Дарданелльское сражение

Уже перед самым отходом десанта на корабли ага прислал парламентера. Обвиняя русских в коварстве, что они продолжают вести осадные работы не только днем, но и ночью, когда правоверные спят крепким сном, ага требовал не обстреливать его больше из пушек, а встретиться войсками следующим днем около крепости в сабельном бою.

Прочитавши сию затейливую бумагу, Лукин только почесал затылок:

– Что касается меня, то я желал бы встретиться с комендантом турецким в поединке личном на кулаках. Но коль речь идет о жизни моих матросов, то зря рисковать ими я не желаю, а потому, пусть ага обижается, но напоследок отлупим его все же из пушек! Заряжай!

Следующей ночью десант скрытно погрузился на корабли грейговской дивизии. Надо было торопиться на соединение с эскадрой. Время не ждало. Турки подтягивали к выходу из пролива все новые корабли. Их флот собирался у выхода из Дарданелл, явно готовясь к реваншу за прошлое поражение. Развязка могла наступить уже совсем скоро.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ранним утром 11 июня турецкий флот стал медленно вытягиваться из Дарданелльского пролива в эгейские воды. Впереди всех дозорные бриги, те, что обязаны предупреждать о появлении врага: «Аламит Порсет» и «Ме-ланкай».

Во главе линейных сил был, как и прежде, 120-пу-шечный «Мессудие» капитана Мустафы. Над мачтами «Мессудие» призывно трепетали кроваво-красные флаги капудан-паши. В струе флагмана держал курс 90-пу-шечный «Седель-Бахри» младшего флагмана Бекир-бея, затем 86-пушечные «Анкай-Бахри» (под флагом второго флагмана Чугук-Гассана), «Таусу-Бахри», «Те-фик-Нюма»,»Бешарет-Нюма», немного отстав, их нагоняли 74-пушечные «Сайади-Бахри» и «Хибет-Ендас». За линейными кораблями, как тени, следовали тяжелые 50-пушечные фрегаты: «Мескензи Газа» и «Бендриза Фет», «Фуки Зефир» и «Нессим-Фату». Длинную колонну турецкого флота замыкала многочисленная и разношерстная флотилия мелких гребных и парусных судов. Их удел – снабжать припасами линейные корабли, добивать и грабить поврежденного врага. По траверзу флота, как сторожевые псы, плыли легкие фрегаты Аслана-аги, готовые в любой момент сорваться и мчать, куда прикажут.

Именно сейчас Высокая Порта собрала в единый кулак все силы во имя грядущей победы, которая навсегда развеет миф о непобедимости московитов. Константинополь мог по праву гордиться флотом. Давно уже морские силы Порты не достигали такой мощи и совершенства. Корабли, построенные английскими и французскими инженерами, были легки и маневренны. Днища, несмотря на большие затраты, щедро обили красной медью. Многие из кораблей построены были руками инженера Брюна де Сент-Катерина, ныне служащего в российском флоте под именем Якова Лебрюна (того самого, что строил несчастную «Флору»), а он работал на совесть! На пушечных стволах, загодя доставленных из тулонских арсеналов, красовались еще знаки французского короля – три бурбонские лилии.

Провожая в поход свой флот, султан Мустафа Четвертый требовал непременной победы. Новое царствование следовало начать с большого успеха на полях священной войны.

– Если у волка болела печень, это не значит, что у него выпали зубы! – намекнул на прошлое поражение своим флотоводцам новый султан при прощании.

– Я все понял, о величайший из великих! – пал ниц капудан-паша.

– Растерзаешь гяуров – станешь моим наипервейшим любимцем! Не растерзаешь их, я лично растерзаю тебя!

– Твоя воля священна, о повелитель! – вновь упал на колени капудан-паша.- Я вышвырну московитов из Срединных вод, как хозяин вышвыривает за порог худую собаку!

– Я верю тебе, Сеид-Али, но горе, если обманешь мои надежды! – нахмурил насурмленные брови падишах. – Ступай и побеждай! Я жду радостных вестей, и да пребудет с тобой милость Аллаха!

