Дар желания или Мексиканские каникулы
Шрифт:
– Что за праздник?
– Это, Вань, меня сегодня в ресторан пригласили, а я подумала, чё без тебя-то есть? И попросила все с собой завернуть.
– Польщен, - Иван вроде шутит, но вижу, что напрягся.
– Долгая история, - нехотя бубню, сама до конца не понимая, почему не хочу рассказывать.
– Так я никуда не спешу.
Ванька давит. Знает, что я этого терпеть не могу, но иногда прибегает к столь низменному поведению, когда хочет от меня что-нибудь добиться.
– Да нечего рассказывать. Сегодня у магазина меня чуть не сбила машина. В благодарность, что не буду заявлять в полицию, пригласили
– Ты пострадала?
– начинает суетиться Чаров, а по глазам вижу - собирается провести медицинский осмотр.
– Вань, да нормально все, - машу руками и на всякий случай прячусь за столом.
Чаров щурит свои карие глаза, словно не верит, но потом, выдохнув, вроде успокаивается.
– Хорошая благодарность. Знаешь сколько стоит это вино?
Фыркаю, но молчу. Еще бы мне не знать. Если бы я про цветы, которые в спальне стоят и про Льва Леопольдовича рассказала, так он меня точно весь вечер пытал. А мне этого не надо. Приятный вечер в компании соседа, боевика и клюквы в шоколаде, и забыть все, как прекрасный сон.
Но забыть мне, конечно, не дают. Только располагаемся на диване у телика, обложившись тарелками, Ванька начинает первый заход.
– Судя по еде, ресторан был очень дорогой.
– Лучший в городе, - держу оборону, на провокации не поддаюсь.
– Угу. А машину запомнила? Ну ту, на которой чуть не сбили.
– Так порше.
– Ни чё се!
Вообще Иван Чаров очень образованный человек. Он только рядом со мной может позволить себе этот подростковый жаргон, а я ему всегда подыгрываю.
В жизни Ваня востребованный специалист и первоклассный хирург. Его на части готовы рвать все лучшие клиники страны. Но он принципиальный. Выбирает только то, что считает приемлемым для себя и своей совести. Работает, как он часто говорит, не ради денег, ачтобы они были. Он своим трудом, умом и руками добился успеха в своем нелегком деле. От этого и квартира дорогая в новой высотке, и машина тоже не из дешевых.
Да и сам выглядит неплохо. Тридцать пять лет, симпатичный. Шатен, с карими глазами и ресницами, как у девчонки. Я часто над ним подшучиваю из-за этого и всегда получаю то щелбан в лоб, то щелчок по носу, то по заднице ладошкой.
У нас вообще очень своеобразные отношения. Воспринимаю его как старшего брата, нуили что-то типа того. Он смешной. Поддержит, когда грустно. На улицу вытащит, воздухом подышать, когда я неделями из квартиры не выхожу. Правда, в основном по ночам, потому что все остальное время практически всегда на работе. Карьеру строит. А еще он добрый и заботливый. Подушку вот мне от геморроя на Восьмое марта подарил, а потом смеялся, как конь, когда я его этой подушкой и отлупила.
Он единственный мужчина, рядом с которым я не блею, как овца, не заикаюсь и не краснею, как помидор на грядке. Я могу встретить его в грязной пижаме, с немытой головой, а он лишь в шутку скажет: Чудушко ты мое ненаглядное! А потом будет смеяться и по-доброму подшучивать надо мной.
Мы дружим, и мне это очень нравится. Даже больше! Благодарна ему за эту дружбу и не устаю об этом говорить. А он слушает меня, смеется и щелкает по носу.
– Так, кто это был?
– не унимается Ваня, в котором неожиданно проснулся следователь.
–
Лео и Питт, - отвечаю будничным голосом, а сама от смеха губу нижнюю прикусываю.– А чего не Тимон и Пумба?
– Они тоже были.
– Правда?
– Угу.
Ванька поворачивает голову и пристально смотрит мне в глаза. Видит, что я еле сдерживаю смех и кидается на меня. Он наваливается сверху и начинает щекотать мне бока, а я даже хрюкаю от смеха.
– Ах ты, маленькая, вруша!
– продолжает прощупывать моижировые отложения, а я хохочу так, что очки теряю.
– Ваня, хватит, - молю из последних сил.
Он знает, что щекотка для меня сродни пытки, и бессовестно этим пользуется.
– Проси пощады!
– рычит он и начинает еще и за бока прикусывать.
Ору на всю квартиру, что даже Люций вздрагивает и сбегает, и из последних сил пыхчу:
– Пощады, - и когда хватка ослабевает, договариваю, - простите, дяденька, я больше так не буду.
– То-то же!
– грозно рычит мучитель и дует мне в лицо.
Потом мы в уютной дружеской обстановке досматриваем все-таки фильм, и я вижу, как Чаров начинает клевать носом.
– Вань, может, баиньки пойдешь?
– собирая тарелки, спрашиваю разомлевшего соседа.
Он трясет головой, словно мокрая писана, зевает, встает и помогает убрать тарелки. Потом чмокает меня в щеку и доверительно говорит:
– Нельзя баиньки! У меня еще сегодня запланировано свидание с симпатичной медсестрой из перинатального, - и он так смешно начинает, дергает бровями, что я снова смеюсь.
В этом весь Иван. Несмотря на всю свою заботу и душевность, Чаров является неисправимым бабником. У него этих медсестер табун уже был. Я со счета сбилась. Сначала переживала, даже какие-то доводы приводила о святости отношений, но потом поняла, что это ему совсем не нужно, и отстала. Не мое это дело, его девок пересчитывать.
– Тогда хорошего вечера, Казанова!
– уже привычно кидаю ему вслед.
Чаров идет к дверям, потягивается, распрямляя свое длинное тело, и, прежде чем закрыть дверь, кричит:
– Долго не засиживайся, Чудушко мое ненаглядное!_______________
Глава 6
– Долго не засиживайся, - бубню в тишину, передразнивая Ваньку.
На дворе второй час ночи, а я уже составила план к новому роману и настрочила аж сорок тысяч знаков. Эта уже четвертая книга в серии про молодую красавицу Викторию и ее приключения, а точнее про вереницу ее побед. Молодая девушка, само собой, невероятно красивая, бесстрашная, отчаянная. Вобщем, невероятно крута и сексуальна. Этакий Бонд, только в обтягивающем платье и на шпильках. А еще ее все хотят… и не только убить.
Серия пользуется бешеной популярностью у домохозяек. Муранская в восторге и заставляет меня строчить одну книгу за другой. Я бы с удовольствием написала что-нибудь в стиле Джейн Эйр, но, как говорит Марго: это не формат, детка! Вот я и пишу то, что в формате!
Поднимаю руки вверх и тянусь всем телом, распрямляя позвоночник. Устала! Спина затекла, да и задница тоже. Поправляю подушку, которую в тайне от Ваньки все же использую по назначению, и смотрю на Люцифера. Он, как всегда рядом со мной. Наблюдает и контролирует процесс. Правда контролирует он его бессовестно похрапывая на столе.