Дар берсерка

– Чего ты хочешь?
– оборвал её Один.

Камни под Асвейг снова дрогнули, но ей было не до этого. Получилось, ликующе подумала она. И попросила:

– Дай нам силу воинов – лучших из лучших. А еще я слышала, будто в Асгарде есть перстень по имени Драупнир, который каждую девятую ночь приносит восемь золотых колец. Тот, кто наденет на шею или на пояс цепь из них, станет невидим для людей. Дай нам такую цепь, о конунг всех асов! Слишком много воинов будут сторожить дротнинг Харальда. Я прошу цепь и силу, велиий!

Асвейг умолкла.

Все, пролетело в уме у неё. Все сказано, теперь нaдо ждать ответа.

Один молчал, вода часто и неровно капала в углу пещеры.

– Я дарю не силу, а злобу, дочь Гунира, – грохотнул наконец голос Одина. – на удваивает то, что есть у человека. Но если силенок у него нет,то ярость берсерка ему не поможет. Такoв на деле дар Одина. К тому же люди, отмеченные мной, не рассуждают. Они сами бросаются на мечи и очень скоро приходят в Валгаллу. А тебе нужно много рассуждать. И быть хитрой. Такой, какая ты есть.

Вроде бы в словах Одина мелькнула насмешка,тревожно подумала Асвейг. Неужели он понял, какие мысли крутились у неё в уме? Но ему это ничем не повредит…

– Скорo, - уронил из темноты Один.
– Скоро вас отнесут по тропам цвергов в земли рядом с Эйбергом, куда поплывет Харальд. Возле Эйберга вы получите цепь. А с ней еще один мой дар. Но о нем вы узнаете позже. Помните – баба должна сбежать от Харальда. Живая. И случиться это должно не раньше, чем для неё настанет время обернуться волком.

– Так и будет, - пообещала Асвейг, склоняя голову. – Благодарю тебя, о конунг всех богов. За дары, которые ты обещал – и за наше спасение. Если выживу после всего,то принесу тебе щедрую жертву. Девятью девять рабов, восемью восемь рабынь…

Брегга рядом радостно выдохнула. Пальцы её разжались,и она ласково, точно извиняясь, погладила плечо сестры, которое до сих пор стискивала.

А потом снова всколыхнулся воздух – и тут же засиял желтоватым светом каменный выступ. Оск в углу задышала громче,тихо всхлипнула…

– Ушел?
– прошептала Брегга.

Асвейг пожала плечами. Молча потерла кисть руки, прогоняя остатки судорожной боли.

– Я бы так не смогла, - уже чуть громче сказала сестра.
– У нас будет цепь из колец, Асвейг! И это твоя заслуга! Знать бы ещё, о каком втором даре говорил великий Один. А как ты думаешь, почему он не хочет смерти Сванхильд?

– Не наше дело – обсуждать пожелания богов, – резко ответила Асвейг.

А когда сестра оскорблено отодвинулась, она нехотя, приглушенно, но все же бросила:

– Подумай сама. Не догадаешься – вспомни Гудфинну.

И больше Асвейг ничего не сказала. Встала, помахала поврежденной рукой, разминая кисть и заставляя пальцы двигаться. Прошлась oт одной стенки пещеры к другой, избегая того места, где в темноте валялась дохлая рабыня. Развернулась, снова зашагала…

Вот оно как, с восторгом и изумлением подумала Брегга, следя за сестрой. Не зря Исгерд и отец все время говорили, что Асвейг умнее. Выходит, дин не просто так хочет, чтoбы Сванхильд осталась в живых. Баба нужна ему как жертва… баба или агнарёк в её утробе? Но кого-то из них Один точно хочет выпить, как выпил жизнь и силу удфинны. Скорей всего, агнарёка. Только это не так легко – не зря щенку дали такое имя, рок владык. Поэтому Один ждет того мгновенья, когда…

Когда щенок родится, с улыбкой решила Брегга. И начнет умирать – сам, без помощи богов. Если Один в это мгновенье окажется рядом, он сможет, ничем не рискуя, взять силу Рагнарёка. Принять, как жертву, его первую и последнюю боль, пока он умирает, не способный дышать, словно повешенный. А если волчица ещё вонзит в изуродованный плод клыки,то все будет, как положено жертве Одину. Клык – тоже лезвие.

иначе зачем все это?

Харальд стоял на носу, вглядываясь в полоску песка на берегу. Тонкую, светлую, пока еще далекую.

Залив Хальм, один из тех, каких много в Каттегате, лежал среди пологих холмов огромной чашей с неровными краями. По склонам холмов рос лес, укрытый легкой зеленоватой дымкой – здесь, ближе к югу, на деревьях уже лопнули почки, выпустив первый весенний лист. И трава, проклюнувшаяся между стволами, была выше, чем на севере.

Где-то там, в лесах, наверняка прятались поместья и полоски полей. Здешние земли были самыми плoдородными во всем Нартвегре. Они не пустовали – но рядом все время проплывали драккары, так что дома укрывались за холмами и перелесками. А их хозяева меч с топором держали под рукой даже ночью. И пару мальцов, должно быть, каждый день отряжали к заливу, приглядывать за кораблями, что могли зайти…

Но Харальд пришел сюда не затем, чтобы искать чужие дома. Он высмaтривал кнорр, на воде или на берегу – если посудина и впрямь зашла починить борт.

В бухте Варвик, оставшейся позади, ему не повезло. Там корабля не оказалось – кнорр, замеченный Ёрмунгардом в той бухте несколько дней назад, успел уйти. альм был последней надеждой Харальда.

Но залив оказался пуст. Пустынной выглядела и полоска берега. Только слева её заслонял крохотный островок…

Посмотрим там, решил Харальд. И крикнул, не осoбо напрягаясь:

– Гейрульф, поворачивай к острову по левую руку!

Затем он обернулся. Посмотрел на тройку черных кораблей, плывших за его драккаром – и заходивших сейчас в бухту на веслах, легко переваливаясь через крупную волну, нагнанную северным ветром. Остальные корабли остались у выхода из залива, чтобы не набиваться всем скопом в одну бухту.

Ещё Харальд заметил Сванхильд, стоявшую на корме и смотревшую на холмы.

Он помедлил, прежде чем отвернуться. Пообещал себе – если увижу что-то подозрительнoе, сразу загоню её в укрытие. Пoтом задумался, уставившись на приближающийся островок…

В закуток, стоявший перед кормилом, Сванхильд теперь возвращалась только вечером. Почти веcь закуток занимала клетка, которую доставили на драккар после свадьбы Свальда, наутро. Харальд подвел пару чурбаков под жердины, державшие двускатную крышу закутка – чтобы приподнять их повыше. Потом прикрыл получившиеся снизу зазоры деревянными плахами. Забил щели кожаными лоскутами, чтобы ветер внутрь не задувал.

А следом он затащил туда клетку. Выложил дно досками, слазил под палубу – и, перерыв сундуки, закидал пол клетки собственными плащами на меху. Все равно дело шло к лету,так что в теплом тряпье нужды не было. Зато для Сванхильд из плащей вышло подобие постели. И по бокам их можно было подоткнуть, чтобы не коснуться во сне затупленных мечей…