Демократия. История одной идеологии
Шрифт:
Очевидно, что речь здесь идет о массовом применении детского труда, которому реформы просвещенного правительства Грея поставили весьма хрупкий заслон.
Ясно, что подобный обзор, учитывая время и место его замысла и написания, сугубо реалистичен и содержит в себе практически неизбежный политический вывод: веру в сокрушительную силу всеобщего голосования, призванного расшатать этот общественный «порядок». Обзор стремительной пролетаризации общества на примере самой передовой страны в Европе (и в те времена единственной мировой державы), то есть Англии, чей опыт подтверждался и быстрой эволюцией в том же направлении «буржуазной» Франции Луи-Филиппа, мог иметь единственный логический вывод: не утопическую, но конкретную программу: немедленный захват политической власти огромным большинством населения, то есть именно завоевание демократии. В прикладных, «программных» частях «Манифеста» это ясно высказано в начале и в заключении второй главы («Пролетарии и коммунисты»):
Коммунисты не являются особой партией, противостоящей другим рабочим партиям. У них нет никаких интересов, отдельных от интересов всего пролетариата в целом. /.../ Ближайшая
И совершенно недвусмысленно в заключении этой главы провозглашается, что «первым шагом» является «завоевание демократии». Такое завоевание станет предпосылкой для того, чтобы «вырвать» — благодаря «политическому господству» — «у буржуазии шаг за шагом весь капитал».
Все это самым несомненным образом означает, что целью как раз и является разрушение того преимущества, которое позволяет классу, господствующему, несмотря на свою малочисленность, над остальным обществом, удерживать политическую власть. Пролетариат (то есть, согласно достоверным данным за текущий период времени, преобладающее большинство населения, почти целиком вступившего на путь пролетаризации) должен «завоевать политическую власть», что принимается как синоним «завоевания демократии». Вот в чем значение равного избирательного права, и вот почему равное избирательное право вызывает такой ужас в противоположном лагере.
В момент написания «Манифеста» в феврале 1847 года Маркс не предвидит февральской революции в Париже. Было бы ошибкой перспективы услышать в этой маленькой книжке, чреватой будущим (но только не завтрашним днем) трубные звуки, предвещающие европейскую революцию. Как хорошо сказал Эрик Хобсбаум [237] , «Коммунистический Манифест Маркса и Энгельса — объявление будущей войны против буржуазии, но на текущий момент — заключение союза, во всяком случае, это так для Германии» [238] . Хобсбаум напоминает, что в 1848 году именно рейнские промышленники предлагают блестящему тридцатилетнему публицисту Карлу Марксу возглавить их радикальный орган печати, «Neue Rheinische Zeitung» [«Новая Рейнская газета»]: «Он согласился и руководил газетой не только как коммунистическим органом, но и как рупором и проводником идей немецкого радикализма». Подобная риторика характерна для коммунистической агиографии, склонной к мистификациям и обобщениям задним числом. После февраля и после июня 1848 года Маркс пишет — и это очевидно — совсем не то, что в декабре 1847-го.
237
Хобсбаум, Эрик Джон Эрнест (р. 1917) — английский историк, ветеран коммунистической партии Великобритании, входил в ее т. н. «историческую группу» (прим. пер.).
238
Hobsbawm E. J. The Age of Revolution. Europe 1789-1848 (1962); итал. перевод: Le rivoluzioni borghesi, 1789-1848, Il Saggiatore, Milano, 1963, p. 180.
В политическом плане программа «Манифеста» — это программа поиска союзников, причем в широком диапазоне и без особой разборчивости, а вовсе не программа захвата власти. Вот почему целью является «завоевание демократии»: это — непосредственная, необходимая цель, достигнув которой, можно будет «вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал». Задача — добиться успеха на самом ближнем из фронтов, до которого рукой подать: обеспечить победу большинства, в уверенности, что оное большинство, благодаря конкретным действиям коммунистов, научится отличать свои интересы и цели от интересов и целей мизерного, но до сей поры всемогущего меньшинства, в открытую распоряжающегося более или менее ограниченным избирательным правом. Коммунисты должны сыграть важную роль в том, чтобы «пролетариат сформировался в класс», чтобы пролетаризированное большинство населения осознало себя как класс.
В соответствии с такой целью в «Манифесте» выражен всего один призыв: создавать коалицию с другими силами. «После того, что было сказано в разделе II, — так начинается IV и последняя глава под названием «Отношение коммунистов к различным оппозиционным партиям», — само собой разумеется отношение коммунистов к сложившимся уже рабочим партиям»: «само собой» именно потому, что общей целью является «завоевание демократии» (и в этом состоит первостепенный интерес огромной пролетаризированной массы, а у коммунистов нет собственных интересов, они защищают «те же интересы пролетариата»). Вот почему это «само собой разумеется»: выражение резкое, почти надменное (versteht sich von selbst), Маркс добавляет, в качестве наглядного примера: «то есть, их отношение к чартистам в Англии и к сторонникам аграрной реформы в Северной Америке». Программа чартистов вся сконцентрирована на модификации жульнических избирательных механизмов, цензовых и мажоритарных. Вот их требования:
1. Всеобщее избирательное право для мужчин;
2. Пересчет бюллетеней в сомнительных случаях;
3. Ежегодное обновление парламента путем выборов (эмпирическое, весьма уязвимое для критики со стороны благонамеренных граждан, средство против серьезного, периодически возникающего недостатка, на который обратил внимание Руссо именно в отношении «английского народа»);
4. Отмена ценза для избираемых, чтобы неимущие тоже получили возможность быть избранными;
5. Стипендия для депутатов (требование явно дополняет предыдущее и имеет отдаленные корни в Афинах);
6. Равные избирательные округа (даже после ликвидации «гнилых местечек» фактическое положение вещей продолжало оставаться возмутительным и неблагоприятным для оппозиционных партий);
7 Пересмотр списка округов после каждой переписи.
