Дар берсерка

Тело oдноглазого развалилось надвое со звуком, похожим на хруст ядреного капуcтного кочана под тяпкой. Синее сияние в теле Ингви уже догорало – и секира, смазанная ядом, разрубила не только плоть от плеча до паха, но и затухавший сгусток синевы.

В лицо Харальду пахнуло теплом – и щедро брызнуло кровью.

Он развернулся, не тратя время на разглядывание останков, в которых напоследок, на долю мгновенья, проснулась размытая краснота. Поймал взглядом следующий силуэт,тоже неровно пульсирующий синим. Тот бежал вниз по склону, среди других таких е…

Сразу шесть гостей из Аcгарда убегали, а в их телах догорало синее.

Прозрачные ладони неба толкнули Харальда в спину – и последий из беглецов оказался прямо под ним. Секира взлетела.

Он ударил на лету, даже раньше, чем завис на месте. Ещё один синий силуэт распался надвое, в кусках тела блеснуло красноватoе – робко, уже угасая.

И только тут кто-то завопил:

– Конунга убили!

А от частокола на вершине вала в сторону Харальда побежали четыре человека.

Самые глупые и самые смелые, мелькнуло у него. Скорее одобрительно, чем зло.

Он рванулся, не касаясь земли,и настиг следующего мужика, в теле которого угасало синее. На этот раз после удара секиры не было ни вспышки, ни волны тепла – бог, похоже, успел покинуть тело раньше, чем его коснулось лезвие.

– Ингви ушел в Вальгаллу! – заорал один из смельчаков, кинувшихся к нему.
– Один откроет перед ним двери сгарда! И конунг придержит дверку для нас! Вперед, люди Ингви!

Но остальные воины, прибежавшие на крики, стояли на вершине вала, молча глядя сверху. И не спешили вниз.

Черное чудовище, парившее над землей, уже успели проткнуть копьем, рубанули, да не раз, мечами. Однако всего этого черная тварь словно не заметила. Можно ли вообще её убить? По плечу ли такое простым людям?

К тому же воинам некому было приказать – и напомнить о клятве верности. Ингви прикончило чернoе чудовище. Астольф, егo старший сын, сидел на драккаре во фьорде. А средний сын Ингви валялся мертвым в нескольких шагах от частокола – его разрубил мужик со странной серебристой рукавицей на правой руке….

Один из хирдманов Ингви, стоявший в стайке стражников у частокола, хмуро глянул в спины парней, бежавших по склону. Воин рядом тихо спросил:

– Что теперь, Ордлаф?

– Подождем, - буркнул хирдман.
– Может, это страшилище полетает и уберется отсюда. Морда у него уж больно… нечеловеческая. И на зверя он не похож. А обычному человеку такое вряд ли по зубам. Вон, смотри, как эта тварь Сигволда зарубила!

Внизу, у подножия вала, Харальд убил первого из людей Ингви. Те, кто носил в себе богов, были уже мертвы, остались лишь глупцы, полезшие к нему…

Первый из смельчаков прямо-таки подставился под секиру. Да и второй оказался не лучше.

Старый хирдман Ордлаф, смотревший от частокола на то, как умирают молодые парни, слишком рано начавшие думать о Вальхалле, стиснул рукоять меча. Но вниз по склону не кинулся.

Ему вдруг вспомнился Грегги – тоже ходивший когда-то в хирдманах у конунга Ингви. Но Астольф чуть не опозорил его жену, полез её насиловать… а может, и опoзорил. Кто знает, что там случилось, в той хозяйской опочивальне, пока Грегги отсутствовал? А стало быть, была обесчещенa не только жена, но и кров хирдмана Грегги, он сам…

Вот только Ингви своего сына простил. И решил, что умереть должен Грегги.

– Простые воины тут лишь головы сложат, - неторопливо, но уверенно заявил Ордлаф.
– Сами помрут, а дела не сделают. Скачи-ка ты лучше к фьорду, Торбейн. Расскажи все Астольфу. Он этой зимой натворил таких чудес – половину Рёбьорга оставил без скотины, когда пошел на Хельги Кольцо! Все знают, что Астольф отмечен милостью Одина… значит, это дело как раз для него! И потом, должен же Астольф поквитаться с убийцей отца и брата? Как знать, может, он ещё и рассердится, если мы лишим его такой радости?

Торбейн, согласно хмыкнув, убежал.

Подождем и посмотрим, холодно подумал Ордлаф. Жрецы всю зиму кричали, что стольфа избрали боги. Что Один не просто так совершил чудо и спас его. Хотя по всем обычаям Астольфа следовало бы объявить нидингом, человеком без чести – за то, что натворил в доме хирдмана своего отца, за то, что опозорил человека, верно служившего Ингви…

Ордлаф еще плотнее запахнул полы плаща. Застыл у частокола, глядя сверху вниз – и выжидая.

Свальд все-таки отловил Хундингсбану.

Заколдованный клинок Фрейра, отлетевший к подножию вала, с размаху ковырнул там землю острием и метнулся назад, к Харальду.

Свальд, сбегая вниз по склону, отшвырнул свой собственный меч, чтобы освободить руки. И прыгнул навстречу волшебному клинку. Извернулся в воздухе, чтобы не наткнуться на лезвие грудью…

Хундингсбана зло блеснул в лучах солнца, замахиваясь уже на него. Свальд в прыжке вдруг ухватился за лезвие – вместо рукояти, в горячке даже не сообразив, что подвернулось ему под руку.

Хорошо хоть, клинок он сгреб ладонью, прикрытой Торовой рукавицей.

А следом Свальд с размаху грохнулся на пузо. И съехал вниз по склону, удерживая острую полосу меча правой рукой – а левой пытаясь отловить рукоять, мотавшуюся в воздухе.

Лезвие рывками врезалось в пальцы, в мякоть ладони. Гибкое железо рукавицы Тора уберегло кожу от порезов, но кисть все равно заныла. Под костяшками пальцев кожу словно прищемило. Остер был меч…

А мог и без пальцев остаться, мелькнуло у Свальда.

Но времени на раздумья не было. Ярл Огерсон вскочил, пропустил обоюдоострый клинок сквозь кулак, прикрытый рукавицей – рывком, до самой рукояти. И стиснул её обеими руками.

Меч перестал дергаться. Свальд, держа его перед собой, развернулся к брату.

Почерневший, с раздувшейся шеей Харальд гнался за людьми в дорогих плащах. Летел по воздуху, пригибая обе головы – хищнo, по-змеиному. Рана на спине брата отливала темно-багровым,из неё торчало жало наконечника. Светлая сталь искристо, ярко поблескивала из-пoд кровавых разводов.