Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

– Б…ь, я знаю, но он говорил Изабелле, что думает насчет отъезда из дома. Он хотел уехать куда-нибудь, где никто его не знает. Я хочу сказать, что, если он говорил это ей, есть шанс, что он и сказал и кому-нибудь еще. Может, они подумают, что он, наконец, получил достаточно и уехал, – с надеждой сказал я, пытаясь найти какой-нибудь способ избежать этого.

Последнее, в чем я сейчас нуждался – это обвинения в гребаном убийстве или что-нибудь в этом роде, как вершина всего, что здесь происходит. Я чувствовал вину за его смерть и тот факт, что он не получит похорон, которые заслужил, но Белла была для меня самым важным, и я не мог допустить, чтобы что-нибудь мешало мне в ее поисках.

– Возможно, – сказал он, гневно тряхнув головой. – Мне нужно еще кое о чем позаботиться, прежде чем мы уедем. Оставайся, черт возьми, следующие несколько часов в стороне от проблем, чтобы не усложнить все еще больше, и постарайся справиться с этим.

Он повернулся и вылетел из комнаты, ругаясь себе под нос, пока спускался по лестнице. Я встал и медленно стащил с себя одежду, бросая ее в кучу в угол комнаты, мысленно наметив убрать всю эту херню позже, так как она была испачкана кровью. Я долго принимал душ, пытаясь, б…ь, расслабиться и уменьшить боль, но это только слегка успокоило мои нервы. Я отскреб каждый дюйм своего тела и вылез, когда кожа покраснела от горячей воды.

Я оделся в первое, что попалось под руку, в поношенные джинсы и обычную белую футболку, и открыл ключом нижний ящик своего стола. Взяв бутылку Grey Goose, я сел на край кровати и натянул белые кроссовки «Найк», откручивая крышку с бутылки и делая большой глоток. Водка обожгла пищевод, мгновенно согрев меня и немного успокаивая истрепанные нервы. Я еще долго тихо сидел, выпивая и обдумывая то, что сказал мой отец. Джейкоб умер, Изабелла пропала, а все остальные были в опасности. Моя жизнь разлетелась на части, моя семья в хаосе, и если это дерьмо разыграть неправильно, мы все можем, в конце концов, умереть. И, если подумать, то мое огромное чертово беспокойство двадцать четыре часа назад имело некоторое сходство…

Я больше не волновался ни о каком дерьме. Моя футбольная карьера, очевидно, закончена, поскольку повреждения вывели меня из строя на остаток сезона, и будущее повисло в воздухе, но меня это не трогало. Я даже не знал, останусь ли я в живых, и уж тем более, вернусь ли в школу, но мне было похрен все, что случится со мной, пока я не найду ее.

Значение имела только она.

Через несколько секунд после полудня я, наконец, спустился по лестнице, не способный больше оставаться у себя. Я направился в гостиную и встал перед большим окном, глядя на задний двор. Дымка, которая была утром, сгустилась, пошел дождь, и я едва различал деревья в нескольких ярдах от меня. В доме стояла абсолютная тишина, кроме стука дождя по окнам, и это было жутко. Я в каком-то трансе смотрел на мрачный пейзаж перед собой, даже не слыша приближающиеся шаги, и совершенно не осознавая присутствия человека за мной, пока не заметил его отражение в окне.

– Боже, – произнес я, отпрыгивая и удивленно хватаясь за грудь.

Я дернулся и обернулся, увидев, что за мной стоит Алек, замерев, как статуя, с серьезным выражением лица. Он был мокрым, его белая рубашка была испачкана кровью и грязью.

– Ты не слишком наблюдателен, – сказал он, начиная расстегивать рубашку.

– Ты просто так тихо двигаешься, типа гребаного ниндзя или вампира, – нервно пробормотал я.

Он скептически посмотрел на меня и покачал головой.

– Ты слишком много смотришь телевизор, – ответил он. – Признак успешного ассассина – то, что мишень никогда не узнает, кто ее ударил.

