Давай заново

Ненависть проявляется целым каскадом эмоций на его лице, выворачивая наизнанку растоптанное мной самолюбие. Смеётся, рефлекторно занося руку для удара, но лишь вскользь проходится ею по волосам. Не дождавшись должного эффекта от запугивания, Вадим выходит в коридор.

— Посиди, подумай на досуге, над своим поведением, сучка, — бросает через плечо, желчью захлебываясь от того, что больше не может ничем меня напугать.

Пусть хоть запрет на все замки, свяжет и замурует живьём, я найду способ открыться Андрею. Рассказать всю правду, а там уж будь что будет.

Глава 23

Сквозь беспокойный сон слышу шум в прихожей. Глухие шаги смолкают у самой двери в ванную комнату, где я провожу кажется около двух суток.

Время для меня слишком быстро стёрлось, напомнив печальный момент из детства, когда я точно так же провела взаперти несколько дней. Привыкнув к тишине, к тошнотворному запаху, который как нельзя кстати здорово отбивал аппетит и помогал не реагировать на голодное урчание в желудке. Вынужденное затворничество когда-то меня сломало, а сейчас решило проблему.

Бегать от себя и от тайн копившихся годами, становится бессмысленно, муторно и чуждо. Тем самым я делаю хуже не только себе. Сознайся в праведных грехах раньше, не пришлось бы терпеть издевательств Вадима и Андрей бы не пострадал по моей вине.

Резкая вспышка света слепит, разрезая полумрак моей тюремной комнатушки. В проходе маячит мужской силуэт, но в нем я не признаю Штриха, хотя спросонья могу ошибаться.

Всё оказывается слишком прозаичным, Вадим приезжает не сам, а присылает вместо себя приятеля, того который договаривался в прошлый раз с больницей. Так даже лучше, но я всё же улавливаю дурацкую усмешку на губах пришедшего.

— Доброе утро, милаха, — шагает в мою сторону, щёлкая пальцами, насвистывая что-то незатейливое себе под нос. — Тебе подарочек.

— Не надо, — отталкиваю протянутую ладонь, брезгуя касаться мягкой коробочки. Сложив руки на груди, старательно закрываюсь от незваного гостя, понимая что делать глупости в чужой квартире, он не станет. — Оставь себе.

— Ты чего такая нервная? Это просто ключи от квартиры и записка. Вадим передал, что в ней его новый адрес и номер телефона, захочешь, звони.

— А ты его шестёрка? — смерив взглядом, расплескивая при этом ненависть к бывшему, жёстко отвечаю, не дожидаясь когда собеседник соизволит ответить. — Тогда передай, что не захочу. И записку забери. А ещё пусть он сегодня же освободит мою квартиру.

— Он так и сказал, что ты психанешь.

— Что ещё он сказал? — неожиданно поинтересовавшись, замолкаю, перехватив насмешку скривившую тонкие губы парня.

— Это ваши разборки, мне похер, — с деланным безразличием пожимает плечами, делая явный акцент на том, что лишний раз не будет муссировать тему якобы не касающуюся его, уходя так же внезапно, как и появляясь.

* * *

Поистине, кто-то свыше вечно устраивает мне проверки на выдержку, подкидывает ворох проблем, искоса наблюдая как я буду из них выбираться. А я с завидной частотой «косячу», раз за разом проваливая миссии и испытания взваленные на хрупкие плечи.

Вот и сейчас, сидя верхом на своём рабочем столе, пристально слежу за перемещением коллег, старательно выискивая Андрея в толпе. Часики тикают, нервозность растёт с каждой секундой в ожидании Крутилина вошедшего в кабинет начальницы около часа назад. В моем распоряжении было целых два дня уединения, которые ничего не изменили. Нет, от намерений с ним поговорить не отказываюсь, но очень боюсь его реакции на откровения, одному богу известен исход нашего разговора.

Снова закрадываются сомнения, ведь после моей гневной речи в машине, он и вовсе может не стать меня слушать. Чисто по-человечески приму и полный игнор с его стороны, но от затеи чистосердечного признания не откажусь.

Наконец-то дверь распахивается и Крутилин размашистым шагам удаляется прочь, изредка помахивая рукой в вежливом знаке прощания. А я растираю затекшие мышцы покалывающие от длительного сидения в напряжённой позе, сквозь боль напоминающую судороги несусь через холл к лифту. Двери кабины начинают закрываться, я спотыкаюсь на ровном месте, но в последний момент изловчившись останавливаю их. Створки разъезжаются в сторону. Мне несказанно везёт в лифте Андрей один. Хотя с везением я скорее всего погорячилась, так как он недовольно хмыкает, плотнее надвигая тёмные очки.

— Ты либо сюда, либо обратно, — жестикулируя, Андрей предлагает мне войти или покинуть кабину.

— Я хотела поговорить.

Шепчу, ощущая как сердце ускоряет свой ритм до критического, порываясь взбесившейся тахикардией, выскочить из груди. Чтобы упасть к ногам того, кто может меня не понять. И тогда он меня оттолкнет, навсегда и будет прав. Возможно я даже его пойму, выкинув из головы мысли о прощение.

Многое не договаривая, храню тайну, иногда трепетно сдувая с неё пыль, скопившуюся за долгие годы. Стыдясь своего прошлого, которое раскаленной иглой впивается в плоть, насквозь прожигая дыры, я методично рою себя яму, порастая ложью. А та пускает корни, укрепляясь во мне на правах хозяйки, втягивая в тёмное одиночество. Ведь именно оно меня ждёт впереди.

— Хотела, говори, — грубо огрызается Андрей.

— Давай…ни здесь, — запнувшись, нащупываю пуговку на рукаве, принимаясь судорожно поправлять и застёгивать ту, как бы невзначай, лишь бы занять руки. Спрятать в суетливых движениях пальцев дрожь подобную ломке наркомана.

— Начинается! — лениво растягивает фразу вместе с секундами моего позора. — К чему такая конспирация? С тобой разговоры разговаривать опасно для здоровья. Андрей снимает очки, демонстрируя мне свой эффект "очковой змеи". Конечно, видок уже вполне «смотрибелен», но оставляет желать лучшего. Синяки переливаются всевозможными оттенками, от жёлтых и охристых, до зеленовато-синих. На переносице до сих пор зафиксирован пластырь.

Внутри начинает грызть червячок, называемый совестью, ведь миловидное, как я считаю, Крутилинское личико пострадало из-за меня. А тут ещё и отшила его грубо на днях. А он у нас птица гордая, явно не поступится с принципами. Очевидно мой план исповеди проваливается и летит к чертям вместе со мной.

— Как самочувствие?

— Потрясающая тема для разговора, — фыркает он, удивляясь глупому вопросу. — Чувствую себя охренительно. Ты об этом хотела поговорить?

— Нет, неважно, — встряхиваю головой, не в нервном порыве, а в слабой попытке разогнать слёзы предательски собирающиеся в уголках глаз.

Убираю руку и створки норовят съехаться в исходное положение. Боковым зрением замечаю как Андрей выставляет ногу вперед, придерживает подъёмник и ловко втаскивает в кабину. Судя по кнопкам на панели мы едем вниз. Целых четыре этажа наедине, но я сама этого хотела. А сейчас напрягаюсь, ожидая подвоха и чтобы ноги вдруг ставшие ватными, меня не подвели, прислоняюсь к стене. Холод металла действует на скованное тело расслабляюще.

— Об этом хотела поговорить?

Небрежно отодвигает край шифонового рукава, обнажая синяки на моих запястьях во всех красках рассказывающих о расправе Вадима.