…Выйдя из Дарданелл, турки бросили якоря у островка Имбро, там, где громили их два месяца назад сеня-винские корабли. Дальше идти Сеиду-Али мешал противный ветер, да великий адмирал особо и не торопился, желая натренировать своих канониров. Над волнами непрерывно грохотали турецкие пушки, разбивая в щепки брошенные в воду бочки.

Тем временем флот нагнали довооружавшиеся в Га-лате 84-пушечные «Мем Банк Нюсарет» и «Килит-Бахри» с парой пятидесятипушечных фрегатов. Теперь все турецкие морские силы были в полном сборе. Выглядели они более чем внушительно. Но несмотря на это, Сеид-Али пока осторожничал, не рискуя отходить далеко от Дарданелл. Когда же храбрый до безрассудства младший флагман Бекир-бей упрекнул было его в трусости, Сеид-Али лишь рассмеялся осколками зубов:

– Не стоит путать трусость с хитростью, а храбрость с глупостью! Я не хочу уходить далеко только потому, чтобы камнепад наших береговых пушек нашел себе богатую поживу!

Бекир-бей пожал плечами. Он предпочел бы нападать самому, но с капудан-пашой не поспоришь. Спрос султана нынче с его головы, а потому его голове и думать!

У ног капудан-паши лежал ручной тигр, лениво грызущий кость.

Сеид-Али почесал своего любимца за ухом. Тот зажмурился от удовольствия и замурлыкал.

Откланявшись, младший флагман вернулся к себе на «Седель-Бахри». Вместе с приехавшим вторым младшим флагманом Чугук-Гассаном они долго еще курили кальян, неспешно обсуждая последние события.

Московитов меж тем не было видно, хотя по всем признакам они должны были быть где-то рядом. Это тревожило.

Свободные от вахты турецкие матросы-геленджи, сутками не вставая, лежали у своих пушек, куря трубки и потягивая горячий кофе, пока их пинками не заставляли учиться стрельбе. Это тоже старая турецкая традиция. Без приказа и окрика ни один матрос-турок никогда не сделает и шагу. Зато на каждой палубе полагалось иметь по две кофейни, где круглые сутки мальчишки-прислужники жарили зерна и варили обжигающий напиток. Самым большим развлечением для турок было присутствие на борту французских инструкторов. Геленджи искренне удивлялись, почему те без понукания, по доброй воле лазили на салинг, да еще что-то там делали. Поглазеть на такое чудо выходила наверх вся команда.

Из свидетельства современника: «Турецкий флот наружностью очень красив; корабли все – постройки известного Лебрюна – хорошо ходят, вооружение порядочное, а управление кораблей, к удивлению, довольно хорошо. Они управляются греками, и капитан только знает приказывать и требует исполнения, но как исполнить – это уже обязанность не его. Не имея понятия о карте, счислении и маневрах корабля, несчастный грек отвечает жизнью за неудачное движение корабля. Турки дерутся, если не искусно, то упрямо; корабль, нами взятый, имел убитыми и ранеными до 500 человек, весь разоснащенный и чрезвычайно тек, но не сдался с бою… Матросы одеваются очень просто: на босу ногу башмаки, короткие шаровары по колено, куртка, подпоясанная кушаком, и небольшая чалма. Они набожны и даже на плаву на корабле всякий день молятся, подлежа под колена свою куртку, сняв туфли и обратясь к стране Мекки, они уже ничего не видят и не слышат, их не развлекает корабельная работа, ни шум ее. Всякий день два раза омываются. У каждого для этого медный кувшинчик. Охотно пьют вино, но не явно…»

Тем временем стоящий за Тенедосом Сенявин, получил весть о выходе флота Высокой Порты из пролива. Телеграф извещал о составе турецкого флота и о том, что, пролавировав весь день против пролива недалеко от острова Мавро, турки в конце концов бросили якорь у острова Имбро. Бывшие при адмирале посыльные суда «Курьер Архипелагский» и «Курьер Одесский» он разослал спешно собирать корабли эскадры. Первыми соединились находившиеся в дозоре линейные корабли «Скорый» и «Селафиил». Вскоре к всеобщему облегчению подошла к главным силам дивизия Грейга. Последним подтянулся корабль «Святая Елена», находившийся в одиночном крейсерстве у малоазиатских берегов. С собой «Елена» привела целую флотилию захваченных призов.