Дело молодых

Мерит больше ни разу не бралась за нож, но Карлос продолжал упорно следить. Однажды Криспи увидела, как он расстегнул на ней комбинезон и ущипнул за сосок, но девушка только вяло отмахнулась, а Андрей его отругал.

— Я не трахать! — возражал горец. — Я проверять!

— Что там проверять? — удивился Пётр. — По размеру видно, что не силикон.

— Проверять, что она будет делать!

— Достал ты свой паранойей, сколько ещё за ней таскаться будешь?

— Пусть следит! — поддержал Карлоса Кройчи. — Я ей тоже не доверяю!

— Отстаньте от неё, — отрезал Андрей, — средство проверенное. Сева на нём весь свой контингент держит, и даже двери в загон не запирает. Идеальная кормежка — клиенты не бузят, не гадят, сидят тихо, даже почти не стареют, потому что метаболизм снижен.

— Не люблю работорговцев, — поморщился Кройчи.

— Они вас, грёмлёнг, тоже не любят, — засмеялся Пётр, — жрёте много, работники никакие и выпивку прятать приходится. Хреновый товар!

Время для Криспи шло неощутимо, и выходить на дорожку, глядя вдаль, стало даже не привычкой, а каким-то рефлексом, смысл которого почти утерян. Зелёный автомобиль не ехал и уже начал понемногу забываться.

— Так и пялится, гляди-ка, — сказал Кройчи, — каждый день таскается на дорогу смотреть.

— «Что-то миленький не едет, и дорожка не пылит», — процитировал Пётр, — надо же, мозгов меньше, чем у курицы, а туда же, чувства. Бабы, что с них возьмёшь.

— Эй, бестолковая! — грёмлёнг подошел и сильно дернул девушку за локоть. — Чего смотришь?

После происшествия на кухне он проникся к Криспи странной неприязнью и часто зло толкал её, проходя мимо, или норовил больно, с вывертом, ущипнуть за мягкое. Тиранил по мелочи, когда никто не видит. Криспи от случая к случаю успевала об этом забыть, но начала инстинктивно отстраняться при его приближении.

— Не приедет он! Поняла, ты, тупенда? Не-при-е-дет! Никогда. Вали, давай, отсюда, раздражаешь!

У Криспи внезапно как будто что-то оборвалось внутри. Какая-то ниточка, не дававшая ей окончательно утонуть в толще серого геля. Она запрокинула нечесаную голову, некрасиво и широко раскрыла рот и истошно, горестно на одной ноте заголосила:

— А-а-а-а-а!

В этом крике не было ничего осмысленного, никакого протеста или осознания — это была животная боль существа, которое само не понимает, почему ему так плохо.

— Вот же ты мудак, Кройчек! — укоризненно сказал Пётр.

— Ой, подумаешь! — отмахнулся тот. — Тоже мне цаца!

Криспи кричала и кричала, не останавливаясь и не замолкая, пока Пётр не сходил за серой тубой и не запихал ей в рот полную порцию геля. Девушка замолчала, подавившись, а прокашлявшись и проглотив гель, молча ушла в дом. С тех пор она больше не выходила на дорожку, потому что не помнила, зачем, куда и кто выходил. Лицо внутренней Криспи окончательно потерялось на дне серо-зелёной жижи, и даже смутного силуэта было не разглядеть.

— Шеф, ну где моя «Нива»? — нудел Кройчи. — И когда мы уже свалим отсюда? Чего мы высиживаем в этом срезе? Тут адски скучно, а без машины я даже к Севе сгонять не могу.

— Ты же не любишь работорговцев, — напомнил Пётр.

— Когда у них единственный во всём срезе бар с борделем, я готов сдержать свои чувства.

— На днях заберу «Ниву», — отмахнулся бородач, — не надо было на ней в овраг прыгать, не сломал бы лонжерон, каскадёр хулев. Отогнал твоим соплеменникам, обещали сделать быстро.

— Ой, я вас умоляю! «Соплеменники»… Это совсем другой клан, мы вообще не родственники.

— А как по мне, все вы на одно лицо. Хотя я тоже не понимаю, что мы тут делаем. Я даже не понимаю, что мы вообще делаем, шеф.

— Вижу, что не понимаешь, — внезапно снизошел до объяснений Андрей, — ты заметил, что я рейдерам рекурсор без ковчега отдал?

— Еще бы не заметить — это же из «Патра» ящик был. Вожу теперь ключи кучкой в пакете.

— Так вот — мы ждём.

— Чего?

— Ковчег экранировал рекурсор, без него он фонит на весь Мультиверсум. И кто бы ни был заказчик, мы скоро о нём узнаем.

— Как?

— Просто пойдём на шум. Поверь, шума будет много.

Глава 32. Зелёный

Когда в ворота гаража, запертые изнутри на толстый, продетый в ушки болт, заколотили кулаками, я был, мягко говоря, недоволен. Я матерился в поисках фонарика, который куда-то закатился, я матерился, когда обувался — идти босиком после работ по железу смерти подобно, я матерился, когда, шатаясь спросонья, пробирался вдоль стены, переступая через детали нивской подвески…

— Открой, это я! — заорал снаружи Йози. — Скорее!

— Йози! Третий час ночи! — я успел посмотреть на часы и был готов встретить его монтировкой в лоб.

— Открывай!

— Да сейчас, сейчас… — я, наконец, добрался до ворот, включил освещение и вытащил болт из проушины. За воротами тарахтел на холостых УАЗ.

Посмотрев на ввалившегося в гараж Йози, моментально проснулся — он был бледный, взмокший, с выпученными глазами. Его трясло так, что непонятно, как он вообще доехал.

— Возьми это! — он сунул мне в руки оранжевый пластиковый тулбокс. — Возьми и спрячь… Спрячь… В подвал… У тебя есть сейф?

— Йози, ты с дуба рухнул? Какой, нахрен, сейф, что мне в нём хранить? Носки?

— Нет, нет… Холодильник? — Йози натурально колотило. — Нет… Найдёт… Железо! Надо больше железа! Какой-нибудь железный ящик есть?

— Йози, да успокойся ты! Говори толком! Железа полно, сам знаешь, но в чём дело-то?

Йози несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул и взял себя в руки.

— В этом! — он показал на коробку у меня в руках. — Это нужно спрятать, чтобы не нашли. У нас нашли, это кошмар…

— А теперь найдут у меня? И будет кошмар? Не, ну спасибо, конечно, ты настоящий друг…

— Послушай, — Йози схватил меня за рукав, — может, если закрыть в железный ящик, их не засекут. Ты бы видел, ЧТО за ними приходит!

Йози опять начала бить крупная дрожь и на лбу выступил пот.

— Я понимаю, что это опасно, но мне не к кому больше обратиться. Там женщины и дети!