Демократия. История одной идеологии
Шрифт:
Полной противоположностью этому блестящему будущему, — пишет Лушан, — является судьба черной расы в Америке. Только поверхностные умы могут не замечать важности, какую представляет сегодня для Америки негритянский вопрос; в особенности, в Соединенных Штатах имеются политики, прозревающие в своих темнокожих согражданах серьезную, долговременную угрозу, причем не только условиям общественной жизни и демократии, но и самому существованию Союза. Есть такие, кто видит в неграх не только занозу в теле Соединенных Штатов, но и гвоздь, который будет вколочен в их гроб!
Обозначив опасность, какую представляет плодовитость негров, и то, что отмена рабства на практике не принесла никакой пользы (впрочем, и Токвиль [67] в свое время заметил, что даже в северных штатах дискриминация чернокожих была нормальным явлением, распространенным на все аспекты общественной жизни) [68] , Лушан сетует на то, что негры, «внезапно» ставшие свободными и получившие «политические права», сделались еще опаснее, о чем свидетельствует «непрекращающийся рост преступности». Но и этого мало: «Еще более тревожным явлением представляется постоянный рост числа мулатов». И в заключение: «Такое положение вещей и само по себе, и особенно в стране свободной демократии, представляется совершенно нестерпимым» [69] .
67
Токвиль, Алексис де (1805-1859) — видный французский политический мыслитель, историк и государственный деятель, лидер консервативной Партии порядка, министр иностранных дел Франции (1849) (прим. пер.).
68
Tocqueville A. de, Voyage en Am'erique,
69
Цитируется по итал. переводу Всемирной истории, I, Societ`a Editrice Libraria, Milano, 1930, pp. 68-69.
Правда, событие, вот уже два века по праву определяющее исторические судьбы не одной только Европы, Французская революция, в высшей точке своего развития сумела разорвать кольцо расистских предрассудков. Именно эта ее радикальность, оборотная сторона «жестокости», явилась и является до сих пор и скандалом, и новой точкой отсчета для европейской истории. В каком-то смысле, изменяющееся отношение к ней сопутствует свободе, идет рука об руку с развитием демократического движения, вот уже два века направленного на то, чтобы сделать эффективными принципы, которые Революция утвердила (и, попытавшись их воплотить, забуксовала и была разгромлена). Отношение это разнится от страны к стране. В либеральной Англии весь XIX век парижская Революция оставалась под ударом «Reflections on the Revolution in France» [«Размышления о революции во Франции»] (1790) Бёрка [70] (а он, надо сказать, еще не из самых худших!). Ее так и не приняли; она неизменно оставалась по преимуществу отрицательной величиной. В итальянской истории можно вспомнить, как и журналисты, и благопристойная публика обрушились на бедного Джозуэ Кардуччи [71] за то, что тот посвятил Французской революции цикл сонетов «Qa ira». Нечего и говорить об университетских лекциях Бонги [72] (вдохновителя кампании против Кардуччи), посвященных Европе в эпоху Французской революции. Само название напоминает «Geschichte der Revolutionszeit: von 1789 bis 1795» [«История революционного времени: с 1789 по 1795»] фон Зибеля [73] , выводы которого более содержательны, но точка зрения не менее негативна. Только великие потрясения XX века, новая и еще более скандальная русская революция уравновесила мнения и изощрила суждения историографов (хотя лишь отчасти).
70
Бёрк, Эдмунд (1729-1797) — английский парламентарий и политический деятель, идеолог британского консерватизма, писатель-публицист, издатель общественно-политического альманаха. Резкое неприятие Французской революции, изложенное Бёрком в «Размышлениях о революции во Франции» (1790) подтолкнуло британское правительство объявить войну революционной Франции (прим. пер.).
71
Кардуччи, Джозуэ (1835-1907) — крупнейший итальянский поэт XIX в., профессор классической литературы в Болонском университете (прим. пер.).
72
Бонги, Руджеро (1826-1895) — итальянский ученый и политик, преподавал в университетах Рима, Турина и Флоренции, основатель и руководитель ряда газет, в 1874-1876 гг. — министр народного просвещения. Главные произведения — «История Рима» (1884, 1888), переводы Аристотеля и Платона (прим. пер.).
