Дело Гермионы

Вечно в голову всякая хрень лезет!

Делегация Шарма, полностью оправдывая своё сокращение, манит студентов, и они слетаются, как осы на мясо. Надо заметить, что наши хогвартские товарищи тоже в ту сторону косят глазами. Что-то тут нечисто, скажу я вам. Войцех тем временем травит дальше, про историю Дурмштранга и славных выпускников, но тут Аластор решает вставить своё веское слово.

— А ещё Дурмштранг славен своим выпускником Геллертом Гриндевальдом, который известен как самый Тёмный маг Европы в двадцатом веке!

Войцех сбивается, студенты Хогвартса тоже в недоумении. Кому-то известен данный факт, кому-то нет, но как-то уж резковато товарищ Грюм вклинился. Нельзя ж так голую правду вываливать посреди разговора!

— Сей Гриндевальд наделал немало дел, но в Дурмштранге, тем не менее, продолжают изучать Тёмные Искусства, — с нажимом в голосе, как будто обвиняя, продолжает Грюм. — Знак Гриндевальда на стене рисуют, а?

— Сэр! — Войцех вскидывается.

Мне хочется заржать. Аластор взял его на «слабо», и сейчас мы узнаем, как в Дурмштранге обстоят дела с тёмными искусствами, знаками и прочей лабудой. Из-за закрытости школы ходит много слухов, но что именно в них правда — не слишком понятно, если не сказать больше. Вот Грюм и решил прояснить вопрос, простейшей провокацией в несколько предложений. Теперь наш рассказчик наизнанку вывернется, но расскажет, что ж тут происходит.

— Мы изучаем Тёмные Искусства, чтобы знать, как с ними бороться, а не затем, чтобы практиковать!

— Но изучаете, а? — подначивает Аластор. — Практикумы с голыми девственницами проводите?

От такого предположения студент Павловский резко начинает кашлять. Ученики Хогвартса смущены.

— Мы проводим практикумы по защите, кха-кха, и обезвреживанию, сэр! И это делают те, кто готовится стать мракоборцами, а не все студенты!

— То есть ты не проводил практикумов с голыми девственницами? — не моргнув и глазом, уточняет Аластор. — По защите и обезвреживанию?

Вот такие у него шуточки. Подобного летом и я, и Тонкс, и Гарри за компанию наслушались достаточно. На особо забористых шуточках, Тонкс постоянно делалась фиолетовой, что почему-то невероятно веселило Аластора. Соответственно, фиолетовый цвет провоцировал нашего наставника ещё что-нибудь такое пошутить, двусмысленное. Теперь же вот Войцех попал под раздачу. Говоря шахматным языком, Аластор ему поставил «вилку», так как оба варианта ответа, неважно да или нет, ответит студент, вызовут дальнейшие подначки от Грюма.

— Сэр, прошу меня извинить, — Войцех встаёт. — Думаю, учебные вопросы вам следует обсуждать с директором Школы. Сейчас я его приведу!

И уходит. Ученики Хогвартса осуждающе и смущённо смотрят на Грюма. Наивные, ага, нашего толстокожего наставника из катапульты не прошибёшь, что ему какие-то взгляды. Он и сам может в ответ так посмотреть, что под стол забьёшься. И это, заметьте, Грюм ещё не шутил про то, что глазом видит сквозь одежду! Наверное, Дамблдор его попросил быть сдержаннее со студентами Хога, вот Аластор и подыскал себе жертву из другой Школы.

Потом пришёл директор Дурмштранга, Иштван Лошонци, колоритный такой дядька, могучий, высокий, с громким голосом и этаким огнём в глазах. С ним пришёл Дамблдор и с удовольствием послушал, как Грюму рассказывают на весь зал, что никто в Дурмштранге практикумы с голыми девственницами не проводит. И оргии на кладбищах не устраивают. И если уважаемый Грюм желает убедиться, то может убедиться, а то ещё было бы и неплохо и пару мастер-классов по ЗОТИ провести. В общем, Аластора разбили словесно, а потом ещё и Дамблдор проехался, по злосчастным голым девственницам.

Затем вынесли Кубок Огня, и, наконец, тема голых девственниц была закрыта.

Что тут можно сказать, Кубок как кубок. Ожидаемо вырезан из дерева, размеры средние, до ведра не дотягивает, но где-то посредине между кружкой и ведром. Вязи таинственных иероглифов и рун не наблюдаю, ничего не вспыхивает и не мерцает, и если не знать, что перед тобой могущественный артефакт, так сроду не догадаешься. Живо вспоминается финальная сцена из фильма «Индиана Джонс и последний крестовый поход», где главный герой как раз выбирал скромную «чашу плотника», если правильно помню. В общем, невзрачная деревяшка, как и Кубок.

Затем Иштван, воздев палочку, проводит процедуру разжигания Кубка.

Синий огонь, больше всего напоминающий мощную газовую конфорку, пляшет над Кубком и как будто призывает: «Брось в меня бумажку с именем!» Все это сопровождается вначале благоговейной тишиной (ну да, Кубок Огня, не хер собачий), а затем объявлением директора.

— Кубок будет стоять здесь, в главном зале, и любой ученик может бросить туда своё имя, в течение следующих двух дней. Но помните, если Кубок выберет вас, пути назад уже не будет. Магический контракт между Кубком и Чемпионом невозможно разорвать.

— Явно разновидность Непреложного Обета, — шепчет кто-то из наших.

— Пока не завершится Турнир. Подумайте и взвесьте свои силы!

— Разве не будут проводить возрастную черту? — невольно вырывается у меня.

Во взглядах студентов Хогвартса, брошенных на меня, явно читается сожаление и разочарование в моих умственных способностях. Странно, чего это они? В оригинале вон, Дамблдор ставил черту, и никто не хрюкал по этому поводу! Близнецы, правда, нарвались, но вроде их вылечили.

— В целях безопасности, возле Кубка будет установлена круглосуточная охрана, — заканчивает речь директор Дурмштранга.

Ага, ага, и надо полагать, что несовершеннолетних они будут заворачивать гораздо лучше возрастной черты. Это что же, все остальные об этом знают? Интересно, откуда? Или книжки по истории Турнира наизусть выучили? Мне-то некогда было, все практикумы, и как назло не с голыми девственницами, а очень даже наоборот, с МакГонагалл.

— Так что, можно бросать? — обращаюсь к Грюму.

Тот ухмыляется и кивает. Достаю бумагу, ручку и старательно вывожу, едва ли не печатными буквами «Гермиона Грейнджер». Блин, а Кубок не спалит, что писала вовсе не Гермиона? В смысле, тело то Гермионы, а вот остальное. Вот Дамблдор удивится, если Кубок какое-нибудь коленце от моей записки выкинет, хех. Да, что-то я не подумал на эту тему.

Есть в этом обнадёживающий момент.

Если я не подумал, то те, кто делал Кубок пятьсот лет назад, тем более, надо полагать, не думали на эту тему? То есть Кубок просто смотрит на духовную силу и Школу, а остальное ему похрен, будь ты хоть фиолетовым пятиногом? Будем надеяться, что так, иначе придётся бежать и очень быстро.