столь горячие дебаты еще до начала лекционного турне…

– Его чего – подсунулся недоуменный репортер.

– Мистер Пипер – крупнейший романист Великобритании. Его роман «Девства ради помедлите о мужчины», опубликованный издательством «Хатчмейер Пресс» по семь долларов девяносто…

– Это что, все из-за романа? – не поверил репортер. Макморди кивнул.

– «Девства ради помедлите о мужчины» – одна из самых противоречивых книг нашего столетия. Прочтите ее – и вы поймете, чем пожертвовал мистер Пипер, чтоб…

Рядом с ним качающегося Пипера кое-как усаживали в машину.

– А сейчас-то вы его куда везете?

– В частную клинику для врачебного обследования, – ответил Макморди, и машина тронулась. С заднего сиденья доносилось сквозь бинты хныканье Пипера.

– Что такое, ласточка? – проворковала Соня. Но забинтованный Пипер мычал что-то невнятное.

– Какое там врачебное обследование? – спросила Соня у Макморди. – Зачем оно ему?

– Да просто надо сбить со следа прессу и прочих. Мистер Хатчмейер желает, чтобы вы погостили у него в Мэне. Мы сейчас в аэропорт – там ждет личный аэроплан мистера Хатчмейера.

– Я этому мистеру Хатчмейеру, сукиному коту, лично скажу кое-что, – пообещала Соня. – Как это еще всех нас не укокошили.

Макморди повернулся к ним.

– Слушайте, – сказал он, – попробовали бы вы подать иностранного писателя, который не лауреат Нобелевской премии и нигде его не пытали. С такими-то просто. А что ваш Пипер? Ни то ни се. Вот и стараемся: свалка, мало-мало крови и раз – он у нас уже знаменитый. И перебинтованный: это уж на всякого телезрителя. Теперь его физия миллион стоит.

Они приехали в аэропорт: Соня и Пипер взошли на борт самолета «Первоиздание». И только когда они оторвались от земли, Соня стала высвобождать лицо Пипера.

– А голову оставим так, пока волосы не отрастут, – сказала она. – Пипер кивнул забинтованной головой.

* * *

Хатчмейер поощрил Макморди из Мэна телефонным способом. – Возле больницы вышло на пять с плюсом, – сказал он, – миллион телезрителей как минимум обалдели. Да он же у нас вышел мученик! Жертвенный агнец на алтаре великой литературы. Ну, что я вам скажу, Макморди, – получите прибавку.