Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

— А что за питье? — спросил Маркел.

— Посольское, — сказал Никифор. После велел: — Направо!

Это они уже шли по площади. Маркел не удержался и сказал:

— Мне Федор говорил, что ты у них толмач. А ты мешки с водкой носишь.

— Это не я ношу, а ты, — сказал Никифор, усмехаясь. — И не с водкой, а с вином. С мальвазией. Посол только мальвазию пьет. Вот и велели еще принести. А ты мне сейчас все бутыли перебьешь. Не лязгай!

Маркел стал нести ровнее. Никифор спросил:

— Зачем тебе к ним на подворье? Что за нужда такая?

— Надо одного человека сыскать срочно, — сказал Маркел как будто очень нехотя. — Должок вернуть. Тут же, смотрю, такие времена настали, что не сегодня завтра — фыр-р-р-р, и я его только и видел.

— Да, — помолчав, отозвался Никифор. — Непростые времена сейчас… Это чтобы я бутылки нашивал! И чтобы посол их ждал!

— А раньше было посытней? — спросил Маркел.

— Было по-всякому, — уклончиво ответил Никифор, помолчал, а после не выдержал и начал говорить: — Сперва у них было всего навалом. Это когда только приехали. Но после сходили они к государю, государь их принял, они ему не показались, и он говорит: «Андрюшка, режь им рацион!» И Андрюшка, а это наш старший, наш думный дьяк Андрей Щелкалов, подрезал. Эти стали голодать. Неделю голодали, две… Государь их опять призывает — и их просто не узнать: на все согласные! Подписали все, что было надо. И государь обратно говорит: «Андрюшка, чтобы они теперь от пуза у меня, ты понял!» И наш главный им вначале все вернул, а после еще и удвоил. Ну, тут они опять стонать: «Смилуйся, великий государь, нам столько не съесть!» А он: «Нет, съедите!» И запретил урезать рацион и также недоедать. Так они и обжирались по тот самый день, когда государь преставился. И тут нам Щелкалов сразу говорит: «Урезать и не выдавать! Совсем!» А тут еще и Бельский: «И в цепи их всех!» А Годунов: «И в казематы!» Так и сделали: отобрали у них все и посадили их в их же подвал, где у них раньше были да и сейчас есть склады. Но мы же христиане! И того-сего им подаем час от часу. Вот мне велели отнести мальвазии. А там, глядишь, кого-нибудь еще пошлют. Да ему много не надо, этому послу, он же вот таковского росточка, худющий, одни усы да уши. А сколько в нем гонору! Ходит важно, как журавль. Его Журавлем и зовут. А тебе там кто нужен?

— Жонкин его прозвание, — сказал Маркел.

— Жонкин? — удивился Никифор. — Нет там никакого Жонкина. — Подумал и спросил: — А может, Жонкинсон?

— Может, и Жонкинсон, — сказал Маркел. — Это же не мой должник, а дядин. Дядя велел сыскать и говорил, что Жонкин.

— Да! — только и сказал Никифор, недоверчиво поглядывая на Маркела. После прибавил: — Ладно, только ради Федора. — Потом, еще немного помолчав, сказал: — Так там не один Жонкинсон, а их целых три. Тебе который нужен?

— Жонкинсон-точильщик.

— А, точильщик! Есть такой, — сказал Никифор. — Этот да, этот может. Возьмет и не отдаст. Пьянчуга! Да они там все такие. Вот сколько ты несешь? А это им на один раз. Даже не им, а одному ему. Гентельману сэру Ереми Баусу, как он себя называет. А люди кличут Журавлем. Но какой ловкий чертяка! Царь же сперва хотел его казнить, а он вывернулся, заболтал, и государь его помиловал.

— А за что казнить? — спросил Маркел.

Никифор остановился, внимательно посмотрел на Маркела и сказал:

— Ты откуда к нам свалился? Ты вообще кто такой?!

— Я рославльский, — ответил Маркел. — К дяде приехал, на побывку. А дядя возьми да и помер. А от него остались должники, и один из них — вот этот Жонкин, или Жонкинсон. Он должен дяде два рубля и пять алтын.

— Два рубля! — сердито повторил Никифор. — Только людям головы дурить! Рославльский!

Они пошли дальше. Шли, как отметил Маркел, к Фроловским воротам.

— Жениться царь хотел, вот что! — вдруг начал говорить Никифор, глядя перед собой, на дорогу. — В прошлом году решил. Так и сказал: надоели вы мне все, вот здесь, поперек горла сидите, и ты, Марья, тоже надоела, хоть и молодая ты, а тьфу! Вот, говорил царь, возьму себе жену за морем, в английской земле, тамошнюю королевну, она родит мне королевича, и я посажу его после себя на царство, а Федьку с Митькой долой, оборванцев. И послал сватов. И мы поехали.