73
Фон Зибель, Генрих (1817-1895) — немецкий историк и политический деятель, сторонник прусско-монархического пути объединения Германии, непримиримый критик Французской революции (прим. пер.).
На самом деле, помимо отчасти наигранного ужаса перед «Террором», настоящим скандалом для людей 1793 года было утверждение равенства за пределами Европы. В прелестном памфлете, опубликованном в «Revue des deux mondes» [«Обозрение Старого и Нового света»] за 1889 год (столетняя годовщина), либеральный католик, хотя и нонконформист Анатоль Леруа-Болье предложил ряд «тостов» во славу Революции от лица самых разных персонажей; и вопрос о равенстве рас и освобождении негров, так же как и об эмансипации евреев, представлен как центральный для этого события вот уже столетней давности. Автор дает слово еврею, образованному чернокожему, австрийскому антисемиту, индийскому «джентльмену» и так далее, и каждого наделяет воображаемой, но вполне правдоподобной речью. Речь австрийского антисемита заслуживает того, чтобы мы привели ее здесь, дабы, проникнув под покров иронии, лучше понять серьезный и прогрессивный смысл этой книжицы. Австрийский антисемит говорит: «Пусть негр и еврей приветствуют Революцию: они могут многое от нее получить! Другое дело мы, христиане белой расы, произошедшие от индо-германского корня. То, что негр и еврей ставят ей в заслугу, мне как раз и кажется подозрительным. Равенство рас и народов — вот в чем была ошибка Революции» [74] . Леруа-Болье к тому же хорошо знал ситуацию в России (он был автором трилогии «L’empire des tsars» [«Империя царей»], которая до сих пор переиздается). И симптоматично, что русский юноша, выступивший в этой цепочке тостов сразу за индийцем, предсказал куда более масштабную революцию в России: «Из черных изб наших безграмотных крестьян грядет революция более великая и человечная, чем те, на какие способны собрания ваших буржуа». Это — 1889 год.
74
Leroy-Beaulieu A., Le Centenarie de 1789, «Revue des deux mondes», 93, 1889, pp. 860-904. Цитируется по итал. переводу: Brindisi al 1789: la Rivoluzione francese all'Esposizione di Parigi, Bottega dell’antiquario, Roma, s.d., pp. 65-66.
Даже у Маркса нет-нет да и промелькнет европоцентризм. Его оценка английской колонизации Индии как «единственной социальной революции, пережитой когда-либо Азией» — плод своего времени [75] .
Знаменитая и знаменательная книга Алексиса де Токвиля «De la d'emocratie en Am'erique» [«О демократии в Америке»], опубликованная в 1835 и 1840 годах, содержит в себе, как известно, «пророчество» относительно будущего Европы: мы станем как Америка; у нас будет «демократия». В книге описывается некая реальность, пока еще далекая географически, но по своим основным характеристикам тяготеющая к экспансии. Прогноз не слишком восторженный, скорее отрешенный. Что сам Токвиль думал о демократии, явствует из черновика его парламентской речи в ноябре 1841 года:
75
Цитируется no «New York Daily Tribune» от 25 июня 1853 г.
Я приемлю демократические институты умом, но по инстинкту принадлежу к аристократии, то есть презираю толпу и опасаюсь ее. Я страстно люблю свободу, законность, уважение к правам, но не демократию. Это коренится в глубине моей души. Я ненавижу демагогию. /.../ Я не принадлежу ни к революционной, ни к консервативной партии. Но все-таки, несмотря ни на что, более склоняюсь ко второй, чем к первой. В самом деле, в отношении второй я скорее не согласен со средствами, чем с целью, а в случае первой не приемлю ни средства, ни цель. Свобода — вот главная моя страсть. И это правда [76] .
76
Tocqueville A. de, Scritti, note, discorsi politici, под ред. U. Coldagelli, Bollati Boringhieri, Torino, 1994, p. 13.
