Демоны без ангелов

Катя хотела что-то сказать, но ком в горле… Это был первый допрос, когда слезы…

– Получается, в семье мальчику не говорили, что он не родной? – спросил Гущин.

– Нет, он был сын Тихвинского и всегда знал только это – что он сын священника и внук священника и сам станет священником.

– Но они же с братом знакомы.

Анна Филаретовна молчала.

– И что, никогда прежде вы не слышали о Владимире Галиче и его отце Марке Галиче?

– Нет, я не слышала.

– А о фирме «Веста-холдинг»?

– Эти жертвовали на церковь. Помогали Лавруше строить, деньги давали.

– Владелец «Весты» Владимир Галич, – сказал Гущин.

– Господи, я вам все рассказала, что вам от нас еще нужно? – устало спросила Анна Филаретовна и убрала мокрый платок. – Где Лиза? Она станет беспокоиться, пустите меня к ней.

– Пожалуйста, подождите, – Катя наконец-то справилась с собой. – Помогите нам разобраться. Вы вот говорите, что мальчику в семье не говорили, что он не родной, что у него был, есть брат-близнец, растущий в другой семье.

– Истинно так. Он был нашим ребенком. Из рода Тихвинских.

– А он дружно жил в семье? С отцом, матерью приемной, с сестрами?

– Всегда. Все его очень любили. Девочки намного старше, мать он обожал. Отца почитал. По заповедям Господним.

– Но ведь он убегал из дома мальчишкой. Его даже в розыск объявляли как без вести пропавшего.

– Да, то в те ужасные дни, когда матушка умерла. Ему было двенадцать лет. Это смерть матери на него так подействовала. Отчаяние, испуг… бунт, если хотите. Он потом вернулся через два дня. И что-то с того времени в нем изменилось. Я замечала. Он стал вопросы отцу задавать.

– О чем?

– О Боге. О том, как Бог устроил этот мир.

– Фамилию его настоящих родителей вы знаете? – спросил следователь Жужин.

– Мать звали Тамарой, фамилия такая литовская или польская – что-то вроде Миржеч или Миркас, а может, украинская Миржаченко. Мне уже не вспомнить. Тихвинский однажды об этом сказал, и больше мы этой темы не касались.

– И за столько лет никто из его родственников не объявлялся, никто не интересовался его судьбой?

– Когда он был маленький, отцу протоиерею иногда звонили. И он сам звонил. Даже мне поручил звонить, это когда Лавруша лежал в детской больнице, я звонила и диктовала результаты анализов.

– Куда вы звонили?

– Не знаю, был телефон один… – Анна Филаретовна снова полезла в сумку и долго шарила там по дну, потом извлекла пухлую, растрепанную, перетянутую резинкой записную книжку с пожелтевшими и замусоленными страницами. – Вот тут вроде остался… на какую букву-то… вроде на «И».

– Почему на «И»? – спросила Катя. – Кто с вами говорил?

– Женщина, женский голос.

– Может, это мать? Настоящая мать, посмотрите на букву «Т» или на «М».

– Нет, таким командирским тоном матери не разговаривают. Его мать умерла родами. А то была не мать. Точно на «И», вот они, телефоны, два их тут.

– Почему они записаны у вас на «И»? – Следователь Жужин забрал у нее книжку, чтобы списать номера.

Начертанные в середине страницы фиолетовыми выцветшими чернилами среди прочих номеров, они были семизначными и начинались на 201.

– Потому что «институт», – ответила Анна Филаретовна. – А потом все звонки прекратились, как отрезало.

Глава 40 Близнец

Да, да, да, их, конечно, содержали отдельно, «сепаратно, разведя по разным кабинетам» – придерживаясь десятилетиями устоявшейся в уголовном розыске традиции.

Отец Лаврентий и Лиза оставались в приемной, сидели на диване, он держал ее за руку. Владимира Галича и юриста Маковского попросили «подождать» в малом зале для совещаний под присмотром оперативников.

Все, как всегда, рутинно, привычно, подчиняясь правилам и инструкциям. Но их взгляд… В тот момент, когда Галича вели через приемную в кабинет Гущина…

Взгляд братьев, исполненный преданности, нежности, на которую обычно так скупы мужики и молодые парни.

У Кати защемило сердце… Только один раз в жизни она видела, испытала такое же… такое же чувство единения. Ей тогда казалось, что серые глаза не лгут никогда.

Не лгут?

– По крайней мере теперь явка с повинной священника получает хоть какое-то логическое объяснение, – сказал следователь Жужин. – Ради брата он мог взять на себя смертный грех – убийство. С вашего позволения, Федор Матвеевич, я его брата-близнеца допрошу сейчас прямо на протокол.

– Галич – ваш, – полковник Гущин уступил свое место за письменным столом Жужину, чтобы тому было удобнее записывать показания.

Сам сел сбоку рядом с Катей.

Начали!

Владимир Галич выглядел очень спокойно. Жужин цепко его оглядывал: врешь, парень, не можешь ты не волноваться, не психовать. Руки… руки тебя сейчас выдадут.

Галич скрестил руки на груди.

– Загадку ваш брат – отец Лаврентий – нам подкинул в Новом Иордане, – начал Жужин. – Мы с этой загадкой еле разобрались, доказывая его алиби. А теперь новая загадка – ваше родство.

– Что ж тут загадочного, мы братья, родителей потеряли, в детдом не попали, росли по разным семьям. Родителей своих любили и считали за родных.

– Но от вас ведь не скрывали дома, что вы приемный сын.

– Наслышаны о нашей семье? – Владимир Галич улыбнулся. – От кого, интересно? Есть много охотников рассказывать небылицы. Но это правда. Мой отец считал, что лучше мне знать правду. Он так говорил – лучше я это тебе скажу, чем ты потом узнаешь на стороне. Я отца за это уважал – за прямоту, за честность. И он был мой отец – понимаете? Иного я не знал.

– А когда вы впервые встретились со своим родным братом – отцом Лаврентием?

Вопрос следователя звучал прямо по Фрейду: «братом – отцом». Резало слух.

– После смерти отца. Два года назад.

– До этого вы не встречались?

– Нет.

– И не знали друг о друге?

– Я узнал… отец сказал мне перед смертью. Ну, о том, что у меня есть еще и родной брат, что мы были близнецы. Я начал искать. Приложил максимум усилий и нашел.

– А раньше искать не пытались?

– Я же не знал. Отец был против… Он… это сложно, он меня оберегал, наверное, и берег для себя, для нашей семьи – Галичей. Это сложно. Когда он умер, я уже делал то, что считал нужным. Я отыскал Лаврентия.

– Каким образом искали?

– Деньги платил за поиски, за сведения.

– Обращались в частное сыскное агентство?

– Не без этого.

– В какое именно – адрес, пожалуйста.

– К приднестровским следопытам. Слышали про таких?

Жужин переглянулся с полковником Гущиным.

– Серьезно, Владимир Маркович? – спросил тот.

– Вполне, – Галич усмехнулся. – Такие вещи, как поиски родственников, упираются в деньги.

– И какое же было чувство у вас, когда вы наконец нашли брата?