— Как это — мы? — переспросил Маркел.

— А так, — ответил Никифор. — Я тоже поехал. Не старшим сватом, конечно, а толмачом. Сватом был Федор Андреевич Писемский, ближний думный государев дворянин, если слыхал про такого. Да что ты слыхал? И что видел? Ты не только за морем, а ты хоть просто море видел? А я в нем чуть не утонул!

Маркел помолчал, потом спросил:

— И вы так вот плыли, плыли и прямо в английскую землю приплыли?

Никифор утвердительно кивнул.

— И как там?

Никифор помолчал, после сказал:

— Нам велено молчать про это. К кресту подводили. Басурмане там живут, вот и не велено смущать народ.

— А! — только и сказал Маркел и усмехнулся.

— Не веришь, что ли? — обиделся Никифор. — Так у своего Федора спроси, и он скажет: Никифор там был! И побожится, если надо.

— И долго ты там был? — спросил Маркел.

— Немало! — сердито ответил Никифор. Но почти сразу усмехнулся и проложил: — Был! Мед, пиво пил. Мед мы с собой привезли, а пиво там свое. Эль называется. Крепкое пиво! А поселили нас в отдельных палатах прямо напротив королевского дворца.

— И ты королеву видел?

— А как же. Наши как только с ней сойдутся, так сразу меня зовут. Они бают, я толкую. Сперва от наших на ихнюю сторону, а после с ихней на нашу.

— И как их королева? Видная? На кого похожа?

— Про это тоже велено молчать, — строго сказал Никифор.

— Ну, а королевна тогда как? — спросил Маркел. — Невеста царская.

Никифор помолчал, после ответил:

— Рыжая она. Щербатая. Но в теле. Только не это главное. А то, что королева говорила, будто эта рыжая — ее родня ближайшая, а когда мы пошли доискивать в других местах, то совсем другое оказалось! Тогда мы возвращаемся сюда и говорим: так, мол, и так, великий государь, эта их Марья Хастикс — никакая не королевнина племянница, а неизвестного родства, может, вообще кабатчица какая. Ох, тут государь страшно разгневался и говорит: «Андрюшка, режь им рацион!» А мог и их самих порезать, между прочим.

— Мог, — сказал Маркел, подумав.

Тут они как раз вышли из улицы и подошли к площади перед Фроловскими воротами. Никифор сразу повернул к калитке и там только сказал: «Открывайте!» — как им сразу стали открывать. Царский толмач, подумал про себя Маркел, еще бы…

Они прошли через калитку и вышли на подъемный мост. Вода под мостом была чернющая, льда нигде видно не было, его еще с ночи покололи.

— Далеко ли нам туда идти? — спросил Маркел.

— Недалеко, — сказал Никифор. — Это здесь, в Зарядье, на Варварке.

На Варварке, подумал Маркел и сразу вспомнил Гридю с его шайкой. Только их еще сегодня не хватало! Подумав так, Маркел невольно осмотрелся. А Никифор продолжал рассказывать:

— Этот Баус — очень вороватый человек. Да англичане, они все такие. Ну вот зачем им было эту рыжую подсовывать? Есть же у них там девицы настоящей королевской крови, и из себя пригожие, я сам видел, вот их бы и сватали. И женился бы тогда царь-государь на ихней такой королевне, нарожала бы она ему сынов один другого краше… Вот чего наши бояре боялись! Потому что царь же дальше что задумывал? Я же это толковал, сам с царского листа считывал! Сперва посадить королевича, а после призвать их бояр, у них бояре «лорды» называются, а еще после… И тут государь вот прямо в одночасье занемог и преставился. С чего это вдруг? Кому он помешал? Или всем сразу, если все молчат?

Тут Никифор и сам замолчал и посмотрел на Маркела.

А Маркел смотрел по сторонам. Никифор усмехнулся и сказал:

— Странный ты какой-то. Не за того ты себя выдаешь. Я как только сегодня вернусь, так сразу пойду к Федору и напрямую спрошу, кого это он мне подсунул.

Маркел открыл рот, чтобы ответить…

И вдруг увидел Гридю! Они тогда как раз проходили мимо рядов. И там, возле стены, стоял Гридя и помахивал правой рукой. Маркел сразу понял, что у Гриди кистень в рукаве. Рядом с Гридей стоял Митя. Да и остальные были рядом. Маркел усмехнулся, кивнул Гриде, подкинул на плече мешок (мешок громко цокнул) и прибавил шагу. Никифор, едва поспевая за ним, зло сказал: