Демон и Мадонна

Мадонна, глотая слезы, связалась по внутренней связи с охраной и предупредила их. Затем побежала в кабинет. Хрупкое тело Лейлы Олеговны лежало на диване. Лицо, и до этого не отличавшееся здоровым румянцем, сейчас больше напоминало желтую восковую маску, с замершим выражением ужаса и боли. Девушка опустилась на колени и прижала прозрачную руку женщины к своему лицу. Слёзы катились, не переставая, и горло сжималось от сдерживаемых рыданий.

– Только держитесь, пожалуйста, – умоляла она.

Скорая прибыла через пятнадцать минут. Быстро осмотрев пожилую женщину, врач объявил подозрение на инсульт, и Лейлу Олеговну погрузили на носилки. Мадонна решила ехать вместе со скорой и стала набирать Дмитрия. Но в тот момент, как носилки вынесли в коридор, двери лифта открылись и появился он сам. Метнувшись к носилкам, склонился над ними.

– Мама, как же так? – простонал Дмитрий, не обращая внимания на удивленный взгляд Мадонны и насмешливый наблюдающего за всем этим Орлова.

– Молодой человек, вы нам мешаете! – строго сказала врач и оттолкнула Дмитрия.

Он поднял глаза на заплаканное лицо Мадонны.

– Она потеряла сознание, – всхлипнула девушка. – Мы с тобой безмозглые идиоты. Надо было насильно тащить её в больницу.

Дмитрий молча кивнул.

– Я хотела ехать в скорой, но, если ты против, то садись в скорую сам, а я сзади на машине. Мужчина опять кивнул с потерянным видом.

19

Дмитрий сидел в больничном коридоре, чувствуя себя оглохшим и ослепшим. В голове словно ворочались тяжелые камни. Его мать столько лет всегда была сильной, умной, самой-самой для него. И сейчас она лежит там, за этой дверью, застывшим безмолвным комочком плоти. Это было так очевидно, он видел это своими глазами, когда ехал в трясущейся по ухабам скорой, но это все равно было так огромно, что не могло уместиться в голове. Он, наверное, должен испытывать горе или отчаянье? Но почему-то пока внутри не было ничего, кроме звенящей пустоты.

Неожиданно теплая и такая родная рука легла на его плечо. Дмитрий поднял затуманенные глаза на Мадонну. Девушка смотрела на него с такой печалью и сочувствием, с такой щемящей нежностью, что это вдруг прорвало тот странный пузырь бесчувствия, что окружал его до этого момента. Дмитрий притянул к себе девушку резким движением и, уткнувшись ей в живот, разрыдался, как мальчишка. Мадонна осторожно, будто боясь поранить, гладила его голову и содрогающиеся плечи, до тех пор, пока он не затих. Она словно отгородила его своим хрупким телом от остального мира, давая поддержку и защиту.

Из дверей отделения, наконец, вышел врач.

– Добрый день, как я понимаю: вы родственники пожилой женщины. Так вот. Состояние крайне тяжелое, она в реанимации, впала в кому. Прогнозов делать не буду, врать тоже: все плохо.

– Мы можем её увидеть? – хриплым голосом спросил Дмитрий.

– Простите, но посещения в реанимации запрещены. Находиться в больнице тоже нет смысла – быстрых результатов мы не ожидаем. Поэтому оставляйте координаты и возвращайтесь домой. Будут изменения, любые – мы вам сразу сообщим.

И доктор, надев обратно маску, исчез за дверями.

Мадонна потянула Дмитрия за руку, заставляя встать, и повела наружу к машине. Они приехали к ней в гостиницу и молча поднялись в номер. Подведя его к постели, девушка аккуратно, как маленького, раздела его и уложила в кровать. Поставив их телефоны на беззвучный режим, положила на тумбочку со своей стороны и скользнула к нему под одеяло, прижимаясь всем телом. Дмитрий обнял её гибкое тело и почувствовал, как тепло проникает прямо внутрь, заставляя согреваться в груди и позволяя снова дышать. Он так и уснул, вдыхая запах её волос и ощущая такую желанную тяжесть её головы на своём плече.

