Демоны Боддеккера
Шрифт:
ВИДЕО
Из хаоса к камере бредут три фигуры. Это ФЕРМАН, по бокам от него ДВОЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ в полном вооружении. ФЕРМАН весь избит и потрепан, в крови и копоти.
ФЕРМАН и ПОЛИЦЕЙСКИЕ выходят из кадра, кадр застывает.
АУДИО
ДИКТОР: (Синхронно с титрами): «Песни, которых все ждали». Последний альбом «Сыновей певцов „Битлз“». Мы обещаем.
ВИДЕО
Титры (ползущие): «Песни, которых все ждали». Последний альбом «Сыновей певцов „Битлз“». Мы обещаем.
Глава 7
Царь мира
До госпиталя я добрался
С трудом я заставил замолчать этот голосок, внушая себе, что даже не знаю обстоятельств нападения. Но удалось мне это не раньше, чем велорикша притормозил у здания больницы. Что ж, готов принять поздравления с успехом, достигнутым в процессе самоистязания.
Остальные ждали в вестибюле на пятом этаже. Дансигер бросилась ко мне и обняла с восклицанием:
— Какой ужасный день, Боддеккер, какой ужасный день! Харбисон с Мортонсен выглядели так, точно с самого утра не переставали плакать по Сильвестр. На кушетке рядом с Левином тихонько сидела Хонникер из Расчетного отдела.
— Не хватает одного Гризволда, — сказала она. Я поглядел на Дансигер.
— Ты им не говорила?
Она покачала головой. Моя рубашка промокла от ее слез.
— Какие-то проблемы, сынок? — осведомился Левин.
— Гризволд уволился сегодня утром, — ответил я. Левин фыркнул.
— Нервишки не выдержали? Ничуть не удивлен. Я как-то раз видел его в парке — он там птичек кормил. Пора бы перестать принимать на работу в Пембрук-Холл таких типов. Пусть кто-нибудь пометит, чтобы не забыть.
— Я об этом позабочусь, — отчетливо произнесла Хонникер.
Я отвел Дансигер к ее месту и спросил у Левина:
— Так что же все-таки произошло? Он поднялся.
— Жена Анджелеса вернулась из бакалейной лавки и нашла его на полу в гостиной, избитого и окровавленного.
— Взломщики?
— Никто не знает, — прошептала Хонникер из Расчетного отдела. — Там все разгромлено. Совершенно разгромлено.
— Я хочу его видеть, — потребовал я.
— Придется подождать, — сказал Левин. — Там еще его семья.
— Хорошо. Тогда я должен кое-что сделать.
Я повернулся и вышел из приемной. Хонникер негромко окликнула меня вслед, но я продолжал идти, отслеживая номера палат, пока не добрался до 4523. Приоткрывая дверь, я услышал изнутри плач и бесшумно шагнул в полутемную комнату, освещенную лишь светом фонарей из окна. Через несколько шагов я увидел семью пострадавшего — жену и двоих взрослых детей. Обнявшись, они тихо всхлипывали в ногах кровати. На кровати лежал Чарли Анджелес — бесформенная груда белых повязок
с темными пятнами. Семейство больного еще не заметило меня, поэтому я бросил взгляд на мониторы сбоку от кровати, чтобы проверить, как он там.Экраны мониторов были темны. Механизмы не работали.
Внутри у меня все сжалось, к горлу подступил комок, и я снова обвел глазами сцену. Родственники Анджелеса искали в объятиях друг друга не утешения или надежды. Они не молились. Они жались друг к другу от горя, непоправимого горя, у ложа своего почившего патриарха.
Внезапно я ощутил, что у меня нет никаких слов. Мне хотелось сказать им хоть что-то, хоть как-то вдохнуть в них толику надежды или по крайней мере дать им понять, как я сочувствую. Но теперь слова не имели значения. Возможно, если бы я позволил себе облегчить душу отчаянным криком, он бы хоть отчасти передал, что я чувствую. Но слова? «Я всегда восхищался его работами и крайне огорчен случившимся…» Лучше и не пытаться.
Сын Анджелеса, молодой человек лет двадцати с небольшим, поднял взгляд и увидел меня.
— Вы из полиции? — спросил он срывающимся голосом, вытирая слезы тыльной стороной руки.
Горло у меня так сжималось, что я не мог ответить. Не мог даже покачать головой.
— Вы знаете, кто это сделал? Как, как они могли так с ним поступить? И почему? Как может человек сделать такое с другим человеком? — Он покачал головой и снова обнял родных, бормоча: — Это невыносимо, невыносимо…
Как может человек сделать такое с другим человеком? Сделать — что? Что именно произошло с Чарли Анджелесом?
Стоя здесь и глядя на объятую горем семью, я вдруг испытал крайнюю неловкость — как будто подсматривал за чужим несчастьем. На глаза наворачивались слезы — и я ненавидел себя за них. Ведь какими бы искренними ни были они, разве могут мои слезы идти в сравнение со слезами семьи умершего? Я плакал потому, что мне было жаль Чарли Анджелеса, его жену и детей — но еще и от жалости к самому себе. Я потерял человека, которым восхищался, которого только начал узнавать. И все же — я не терял лучшего друга, любимого человека, наперсника душевных тайн или того, кто дал мне жизнь.
И тут слезы полились из моих глаз сплошным потоком, потому что я еще не успел оплакать Сильвестр.
Я вытер глаза и попятился из комнаты. Внезапно что-то ударило меня в спину, швырнуло на пол, а через несколько секунд надо мной склонилась какая-то женщина, рассыпаясь в извинениях и спрашивая: не расшибся ли я?
Я сощурился и наконец сумел сфокусировать на ней взгляд.
— Вы врач.
— Да. Вам нужна помощь? Я не видела, что вы выходите…
— Вы врач Чарли Анджелеса?
— Я была назначена, когда пациента привезли…
— Что с ним произошло?
Она несколько мгновений пристально разглядывала меня. Должно быть, мои покрасневшие глаза и полоски слез на щеках убедили ее — я не просто любопытствую.
— Судя по всему, его жестоко избили.
— Знаю. Но вы можете сообщить еще какие-нибудь подробности?
— Он получил множество повреждений…
— Не могли бы вы описать их в двух словах? Пожалуйста!
Женщина набрала в грудь побольше воздуха и, подняв глаза к потолку, точно читая написанный там перечень, начала: