Давай заново

Шумно выдохнув, Андрей приседает на корточки, запустив пальцы в волосы, взъерошивает их еще сильней. Криво усмехнувшись, протискиваюсь между ним сидящем в дверном проеме и обналичником. Он даже не двигается в моем направлении, давая возможность спокойно выйти из душной комнаты, пропахшей сладким парфюмом другой женщины.

Покидая квартиру, ловлю себя на мысли, что теряя Андрея не сумею залатать рану в сердце: ни алкоголем, ни временем, ни расстоянием. Может и не нужно никакой реанимации?

Оставить как есть или вовсе прервать душевные мытарства?

«Неужели от отчаяния, или никчемности жизни мне предстоит повторить судьбу своей матери?» — мысленная червоточина портит измотанную душу, истекая гнилым соком.

Впервые за столько лет я на полном серьезе задумываюсь над причинами маминого ухода из жизни.

«Почему? Зачем? Из-за кого?» — крутится в голове миллион вопросов, на которые мне уже никто не ответит.

«И в какое такое дальнее место она умудрилась запихнуть мысли обо мне? Думала ли о том, что произойдёт со мной, когда я стану круглой сиротой от ее решительного росчерка бритвой?» — кричит ущемленное самолюбие той маленькой девочки, что не была готова остаться одной, но повзрослев обрекающая себя на печальный финал всегда находя не тех.

«А может ей было страшно и больно, как и мне сейчас? Одиноко, пусто, безвыходно» — накатывает осознание, липко оплетая ужасом. Пуская корни уверенности в том, что я невольно проецирую несчастную жизнь матери.

Что я там могла понимать в свои пять лет? Тогда не судила по глупости малолетней, а сейчас не имела права до конца не зная всей ее истории. Была ли она слабой? Скорее нет, чем да! Ведь закончить так как она под силу сильному человеку или в край отчаявшемуся.

Я не такая, по крайней мере в вопросах смерти. Я вида крови панически боюсь с тех самых пор, как нашла мать в ванной?

Вытряхиваю содержимое сумки прямо в рукомойник. Надо закурить, расслабиться, отогнать бредовые мысли. Пачка пуста, напоминая о сигаретах лишь крупицами табака, словно конопушками рассыпавшимися на белой керамики. Сминая, кидаю на пол и снова, и снова с остервенением танцую на ней твист.

Кафель в ванной мокрый, скользкий, как и вся ситуация засосавшая меня. Цепко хватаюсь пальцами за край раковины. Вроде секунду назад размышляю над способами совершения греха, а тут нате вам, держусь за фаянс, предупреждая собственное падение. Голову разбивать неохота. Странная нелогичность.

Взгляд падает на небольшой пузырек, тот самый камень преткновения, не давший мне отстоять свою честь перед Андреем.

Пускай! Пускай, думает обо мне все что ему позволит его больная фантазия. Я не такая, как он осмеливался говорить в мой адрес. Установка больше не реветь, терпит фиаско.

Пошло оно все к черту! Сильные не плачут, черта с два. Ревут… Громко…. Навзрыд…

До хрипоты в голосе, когда сокрушаясь над горем воешь, не жалея связок, причитая на износ и царапая горло сожалениями.

До красных глаз, когда плачешь с одним только желанием, пролить слезами боль, которая жрёт тебя поедом. На живую вгрызаясь в сердце, отрывая кусок за куском, словно зверь голодный.

До крови на губах, когда всласть искусываешь их, лишь бы переключиться, сместить ориентир. Заглушить физическим страданием душевную гибель.

До дрожащих пальцев, которыми готов царапать кожу с надеждой высвободить из себя огонь, жгущий тебя как назло не переставая, наказывая за беспечность. За глупость. За попытки быть счастливым.

Глава 29

Трудно срывать листики отрывного календаря и считать дни, нанизывать их на нить, покорно делая бусы из одиноких часов, холодных минут и смертельно ненавистных секунд, что в тишине скрежетом рвут душу на части.

Проходит дождливая осень, так и не наводя порядка в голове ни сквозняком, ни промозглым ветром. Сменяется морозным ноябрём, но легче не становится, лишь скованное болью сердце покрывается коркой льда, а та предательски трещит при виде Андрея. Лопается, обнажая самую суть чувств, которые я старательно перебарываю в себе, проживаю до конца нерастраченную эмоцию, но уже вдали от него.

Я сдерживаю данное слово из последних сил и не прощаю Андрея. Свожу к минимуму всякое с ним общение, ведь мне невероятно больно. И эта боль ни с чем не сравнима.

Я по сути не баловень судьбы и периодически получала удары от неё. Но так хотелось верить, что Андрей разорвет порочный круг наконец-то сделав меня счастливой, нужной и любимой. Но и в этот раз лишь получаю щелчок по носу, дабы не зазнавалась, не строила замков из песка.

Работа не помеха разбитому сердцу, а наоборот некое спасение от дурных мыслей. Отдавая последние поправки по макету статьи, краем глаза замечаю Андрея в компании хорошенькой девушки.

Войдя и молча отсалютовав приветствие всем присутствующим, направляюсь к кофеварке. По пути, словно невзначай задеваю обнимающихся. Сразу же поймав неодобрительный взгляд Андрея, на который естественно мне совершенно наплевать. Пусть хоть земля разверзнется, но от намеченного я не стану отступать. Скорее всего светившийся счастьем ангел в объятьях Крутилина немного не в курсе с кем связывается.

— Привет. Ты же Катя, новенькая?

— Привет, — премиленько отзывается блондинка, утвердительно махнув головкой.

«Ой, держите меня! Ну прямо как в романах про любовь. Он сексуальный брюнет с глазами стального цвета и милая голубоглазая блонда. Неужели такие куклы и впрямь существуют?!»

— Заметно. Старожилы все обходят Крута стороной. Он у нас любитель одноразового секса, — послав в их сторону поцелуйчик, устраиваюсь поудобнее на столе в аккурат рядом с ними. — Мой тебе совет, прежде чем иметь с ним дело, справочку попроси. Он просто игрушку свою куда только не сует. Никем не брезгует.

Девушка резво высвободившись из его рук и краснея как школьница, сбегает прочь. Тут же на поговорить прорывает Андрея.

— Если не можешь меня простить и принять обратно, то хотя бы отпусти.

Спрыгнув со стола и подойдя вплотную к Андрею, который от злости ко мне за малым не выпускает пар из ушей. От моего внимания не ускользает его напряжённая поза: он сжав кулаки упирается ими в столешницу, стуча носком кроссовка о пол.

— Помнится мне, ты сам разрешил сломать тебе жизнь. Так что извини, обещал, терпи! Я заноза в твоей заднице, — подойдя к нему настолько близко, насколько этого позволяет выставленная им вперёд нога, ладонью касаюсь его причинного места. В ответ на мои прикосновения в штанах Андрея явно становится тесно, откровенно облизнув губы, продолжаю дразнить. — Хочу, чтобы твои яйца от неудовлетворенности гремели как кандалы, оповещая меня о приближении твоей гаденькой особы.