Дело №306

Прочтя этот обличительный документ, Мозарин задумался: как мог художник, здравомыслящий человек, так открыто наводить на собственные следы? Может быть, он писал это в состоянии исступления? Или, что казалось невероятным, решил взять вину на себя? Но с какой стати? Это была тайна, которая требовала раскрытия. Иначе невозможно спокойно и уверенно продолжать следствие. Размышления капитана прервал телефонный звонок. Из бюро пропусков сообщили, что два раза приходил Румянцев и дважды Мозарин не отвечал на телефонный звонок. Сейчас гражданин Румянцев явился в третий раз. Капитан велел его пропустить.

Румянцев очень изменился: он осунулся, под глазами синели круги, лицо обросло жесткой бородой.

–  Вы по поводу записной книжки?
– спросил Мозарин.

–  Нет, она мне не нужна, - тихо ответил Румянцев.

–  Скажите, пожалуйста, - продолжал капитан, - вы не писали на отдельном листке этой книжки фразу: «Пусть и Комаров поплачет»?

–  «Пусть и Комаров поплачет»?
– переспросил художник и наморщил лоб.
– Ах да, писал. А почему вас это интересует?

–  Будьте любезны раньше ответить на мой вопрос.

–  Пожалуйста! Это было в первый месяц замужества Оли. Она ни на шаг не отходила от мужа, даже редко выходила из комнаты. Нечего и говорить, что делалось со мною. От ревности и обиды я озлобился, поглупел и… нарисовал злой рисунок: Оля в образе легкомысленной дамочки бежит в раскрытые объятия какого-то человека, а в сторонке, не видя этого, стоит Комаров. В эти дни я минутами ненавидел Ольгу, она казалась мне ветреной, легко меняющей дружбу. Ненавидел Комарова… На тумбочке лежала записная книжка. Я взял ее и во всю страницу написал эти слова, злорадствуя и мысленно желая, чтобы Ольга обманула Комарова. Теперь я сознаю, как это было глупо… и мелко… даже подло… Дайте-ка мне книжку!
– Румянцев протянул руку.

–  Погодите!
– остановил его капитан.
– Кто видел эту запись в вашей книжке?

–  Думаю, никто. Я послал рисунок Оле, под которым позже написал: «Пусть и Комаров поплачет»!

–  А кто, кроме Комаровой, видел ваш рисунок?

–  Мужу она не показывала.

–  Это вам точно известно?

–  Ну конечно. Иначе Петр не промолчал бы. А вот тетка Оли видела шарж. Я помню, она еще встретила меня на улице и стала бранить: как я смел издеваться над чистой любовью ее племянницы!

–  Кто заходил в вашу комнату, когда вас не было дома?

–  Соседка, Анна Ильинична. Этой зимой и Комаров.

–  А он-то почему заходил?

–  Когда я жил с ним, еще до его женитьбы, мы сложились и купили комод. В своих ящиках он хранил спортивные вещи. После женитьбы он не унес их к себе, иногда заходил даже в мое отсутствие, чтобы взять из комода ту или иную вещь.

–  Где находилась записная книжка?

–  Она все время лежала в комоде. Я ею не пользовался. Она очень толстая. Ее неудобно носить в кармане.

–  Я вынужден оставить записную книжку у себя, - сказал Мозарин.
– Она приобщается к делу.

–  Пожалуйста, - ответил Румянцев и тихо добавил: - Я сегодня видел Олю. У меня сердце разрывается, поверьте… Вам известно, кто этот… этот зверь?

–  Да!

–  И он сознался?
– еще тише спросил Румянцев.

–  Нет еще!

–  Простите!
– пробормотал художник, судорожно дернулся и еле слышно произнес: - Можно идти?

Мозарин подписал пропуск. Художник пошел, еле передвигая ноги, спохватился, что забыл шапку. Взяв ее, он вторично сказал: «Простите!» - и вышел из комнаты.

Опять у Мозарина осталось то же впечатление, что и после первого допроса Румянцева: свидетель странно вел себя, может быть, утаивал важные для следствия показания. Капитан послал повестку тетке Ольги Комаровой, просил ее явиться завтра утром.

Мозарин пошел было в столовую Управления, но вспомнил об утреннем телефонном разговоре с матерью и сказал Байковой, что съездит домой.

Часа через два, возвращаясь в троллейбусе на службу, капитан снова и снова обдумывал, как провести допрос Комарова. Прежде всего это будет психологическая разведка. Она покажет, как воспримет тренер тот или иной вопрос, как он владеет собой и умеет ли вовремя найтись. Это подскажет, как вести допрос дальше. Главное - не давать волю своим чувствам, вовремя сдержать себя. И, пожалуй, надо притвориться простодушным и доверчивым: пусть Комаров думает, что Мозарин - молодой, неопытный следователь. Пусть Комаров вволю лжет, не надо ему мешать. Именно ложные показания и изобличат его.

Капитан набрал номер телефона, который дал ему Градов, и вызвал тренера. Тот сказал, что немедленно выезжает, и добавил, что его могли бы пригласить и раньше. Мозарин по его вызывающему тону почувствовал: преступник будет держать себя нагло.

Комаров, войдя в комнату, снял меховую куртку, бросил на стул, положил сверху кепи и сел. Он был в спортивном костюме из синей байки. Мозарин заметил, что шаровары потерты и на локтях заплаты. Значит, он умышленно надел этот костюм!

–  Я прежде всего вынужден протестовать!
– внушительно сказал Комаров.
– Вы нашли мою жену, товарищ Мозарин! Вы были обязаны в первую очередь известить меня, меня!

–  Я послал вам повестку, - спокойно ответил капитан, - но оказалось, что вы уехали в больницу.

–  Хотел уехать. А вот сижу, работаю. Просвета не вижу. И потом, разве вы, специалисты своего дела, не могли разыскать меня?

–  У нас тоже много работы, гражданин Комаров. Но, конечно, так или иначе - мы вручили бы вам повестку.

–  Ну хорошо, - продолжал тренер, меняя тон.
– А виновный, надеюсь, арестован?

«Вот как! Сразу берет быка за рога», - подумал Мозарин и уверенно объявил:

–  Сегодня возьмем преступника под стражу.

–  Прошу извинения, товарищ Мозарин. Как ваше имя, отчество?
– Комаров заметно оживился.

–  Михаил Дмитриевич, - ответил капитан.

–  А вы, Михаил Дмитриевич, не скажете мне имя этого негодяя? Это не человек в коричневой шубе?

–  Не имею права оглашать сведения, Петр Иванович, - ответил Мозарин, - но обещаю: вы первый узнаете, кто убийца вашей жены.

–  А все-таки, Михаил Дмитриевич, затянули вы с его арестом.

–  Нет, Петр Иванович! Дело очень сложное, надо иметь крепкие доказательства

–  А вы их не имели?

–  Теперь все доказательства налицо, но… не выяснены кое-какие мелочи, а ведь надо все выяснить до конца. Сообщаю это вам доверительно.

«Кажется, понемножку успокаивается», - подумал капитан.

–  Разумеется!
– подхватил тренер, кладя руки на колени.
– Может быть, я помешал вам своим приходом? Ведь вам, - он почти усмехнулся, - надо выяснить кое-какие мелочи…

–  Нет, что вы, Петр Иванович, - возразил Мозарин.
– Наоборот, я думаю воспользоваться тем, что вы пришли.