Несомненно,
что в этих требованиях заключена программа, направленная на завоевание сильного представительства в парламенте (если не большинства) через всеобщее и равное избирательное право.Затем авторы «Манифеста» переходят к Франции, другой стране, которую они считают созревшей для «завоевания демократии». «Во Франции, — пишут они, — в борьбе против консервативной и радикальной буржуазии, коммунисты примыкают к социалистическо-демократической партии». В примечании к изданию 1888 года Энгельс объясняет, что понималось в 1847 году под французской «социал-демократической партией»: «Эта партия была тогда представлена в парламенте Ледрю-Ролленом [239] , в литературе Луи Бланом [240] , в ежедневной печати — газетой “R'eforme”». Потом добавляет: «Придуманным ими названием — социалистическо-демократическая — они обозначали ту часть демократической или республиканской партии, которая была более или менее окрашена в социалистический цвет». В предисловии к четвертому немецкому изданию (1890) Энгельс уточняет также, что они с Марксом приняли термин «коммунисты» для своего «Манифеста», потому что «социализм» уже означал скорее буржуазное движение; «коммунизм» же был распространен в рабочей среде: «социализм, по крайней мере, на континенте, был салонной доктриной, коммунизм — наоборот». Коротко говоря, в ту эпоху «социализм» был скорее философски-сентиментально-литературным термином; но уже начиная с Первого Интернационала, основанного в 1864 году, партии трудящихся стали называться социалистическими или социал-демократическими, хотя «Манифест» коммунистов продолжал считаться важным источником, а авторитет обоих его авторов оставался неоспоримым.
239
Ледрю-Роллен, Александр Огюст (1807-1874) — французский политический деятель эпохи Июльской монархии и Второй республики, левый республиканец (прим. пер.).
240
Луи Блан (1811-1882) — французский социалист, историк и публицист, один из лидеров революции 1848 г., член временного правительства 1848 г., председатель правительственной комиссии по труду («Люксембургской комиссии»), ратовал за создание национальных мастерских и введение всеобщего избирательного права (прим. пер.).
В Швейцарии /коммунисты/ поддерживают радикалов, не упуская, однако, из виду, что эта партия состоит из противоречивых элементов, частью из демократических социалистов во французском стиле, частью из радикальных буржуа. Среди поляков коммунисты поддерживают партию, которая ставит аграрную революцию условием национального освобождения. /.../ В Германии, поскольку буржуазия выступает революционно, коммунистическая партия борется вместе с ней против абсолютной монархии, феодальной земельной собственности и реакционного мещанства.
Насколько далек был Маркс от того, чтобы предвидеть ближайший поворот событий, показывает следующий абзац: «На Германию коммунисты обращают главное свое внимание потому, что она находится накануне буржуазной революции». Маркс уточняет, что означенная немецкая буржуазная революция разразится в условиях, когда пролетариат (немецкий) «более развит», чем был французский в 1789 году, а, следовательно, грядущая немецкая буржуазная революция «станет непосредственным прологом для революции пролетарской». Трудно столь капитально ошибиться в политических прогнозах. Революция, состоявшая из двух этапов, разразилась через несколько недель во Франции, и «пролетарская», вспыхнувшая в июне 1848 года, была подавлена «передовой» буржуазией. А в Германии либеральная революция рассеялась вместе с роспуском ассамблеи во Франкфурте [241] , без какого-либо намека на «вторую
241
Ассамблея во Франкфурте — в ходе революции 1848 г. 18 мая во Франкфурте прошло заседание первой Германской национальной ассамблеи. За год своего существования ассамблея выработала конституцию, которая должна была объединить Германию под властью прусского короля, но тот отказался подчиниться решениям ассамблеи, и она была распущена в 1849 г. (прим. пер.).
фазу». Прогноз состоял в том, что революция вспыхнет в «отсталой» стране (Германии), а во Франции и в Англии речь пойдет о завоевании демократии путем союза с уже сильными рабочими партиями, которые существуют в этих передовых капиталистических странах [242] .
Как известно, Марксу повезло в том смысле, что он мог и в теории, и на практике направлять крупное и долговременное политическое движение, то есть, все три «Интернационала»: Третий, несомненно, самый догматический из всех, сделал из него бессменного интерпретатора действительности, оценки которого неизменно воспринимались как высшая истина (даже когда действительность претерпела радикальные перемены). Это способствовало всемирному распространению трудов великого рейнского ученого (при Третьем Интернационале «Манифест» разошелся по всей планете в миллионах экземпляров на всех языках мира), но во многом затрудняет отстраненное от мифологии прочтение его текстов, особенно тех, на которых мы остановили свое внимание.
242
Отметим, что Ленин впоследствии полностью примет гипотетическую схему Маркса относительно Германии и приложит ее к России: схоластическая верность доктрине и тактическая интуиция приведут его к успеху, добиться которого Марксу помешало неожиданное развитие событий.