Я осторожно смотрел на него. Алек прошел мимо меня и начал ковыряться в камине. Мы никогда им не пользовались, потому что это была чертовски утомительная работа, а мы всегда могли воспользоваться для обогрева электричеством.

– А я не мишень, – пробурчал я.

Он повернул голову и своеобразно взглянул на меня. Я вздохнул.

– По крайней мере, я надеюсь на это.

ДН. Глава 69. Часть 3:

Уголки его губ дернулись в слабой улыбке, и он вернулся к камину, спокойно подготавливая все и поджигая его. Когда огонь разгорелся, он бросил в него рубашку и молча стоял, наблюдая, как она сгорает.

– Я помню день, в который пропали ты и твоя мать, словно это было вчера, – наконец, сказал он, и его слова застали меня врасплох. – В этот вечер я остановился в вашем доме по делам, и, несмотря на то, что твой отец был в ужасе, он сохранял спокойствие и делал то, что, как он знал, был обязан делать. Он отлично научился носить эту маску спокойствия, но я знал твоего отца лучше, чем остальные. Никто по его виду не мог сказать, что случилось что-то плохое, но я чувствовал его тревогу.

Он опять замолчал, поворошив угли в камине. Его рубашка уже почти полностью сгорела. Я понятия не имел, на что он намекает, но не имел смелости спросить, потому что понимал, что нетерпение будет проявлением неуважения к Алеку.

– Я никогда не понимал упорства твоего деда в том, что Карлайл был последним принцем мафии, точно так же, как не понимаю веры Аро в то, что ты им будешь, – через некоторое время продолжил он. – Твой отец и ты сделаны по одному и тому же трафарету. Вы оба эмоциональны, одинаково окружены жизнью снаружи. У вас большое сердце, и это может быть опасно в бизнесе. Люди немедленно воспользуются вашей слабостью, и вы оба, и ты, и твой отец, имеете общую слабость.

– И что это? – спросил я.

Он удивленно посмотрел на меня, словно это был гребано идиотский вопрос, и я понял, что, наверно, это так и было.

– Ваши женщины, – сказал он. – Вы оба слишком чувствительны и с трудом скрываете свою любовь. Раньше твой дед играл на чувствах Карлайла, насколько я помню, и уверен, что Аро будет делать то же самое с тобой. Они воспользовались Элизабет, чтобы манипулировать твоим отцом, точно так же, как я уверен, что они воспользуются Изабеллой, чтобы заставить тебя делать то, что они хотят.

– Ты думаешь, именно поэтому они оставили меня в живых? – спросил я.

– Уверен. Они предчувствуют, что ты будешь делать в точности то, что они хотят, чтобы ты делал, потому что хорошо известно, что ты действуешь, не думая. Они ждут, что ты откроешь рот и выплеснешь все, что знаешь, иррационально думая, что это поможет, хотя на самом деле эта информация будет только причиной краха, – спокойно сказал он.

Я смотрел на него, обрабатывая его слова, пытаясь обнаружить, какой смысл он вкладывал в них.

– Ты говоришь, что они используют Изабеллу, чтобы заполучить меня, потому что думают, что я ключ к тому, чтобы разрушить все? – спросил я.

Он кивнул.

– Точно, – ответил он. – Мы только пешки, Эдвард, и, если ты не будешь осторожен, то сыграешь им на руку. Твоему отцу пришлось рано научиться носить эту маску, чтобы защитить себя и тех, кого он любит. Он научился сохранять спокойствие, даже когда он встревожен, и это то, над чем тебе просто необходимо поработать. Как я и сказал, Эдвард, открытость в нашем мире не приносит ничего хорошего. Ты никогда не должен показывать свои эмоции или выдавать информацию, доверенную тебе, потому что и то, и другое быстро приведет к гибели. Я надеюсь, раз уж ты так похож на Карлайла, что ты научишься носить эту маску точно так же, как и он. Не имеет значения, что ты чувствуешь, ты не должен показывать это. Это единственное, с чем ты должен справиться.