Дай тебя забыть

Внутри меня раздался оглушающий крик, больше похожий на визг, — такой, от которого вдребезги разбиваются стекла. Только горло стянуто таким сильным спазмом, что все мои потуги выбросить эмоции из себя, оказались тщетны. И, все же, я обессиленно осела на пол.

Почему именно сейчас? Я ведь была так близка к свободе! Всего лишь год, один несчастный учебный год и…

Мои разрушенные планы острыми осколками резали внутренности, но эта боль отрезвляла. Потому что все самое худшее еще впереди, без всяких сомнений.

— Прекрати, ты же мнишь себя взрослой! — рявкнул отец, только я все равно отчетливо услышала, как его голос дрогнул.

Вот значит как?! То есть, моя боль, по крайней мере, ему удовольствия не доставила. Может, стоило попробовать поймать этот призрачный шанс?

— Папа, папочка! — подползла на коленях к мужчине и обхватила его ноги, срываясь на рыдания. — Прошу тебя, оставь меня здесь, ну, пожалуйста! Я ведь все эти годы была примерной, как ты и хотел, училась на “отлично”, никаких замечаний по поведению, олимпиады и…

— Встань, — надтреснуто произнес отец.

— Я же ни о чем не просила все это время! — продолжила свои завывания. — Ни одного подарка на праздники или дни рождения, на которые ты мне лишь присылал глупую электронную открытку с ежиком и маргаритками!

— Рита, нет! — явно собравшись, пробасил отец. — Не унижайся, это все равно ничего не изменит.

Отползла от отца и позволила себе недолго предаваться самобичеванию. Нравится ему это или нет — плевать.

Стало очевидным, что, как минимум, до моего совершеннолетия, у меня выбора нет.

Немного собравшись, я встала, отряхнула колени, поправила на себе одежду. Затем, заприметив на подставке в углу директорского кабинета салфетки, подошла, чтобы вытереть слезы и высморкаться.

— Знаешь, если бы давали премию на конкурсе “Отец года”, ты бы взял гран-при, — бросила осипшим голосом, оборачиваясь к родителю. — Как легко ты позволяешь себе рушить мою жизнь, даже поражает! Хочу тебе напомнить, что я не просила меня рожать и…

— Да сколько можно?! — сорвался на крик мужчина. — Что тебе опять не нравится?! Ты же так хотела домой, разве нет? Держишься за эту чертову школу, ради чего? Знания? Так ты пойдешь в лучшую гимназию во всей области!

— Я хотела домой шесть лет назад! — зарычала в ответ. — Тогда, когда мне была нужна семья, отец! У меня здесь прекрасная жизнь, знаешь ли, чтобы отказываться от нее ради… А ради чего, собственно? Твоего общества, в котором я больше не нуждаюсь?!

Буквально в несколько шагов мужчина оказался рядом со мной и схватил за плечи, заглядывая в глаза.

— Все, что я делаю, — тихо произнес он. — Исключительно для твоего блага. Ты все видишь в черно-белом цвете, но реальный мир не такой, Маргаритка. И ты едешь домой. Сейчас.

***

В комнату я вернулась совершенно разбитой. Отец не собирался давать мне ни минуты на сборы, но я чудом сумела уговорить его, хотя бы конспекты свои забрать — шесть лет труда, как никак.

— Ритка, ты чего такая зареванная?! — налетели на меня с расспросами соседки. — Неужто Ёся наш тебя пресанул?!

Отвечать ничего не хотелось, как и разговаривать с этими курами. За весь период моего пребывания в этом чуднОм месте, подругами я так и не обзавелась. Потому что хвастаться мне нечем, а ныть я не люблю, как и обсуждать других людей.

— Анисимова, — влетела в комнату Горгона. — Я что, бегать за тобой должна?!

Ох, как же меня задолбала эта феминистка бессемейная! И правильно, у таких не должно быть потомков, потому что род какой-то проклятый будет.

— Я с кем разговариваю, мать твою?! — подлетела ко мне женщина и дернула за руку, разворачивая.

Не выдержав эмоционального накала, еще и упоминаний о маме в подобном контексте, к тому же, из уст этой мымры, моя рука, словно обретшая свою жизнь, полетела в сторону лица воспиталки. Звук пощечины оглушил все и вся, и наступила кромешная тишина на какое-то мгновение.

— Ах ты, маленькая дрянь! — зашипела Горгона, замахиваясь для ответного удара. — Мало я тебя порола, да?!

— Только тронь мою дочь — и пойдешь червям на корм, — громыхнул где-то позади голос моего отца.

— Что здесь происходит, Надежда Ивановна? — рявкнул взявшийся из ниоткуда директор. — И как понимать ваши слова на счет порок.

Ну… может Ёся действительно ничего не знал о некоторых методах здешнего воспитания? Почему бы не просвятить его напоследок? Хотя, этот сюр больше напоминал игру плохих актеров. Может, хоть у папочки что-нибудь дрогнет внутри?

— Да ладно вам, Иосиф Давыдович, — пропищала, вырывая из тисков Горгоны свою руку. — А то вы не знаете, что девочек постоянно бьют, наказывают, заставляют по ночам убирать те помещения, где нет камер…

— Что ты несешь, паршивка?! — противно проблеяла воспиталка, которая так и не опустила свою клешню, словно продолжая угрожать мне. Только мне уже не страшно. Куда сильнее пугал предстоящий отъезд в неизвестность.

Начавшаяся перепалка между директором и его подчиненной быстро исчезла из нашей комнаты неведомо куда.

Заведенные соседки буквально набросились на оставшегося в комнате мужчину со своими жалобами, проблемами и причитаниями. Отец показательно охал, ахал и просто тяжело вздыхал, покачивая головой. Нисколько не изменился за все эти годы…

Примерно с таким же видом (смесь снисхождения и раздражения) он общался с моей бабушкой, маминой мамой, лет десять назад, потому что еще задолго до смерти родных, женщина перестала с нами общаться.

— Я почти готова, — решила сжалиться над папой и протянула ему дорожную сумку. — Подожди за дверью, я быстро.

Отец кивнул напоследок девочкам и спешно улизнул, позволяя перевести дыхание.

Эх, если бы у меня был хотя бы один шанс на побег, я бы его не упустила.

— Какой у тебя батя охренительный — защебетала одна из соседок.

— Точно! Мне бы такого… папика, — загоготала другая, вызвая у меня лишь отвращение.

— А ты не сирота разве? — вклинилась третья.

Все же, мизерный плюс в моем отъезде начал просматриваться: никаких кур и Горгоны. И нет, я не буду по ним скучать. Уверена, мне будет слишком “хорошо” и без них.