Давай заново
Шрифт:
«Как только умудрился за долю секунды заприметить отметины?» — мысленно негодую, ведь Андрей не особо любопытничает, лишь мельком окидывает взглядом сквозь черноту очков, подолгу не задерживаясь. Я не вижу любопытства, но чувствую пронзительный зрительный контакт, с которым он украдкой ворует мой образ.
«Соврать, что упала или ударилась об косяк? Ну, или что там в подобных случаях сочиняют женщины?» — с упорством шизофреника разговариваю с внутренним голосом, подбирая какие-то подходящие варианты для очередной брехни. Тут надо быть слепым, чтобы не увидеть чётких очертаний чьих-то пальчиков, ну или идиотом, коим Андрей не является.
— Не совсем, — испуганно выдыхаю короткий ответ.
— Он бил тебя? — приближается, чтобы разорвать моё оцепенение, дать возможность расслышать слова,
— Не совсем, — выдавив из себя повтор, затихаю.
Смотрю на Андрея снизу вверх, подмечая каждую чёрточку на его лице до одури знакомую, нежную и любимую. Терзаясь мыслями, что круговоротом мечутся в пустой голове, не могу припомнить, когда умудрилась так сильно влюбиться в него?!
— М-м-м, — протяжно завывает, отпуская мою руку. — Ксюх, ты же закончила филфак, ну подбери, пожалуйста, синоним к слову "не совсем."
Нависает, ещё ближе склоняя напряжённое, словно разом закаменевшее лицо ко мне, почти вплотную, что отныне не разглядеть реакций. Но можно ощутить учащенное дыхание, а оно приятно щекочет нос, будоражит ароматом, нестерпимым желанием коснуться губ, замерших в каких-то миллиметрах от моего рта.
— Пошли в "Bazar", я попробую всё объяснить. Обещаю наречие "не совсем" употреблять не буду.
— Что объяснять будешь? — раздосадовано шепчет, теплом дыхания согревая онемевшие от страха губы. — Вроде всё доступно разжевала в прошлый раз. Я внял твоей логике, претензий нет. Я свободен?
Отстранившись, закладывает руки в задние карманы и спешит выйти из лифта, который очень удачно распахивает перед ним створки.
— Пожалуйста, выслушай меня!
В абсолютном молчании мы идём до кофейни, Андрей нетерпеливо, а я ускоряясь и подстраиваясь каждый раз, как он спешно отрывается от меня. Мечется по тротуару чуть ли не сбивая людей и расталкивая компанию студентов, врывается в зал по обыкновению своему заполненному на треть кофеманами.
— Два Ристретто, — натянув дружелюбную улыбку, делает заказ и не интересуясь моим предпочтением. — Я слушаю, — барабанит пальцем по столу, выворачивая из без того рассеявшееся спокойствие наизнанку.
— Не знаю даже с чего начать, — сглотнув тугую слюну, замечаю как Андрей кидает взгляды на мои запястья и я спешу натянуть на синяки задранные рукава блузки. — Он меня не бил, всего-то пару пощёчин. И вообще, речь не о нём.
Как раз вовремя появляется официантка, расставляя чашки и даруя мне необходимую для глубокого вдоха паузу.
— Моя мама вскрыла себе вены, — резко вскрикиваю, но позже перехожу на более смиренный тон, стараясь не привлекать внимания к нашему столику. — Я просидела запертая в квартире с мёртвой матерью пять дней, — от кровавых воспоминаний боль ледяными иглами устремляется под кожу, царапает и впивается, режет надуманными лезвиями жилы, оставляя ментальные шрамы. — После её самоубийства, меня долго и мучительно лечили психологи. У меня были панические атаки… стала развиваться эпилепсия. Я даже в дурке лежала, — злобно хохотнув, шмыгаю носом. — Я принимала «Баклофен» в лечебных целях, как антидепрессант и миорелаксант. Но со временем любопытному подростку показалась прописанная дозировка маленькой. Я год с небольшим плотно сидела на Баклофене, плюс клубные наркотики, анаша, список большой. Продолжать? — наконец-то осмелилась посмотреть собеседнику в глаза, ведь к моменту страшной исповеди он снимает очки. — Пробовала практически всё, кроме порошка и иглы. Я торчок…, Андрей, — зафиналивая, навешиваю на себя ярлык, который долгое время прятала в тёмном углу гнилой душонки. — Хоть и в далёком прошлом, — облизнув пересохшие от напряжения губы, наблюдаю как Крутилин подкуривает сигарету. — Но сейчас я полностью чистая, уже очень давно ничего запрещённого не принимаю. Даже обезболивающие строго по назначению врачей. Андрей задумчиво закусывает губу, на секунду откладывает тлеющую сигарету и вновь берёт ее пальцами. Глубоко затягивается, удерживая дым в легких, вытравливая из себя хмарь правдивого признания.