Проснулся он резко. Почувствовал, что остался один, и от этого неожиданно стало тоскливо и холодно. В ванной шумела вода. Дмитрий оглянулся в полумраке незнакомого гостиничного номера в поисках телефона.

В этот момент Мадонна вышла из ванной, обернутая полотенцем, и замерла, глядя на него, стоящего в одних боксерах посреди номера. При виде её ещё влажных обнаженных плеч и жалкого полотенца, скрывающего от него так давно желанное тело, Дмитрий ощутил возбуждение такой силы, что захотелось закричать. Мгновенная эрекция пронзила мучительной болью его пах. Взгляд Мадонны скользнул по его груди и торсу и опустился к очевидному подтверждению его желания. При виде того, как вздрогнули её ноздри и слегка приоткрылись губы, у него вылетели последние связные мысли из головы, оставляя только безумный голод.

Дмитрий метнулся к Мадонне так быстро, как будто она могла исчезнуть, как видение. Сдернув полотенце, он прижал её тело к своему так сильно, что у неё вырвался сдавленный жалобный всхлип. Но тормоза уже отказали и он, схватив её, как хищник добычу, понёс к кровати. Если бы сейчас кто-то осмелился встать на его пути, он бы убил, не задумываясь. Прижал её мягкое, такое открытое для него тело к матрасу. Он не мог сдержать стонов, дорвавшись, наконец, до её кожи. Он поглощал её вкус и мягкость жадно, оставляя следы на нежной коже, словно ставя клеймо собственника. Его руки, как голодные неистовые звери, метались по её телу, сжимая и лаская, словно боясь, что это божественное тело вдруг исчезнет.

Дмитрий бесстыдно терся о её живот своей уже готовой взорваться плотью, не прося, а практически требуя, вымогая. Жадно втянув её сосок, он слегка сжал его зубами, заставляя её тело выгнуться навстречу с отчаянным стоном. Собственное тело уже трясло и пылало, как в лихорадке. Дмитрий повторил пытку со вторым соском, не зная, кого мучает больше: себя или Маню. Её хриплый стон ещё не затих, когда он впился в её губы, ловя судорожное дыхание.

– Скажи, что ты хочешь этого так же сильно, как я, – прохрипел он. – Скажи, что не пожалеешь об этом завтра.

Руки Мадонны скользнули на его ягодицы и резко потянули вниз его боксеры – последнюю преграду между ними. С глухим рычанием он помог ей избавиться от них и резким жестом собственника развел её бедра, открывая себе путь в рай.

– Скажи! – его голос стал угрожающим рыком умирающего от голода зверя. – Скажи мне, что теперь моя!

Глаза Мадонны распахнулись, и она резко приподняла бедра ему навстречу.

– Ещё нет! – прошептала она, дразня, бросая вызов зверю.

И это было последней каплей в безумном потоке, смывшем весь налет разума и цивилизованности в нем. Волна дикого вожделения снесла все запреты и мысли. Голод: жестокий и первобытный толкнул его бедра вперед, ворвавшись наконец в её тугое раскаленное естество. Маня закричала, выгибаясь и судорожно сжимая его внутри. Замерев лишь на несколько секунд, чтобы впитать в себя её первый оргазм, Дмитрий ловил жадным взглядом отражение наслаждения на её лице. Опершись на руки, он удерживал своё мощное тело над её хрупким, желая видеть всё, не упустить ни одного вздоха или мимолетной сладкой судороги, сотрясавшей сейчас тело любимой женщины.

– Открой глаза! – потребовал он и сделал первое медленное тягучее движение.

Ресницы Мани дрогнули, и глаза распахнулись, огромные и подернутые поволокой страсти.

– Смотри на меня, – хрипел Дмитрий, ускоряя темп мощных первобытных движений.

Маня стонала и дрожала, выгибаясь, ловя его все ускоряющийся ритм. Её широко распахнутые глаза метались от его напряженного лица к мощному сокращающемуся прессу. Вдруг она подняла голову, желая увидеть место соединения их тел, и судорога жестокого удовольствия пронзила тело Дмитрия. Он перенес вес на одну руку и, обхватив её затылок, сам приподнял её голову. Ему хотелось, чтобы она на это смотрела.