Дарья Искусница
Шрифт:
Насколько помню, костюм енота она повесила рядом с зеркалом, видно, теперь им любовалась и пребывала в отличном настроении.
– Не успею. Меня Димка раньше убьет за такое, - философски заметил Распутин, усаживаясь на диван, включая планшет и вытягивая ноги на журнальный столик. – Я лучше поработаю. Если что, покричит громко, я скорую вызову, пусть потом доктор на ней, скандалистке, и женится.
– Ладно, чую, вы прекрасно разберетесь и без меня.
Я на бегу проверила все ли пуговички на блузке застегнуты, влетела в кеды, и, поправляя на ходу пятки, попрыгала на выход.
– ---
*Бер-ти – не пишу марку
Глава 14. И треснул мир... чем замажем трещину?
Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся
«Мимино»
В огромном холле наблюдалось необычное столпотворение. В центре стояла плотная группа журналистов, я видела только их спины. Мимо сновали удивленные постояльцы, поглядывали на возбужденно гомонящих папарацци с камерами на перевес и недоуменно пожимали плечами.
При моем появлении стоящий у прохода и говорящий по телефону Ломов замер, хлопнул выгоревшими на солнце ресницами и ринулся мне навстречу, отводя от уха телефон.
– Ты зачем вышла?
– забормотал он, хватая меня за локоть. – Димка хотел потом с тобой поговорить, отдельно.
– Да что происходит?
– Кто-то сообщил СМИ, что мы в этом отеле. Растрезвонили, ищейки. Возвращайся в номер…
Одна из только что вошедших в холл девушек заметила Владимира и заспешила прямиком к нему, тыкая вперед микрофоном как шпагу. Словно собираясь проткнуть зазевавшегося адвоката. Следом, спотыкаясь, бежал худосочный молодой человек с видеокамерой на плече. Журналистка защебетала что-то на французском, потом на английском. Ломов покачал головой и ответил непонятно, но солидно.
– Вовка! – закричали внезапно из толпы. И я узнала голос Можайского. – Ты что там один разоряешься? Иди сюда!
Толпа расступилась, открывая нам Диму. Все еще одетый в подобранный на утреннем шопинге комплект из легких классических брюк и идеально сидящей голубой рубашки, элегантный и уверенный, он обнимал за плечи рыжеватого господина. Шелковую ткань сорочки особой, узелковой ручной работы я узнала мгновенно.
Именно этот мужчина разговаривал в Диснейленде с седовласым «приставалой», который так взбесил Можайского.
– Сегодня объявим о решении заключить договор с Джэнкс Корпорейшин. Их европейский директор, как услышал радостную новость, за час успел на личном самолете прилететь. На крыльях любви, - пробурчал Ломов. – Тот еще козел, но лучше он, чем Сирокко, которые вмешиваются в личную жизнь партнеров по бизнесу.
Я вытаращила глаза на уверенного улыбающегося рыжего джентльмена. Ничего не понимаю, почему тогда именно ему отчитывался сотрудник другой компании? Что тут вообще происходит?
При виде моих округленных глаз рыжий хохотнул и что-то сказал Диме. Возможно, смешное. Но не факт, если судить на напрягшемуся лицу Можайского.
Тот коротко ответил, оставил партнера на растерзание журналистам, а сам двинулся широкими шагами в нашу сторону. Отодвигая попавшихся на пути и смотря мне глаза в глаза.
Минута и меня за руку тащат в сторону лифтов.
– Даша, что ты тут делаешь? С кем Киру оставила?!
– С Кирой Гриша посидит, все нормально, - мои мысли приняли совсем другое направление. Поведение семьи ушло на второй план перед лицом надвигающихся подозрений. – А рядом с тобой был директор из
Джэнкса?– Д-да, - приподняв бровь, медленно подтвердил Дмитрий.
– Я его видела с тем седовласым приставалой в толпе Диснейлэнда. Говорили они тихо, но, мне кажется, распоряжения отдавал именно вот этот, в шелковой рубашке. И он очень хорошо всех знает, так и сказал «профессионально». Определил даже Володю с Гришей в костюмах, а их родные матери не факт, что опознали бы…
– Как же меня эти козлы достали… И ведь пока не подпишу…
Никогда раньше я не видела мгновенно как может потемнеть лицо. Он резко развернулся, обнаружил бегущую в нашу сторону девушку с диктофоном и вдруг сообщил:
– Мы расстаемся.
– Что?!
Кажется, голос дал петуха. Еще секунду назад по наивности я представляла, как благодарный Можайский бросится меня обнимать, сообщит о необычайной признательности, восхищении моей внимательностью и умением вовремя оказаться в нужном месте. Скажет какая я золотая-расписная. А тут…
– Как расстаемся? Недели же не прошло!
Ну.. Да. Иногда я от изумления и расстройства несу сущие глупости.
– И что? Некоторые и по часу всего встречаются. Я должен тебя спрятать до подписания договора. Покажи при всех, что мы ссоримся. И расстаемся. Ничего страшного, планировали неделю – получилось три дня.
Я ловила ртом воздух.
– По часу? Три дня? Можайский, это по-другому называется. Так люди не встречаются, а время коротают. Да что за глупости?! Ты же не уголовник, почему должен близких прятать?
– Мы с тобой расстались. Точка. Сможешь на меня разозлиться? Так, чтобы казалось – по-настоящему.
Твою мать. Да легко.
– Разозлиться? Всего то. Я - в ярости.
– Молодец, вот так… Она уже приближается…
Отлично прошло соглашение. Меня выкинули под странным предлогом через три дня. Заботы я так и не дождалась. Вот и верь после этого своему глупому сердцу. Покосившись на подкравшуюся полненькую девушку, отчаянно тыкавшую по кнопкам записывающего аппаратика, он патетично вопросил:
– Даша, ты меня бросаешь?
Дима говорил громко и возмущенно, чтобы все хорошо записалось. Вот она, настоящая забота в действии. Я посмотрела ему в глаза и выпалила.
– Да, так сложилась судьба. Мы расстаемся! Я скажу «Да» Грише.
Кроивший грустную физиономию Можайский застыл, подавившись припасенной фразой. Темная бровь поползла вверх.
– При чем тут Гриша?!
– Ну не думаешь же ты, милый, что я бросаю тебя без замены? Олеся ушла к Ломову, а я решила – выберу оставшегося, Распутина. Все твои женщины и друзья пристроены пока ты занят интригами бизнеса, здорово, правда?
Потрясенная удачей журналистка, открыв рот, наблюдала как багровеет лицо Можайского.
– Я категорически против!
– Ты забыл, это я тебя бросаю. А значит, мне твое мнение сугубо фиолетово. Я – эгоистка. Вот только что поняла. Все сама решаю, бросаю налево-направо. А, кстати, мы же ссоримся? Подставляй щеку.
Он ошарашенно отступил к холлу.
– Зачем?
– Я, когда злюсь, а особенно «по-настоящему», на руку тяжела становлюсь. Очень пришибить кого-нибудь хочется.
Мужчины, судящие по внешности и первому впечатлению, часто принимают меня за ступающего по облакам ангела. Все просто. Я не истерю по каждой мелочи, спокойна в ежедневном общении. Тишь да благодать.