Он убежден, что «массовое» общество мало-помалу утвердится везде, и полагает, что в Соединенных Штатах Америки оно уже существует, и следует в него вглядеться, дабы понять, что ожидает нас. В то же время от него не ускользает тот факт — это особенно видно в черновых тетрадях, — что современная ему американская «демократия» включала в себя такое чудовищное явление, как рабство. Следовательно, Джордж Корнуолл Льюис был прав, когда через два десятилетия после выхода в свет знаменитой книги Токвиля замечал, что по сути американская демократия — столь же отсталая, как и демократии античные, в которых отсутствовала основная предпосылка данной формы правления: чтобы весь народ пользовался свободным состоянием! [77] .
77
Lewis, Qual `e la miglior forma di governo?, p. 71.
Так
или иначе, миф о том, что «пророчество» Токвиля в XIX и XX веках сбылось, остается, наверное, всего лишь мифом. В том, что касается институтов, в самом деле, нельзя сказать, будто бы Европа (если вообще имеет смысл прибегать к такому уровню обобщения) приходит в соответствие с североамериканской моделью. Постепенное внедрение всеобщего избирательного права не могло не сблизить историю политических институтов Франции, Германии, Англии и Италии в XIX и XX веках, но в ней, несмотря на многие различия, придающие каждой стране ее специфику, можно увидеть скорее результат длительного влияния Французской революции, чем воплощение модели, импортированной из Америки. Касательно «массового» общества — оно для Токвиля означает серость, банальность (и равенство, как он это видит) — ив Европе, разумеется, можно наблюдать, как сходные черты все более проявляются по мере прогресса равного и всеобщего избирательного права, обязательного образования и т. д. Но о подлинном и несомненном влиянии американского массового общества со всеми его характерными чертами уместно будет говорить гораздо позже, с 1917 года и с американского вмешательства в Первую мировую войну, которое повлекло за собой как экономические, так и стратегические последствия вплоть до 1945 года и далее: in primis [78] после Второй мировой войны.78
В первую очередь (лат.).
Тем не менее в историографии то и дело поднимается вопрос: не следует ли говорить о единственной «атлантической революции», которую начали английские колонии в Америке, получившие значительную помощь от Франции; революции, которая затем продолжилась в Париже в 1789 году и которой, как не без оснований полагает Франсуа Фюре [79] , до сих пор не видно конца. Такой взгляд на единственную «атлантическую» революцию (переходящую из США в Голландию, затем во Францию) пользовался популярностью в 60-е — 70-е годы XX века: и Годшо [80] , и Роберт Палмер [81] приводили страницы из переизданной книги Жоржа Лефевра [82] «Revolution frangaise» [«Французская революция»] и в поисках далеких предшественников без конца цитировали фразу из Барнава [83] , который, правда, говорил о «европейской революции, завершившейся во Франции». Однако такой взгляд из заоблачных далей на кавалерийский поход «мирового духа» с одной стороны Атлантики на другую довольно расплывчат и рискует погрязнуть в общих местах. Между одним и другим событием пролегает пропасть.
79
Furet F., Penser la Revolution frangaise (1978). Итал. перевод: Critica della Rivoluzione francese, Laterza, Roma-Bari 1980, pp. 8-9: «Мне мила мысль о бесконечно более долгой истории Французской революции». Франсуа Фюре (1927-1997) — французский историк, член компартии Франции (1947-1959), один из основателей Объединенной социалистической партии (в 1960 г.). Автор исторических трудов «Размышляя о Французской революции» (1978), посвященного пересмотру традиционных концепций Французской революции, и «Прошлое одной иллюзии» (1995) — о распространении коммунистических идей в Европе и реализации их в СССР (прим. пер.).
80
Годшо, Жак (1907-1989) — французский историк, специалист по Французской революции и ее влиянию на другие страны (прим. пер.).
81
Роберт Палмер (1909-2002) — американский историк, автор книги «Эпоха демократических революций: Политическая история Европы и Америки, 1760-1800» (1959) (прим. пер.).
82
Жорж Лефевр (1874-1959) — французский историк, специалист по аграрной истории эпохи Французской революции, зав. кафедрой истории Французской революции в Сорбонне. Выделял во Французской революции несколько отдельных революций (прим. пер.).