— У нас не курят, — напоминает
девушка, проходя мимо ошалевшего Крутилина.— Извините, сейчас затушу.
И он опускает окурок в чашку с так и нетронутым кофе. Молчит и кажется не дышит вовсе, смотрит куда-то поверх моего плеча, не моргая.
— Ксюх, я пойду. Ладно? Мне в больничку надо.
Его удаляющиеся шаги, как удары молотка по гвоздям вбиваемым в крышку гроба. Своим сухим «я пойду» даёт понять что это КОНЕЦ…
Глава 24
Я возвращаюсь домой в десятом часу вечера, не конкретно в квартиру, а во двор своей многоэтажки. Сижу на качелях и упорно сверлю взглядом окна знакомой с детства высотки. Моя квартира светится как новогодняя ёлка: горит свет и в кухне, и в гостиной. Отсюда конечно не видно, но могу предположить, что спальня тоже крутит киловатты. Штрих по всей вероятности никуда не спешит, а ведь по телефону дал обещание к моему приходу свалить восвояси. Меньше всего мне хочется сейчас попадаться ему на глаза, ведь мы складно утрясли скандал в утреннем телефонном разговоре. Когда я обнаружив в прихожей оставленный засланным казачком номерок Вадима, дозвонившись, убедила поскорее съехать от меня. А он на удивление быстро согласился.
Качели жутко скрипят, но как ни странно звук меня не раздражает, а наоборот успокаивает. Ирония судьбы: есть своя жилплощадь, а битый час сижу на улице; есть кого любить, но в чувствах моих уже не нуждаются, их попросту отшвыривают.
Андрей уйдя из кофейни, подвёл жирную черту, а мне чертовски сильно захотелось тогда вернуться к прежней жизни: с пьяными загулами, с танцами в клубах до утра, с эйфорией гуляющей фальшивым туманом по крови. И та ведь умела излечивать меня, привнося в моё червивое жалкое существование на земле спокойствие, расслабление во все скованные мышцы, негу в выеденный мозг. Волшебные таблетки были моим спасением, придуманным миром ласково принимающем меня в свои объятия, чтобы дать недополученную любовь, подарить неизвестную ласку, согреть, а после наказать. Муторной ломкой, ломающей каждую косточку, впивающейся шипами расправы под ногти, а их не выгрызть и не состричь. Нужно только терпеть до следующего раза. Тётка всегда считала меня слабовольной «бесхребетиной» и была права, ведь я покорнее ныряла в наркоманское забытье, чем принимала удар в попытке всё изменить. Но сейчас я не могла себе позволить стать ТОЙ… прошлой прожигательницей.
Боль притупляется, нехотя отпускает, назойливой мыслью возвращая к реальности, в которой нет больше места порочности, этот круг разорван мной давно и навсегда. Я не вернусь на дно, тем более из-за того что кто-то проворно ускользает от меня, услышав признание. Узнав мою истинную личину, скрывающуюся за милой мордашкой.
Свет тухнет эффектом домино, сначала гостиная погружается во мрак, следом кухня, в которой еле различимо виднеется узкая полоска дверного проема освещенной прихожей. А я уже предвкушаю как, окажусь дома одна, захлопну наконец-то дверь в измотавшие меня отношения с Вадимом и больше не дам запудрить мозги. Это будет досрочное освобождение с перспективой в светлое будущее. И пусть я шагну в него без Андрея, главное что освободившись от Штриха.
К подъезду подъезжает такси, слегка ослепив яркой вспышкой фар. Постепенно привыкнув к смене освещения, замечаю мужской силуэт и лишь в свете лампочки у парадной двери разглядываю в прибывшем Андрея, который спешно щёлкает кнопками домофона.
Ничтожная жалкая иллюзия о размеренном вечере за мгновение тает в воздухе, как сизоватая струйка дыма тянущаяся в пустоту от тлеющей сигареты в моих задрожавших пальцах.
Миллион вопросов, словно пчелы в улье гудят в моей голове, ища выход из сложившейся ситуации. Закон подлости как назло удивляет своей изобретательностью, ведь сейчас Крутилину предстоит встретиться с Вадимом, а тут уж к гадалке не ходи, понятное дело чем закончится их рандеву. Вадим без подмоги явно не справится, но и у побитого недавно Андрея состояние не для бойцовских спаррингов. Неравный бой прошлого с настоящим. Вот только за что борьба? За право обладать мной? Отвоевать игрушку, как в детстве забрать не для себя, а из жадности.