83
Барнав, Антуан (1761-1793) — политический деятель эпохи Французской революции, сторонник конституционной монархии, депутат Учредительного собрания (1789-1791), гильотинирован по приговору революционного трибунала. Автор «Введения во Французскую революцию» и «Политических размышлений о Революции» (прим. пер.).
Предпосылкой нашей книги является оценка Революции 1789 года как явления, определившего всю последующую историю Европы; и мы отнюдь не собираемся растворять ее характерные особенности в обобщенном, шпенглерианском обзоре.
2. СВИДЕТЕЛЬСТВО О РОЖДЕНИИ: ДЕМОКРАТИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ
Геродот пересказывает в форме живого диалога дебаты, которые проходили в 522-521 гг. до н. э. между знатнейшими персами по поводу наилучшей формы управления. И особо подчеркивает тот факт, что среди прочих соображений, высказанных в этой связи, было и предложение учредить в Персии «демократию». То же самое он повторяет и в другом месте, когда повествует о том, как сатрап Мардоний, готовясь к вторжению в Грецию, «устанавливал в городах Ионии демократическое правление» (III, 80; VI, 43). Какой была бы «демократия» в таком огромном царстве, как Персия, сказать трудно. И все-таки не исключено, что подобная традиция имела под собой основание. Возможно, знатный перс Отан, высказавший это предложение, имел в виду возврат к обычаю «равенства», имевшему место в древней Персии: возврат к незапамятным временам, когда страна представляла собой лишь первоначальное ядро, из которого впоследствии мало-помалу возникла огромная империя. Предложение не было принято, но Отану и его потомкам было даровано особое, независимое положение.
Может также статься, что Геродот придал, как уже было сказано, особую значимость данному эпизоду — а это несомненно, ибо весь диалог вертится вокруг «скандального» предложения Отана, — не иначе как желая пролить свет на приоритет персов в том, что касается демократии (дискуссия происходит за десять лет до реформ Клисфена, которые в афинской традиции явились наиболее вероятной «точкой отсчета» для демократических опытов).
Некоторые археологи утверждают, что на греческой земле в городских слоях повсеместно встречаются следы агоры, которая в свою очередь представляет собой признак практики «собраний» [84] того или иного рода. В архаическую эпоху на Ближнем Востоке местные общинные формы представительства могли включать в себя демократические процедуры в зародыше: общие собрания, назначение ответственных лиц. В таких случаях принято говорить о «первобытной демократии» [85] . Однако включение общин, которые на локальном уровне как будто предвосхищают народные собрания греческих городов, в рамки все упрочивающегося и ограничивающего местные инициативы имперского порядка отнимает у этих первых опытов какую бы то ни было возможность предстать перед глазами Античности неким этапом в истории «демократических институтов». Даже в рамках еще более обширной Римской империи в целом ряде городских общин сохраняются и процедуры, и институты, характерные для структуры демократического «полиса». Речь, однако, идет в основном об урезанных формах самоуправления, хотя случается, что время от времени в отдельных местах происходит «прорыв» к былой независимости, что влечет за собой, ipso facto [86] , возвращение практики демократии в ее полном объеме. Пример тому — Афины во время войны Суллы с Митридатом [87] (88-87 до н. э.), проходившей на территории Греции. Независимость (полная суверенность) и демократия идут рука об руку. Тому есть немало причин, но одна из них, основная, самым глубинным образом связана с античным понятием гражданства и демократии как сообщества вооруженных людей.
84
Ван Эффентер высказал такое предположение по поводу агоры в Малии на Крите: Fouilles ex'ecut'ees `a Mallia. Le centre politique: VAgora («Etudes cr'etoises», 17), Paris, 1969.
85
Ut`oenko S.I., Diakonov L.M., Social Stratification of Ancient Society, Nauka Pubi. House, Moscow, 1970.
86
Тем самым (лат.).
87
Война Суллы с Митридатом — в ходе Первой Митридатовой войны (между Римской республикой и Понтийским царством) в Афинах вспыхнуло антиримское восстание, во главе которого встал Аристион (ум. в 86 г. до н. э.); город на короткое время обрел прежнюю независимость. Однако вскоре Сулла начал осаду города, и 1 марта 86 г. до н. э. Афины были вновь захвачены римлянами (прим. пер.).