Демоны Боддеккера

— Шнобель! Питер! Вставай. Ты пропускаешь важную встречу!

Я сделал еще один шаг. Хрусть! И я увидел, что наступил на очередную коробку из-под кускусных хрустиков. Собственно говоря, они усеивали всю комнату. У кровати Шнобеля стояли два здоровенных ящика. Один совершенно пустой, а второй еще не распечатанный.

Я пощелкал выключателем.

— Шнобель! Шнобель-Шнобель-Шнобель-Шнобель! Вставай! Народ из «Чистых тарелок» хочет очистить и твою тарелку!

Расшвыривая ногами кускусный хлам, я подошел к кровати. Шнобель был завален пустыми коробками, а рядом лежал футляр от музыкального чипа.

«МОЛОДОЙ ДА ГЛУПЫЙ», гласило название. «Яркий новый альбом „Ненавистных“. Четырнадцать ремиксов прежнего материала, включая „Будь моей роботеткой“. Двадцать одна новая песня, в том числе „Заткни рот своей маме“, „Песок под кожей“, „Огненный круг“, „Уход“ и другие!».

Отшвырнув футляр в сторону, я нагнулся и потряс Шнобеля. Он не шелохнулся.

— Идем, Шнобель. Не время…

Я схватил зажатую у него в руке коробку кускусных хрустиков и попытался выдернуть. Она поддалась с резким щелчком, рассыпав горсть драгоценных съедобных зверюшек по покрывалу.

— Идем, Шнобель. Ты можешь взять их с собой…

Не знаю, как я не заметил раньше. Но теперь отчетливо различал лицо Дьявола. Оно было искажено мучительной судорогой. По лицу, губам, даже ушам, насколько я мог видеть, разлилась мертвенная синева. Именно это я хотел увидеть на лице Фермана.

— О нет!

Зажав под мышкой коробочку хрустиков, я коснулся запястья Шнобеля. Оно оказалось холодным и липким. Пульса не было. Я приподнял Дьяволу веко. Глаз налился кровью, зрачок не реагировал на свет. Подложив руку на шею Шнобеля, я чуть приподнял голову. Губы у него приоткрылись, и оттуда выпала спекшаяся масса, рассыпавшаяся от первого прикосновения к кровати.

Я передернулся.

Вынув руку из-под шеи Шнобеля, я слегка надавил ему на щеки. Изо рта вывалилось еще некоторое количество той же массы знакомого золотисто-коричневого цвета с красными и черными проблесками.

— Ох ты!

Я вытер руку о брючину и открыл коробку кускусных хрустиков. Вытащил оттуда штучку. Хрустик в форме песчанки. Золотисто-коричневый, с проблесками красного и черного перца.

Когда захочешь опять

Начать сначала весь бред -

Меня не стоит искать:

Яушеееел.

Меня нет.

И тут на меня снова навалилось это же чувство — столь сильное, что к горлу подступил комок. Бедный Шнобель. Бедный-несчастный Шнобель. Он уцелел в уличных драках, он оказался в нужное время и в нужном месте, благодаря чему оставил жизнь, сулящую раннюю смерть. Он поднялся по социальной лестнице, получил квартиру, роботетку, коллекцию музыкальных чипов, навороченный магнитофон… Он был на взлете карьеры. И всего этого оказалось недостаточно. Если бы он только знал…

Я повертел песчанку в пальцах и сунул в рот. Она хрустнула на зубах, даря мне совершенно неописуемые ощущения. Как бы тяжело на душе ни было, все переживания вдруг отступили на задний план. Я посмаковал соленый, острый вкус на языке, проглотил хрустик и вытащил новый — козлика.

— Манди, — позвал я, не прекращая жевать. Через миг она показалась у двери.

— Што, крашафчик, перетумал?

— Разве тебе не положено вызывать медицинскую помощь, если хозяину плохо?

Роботетка кивнула.

— Но ему не плохо.

Я сунул в рот скорпиона.

— Разве тебе не положено проверять, как он? Снова кивок.

— Он шпит, крашафчик.

— Ты все время была с ним?

— Кроме когда он пошылал меня жа этим фот. — Она показала на коробку у меня в руке. Я откусил голову верблюда. — Ему феть не плохо?

— Он мертв.

Роботетка часто-часто замигала. — Обращаюсь к токтору, — ровным голосом произнесла она. — Обращаюсь к токтору.

— Уж лучше сразу в полицию, — посоветовал я. Манди исчезла, из гостиной донеслись щелчки телефона.

Я оглянулся на неподвижное тело Шнобеля на постели.

— Ну что ж. Не это ли и есть мясорубка судьбы?

С этими словами я сунул в рот шакала и сосал его, пока не вобрал каждую крупицу соленого наслаждения.

Похороны Шнобеля состоялись три дня спустя. Я был решительно не в том настроении, чтобы присутствовать на них, но все же пришел вместе с Хонникер из Расчетного отдела.

Она честно старалась вести себя как стойкий солдатик и вдохнуть в меня новые силы. Увы, как бы я ни желал ей успеха, туман, объявший все вокруг, не рассеивался.

Трое похорон за два дня кому угодно понизят настроение до ноля.

Панихида по Сильвестр прошла вчера утром. По Чарли Анджелесу — вчера днем.

Теперь же горсточка представителей Пембрук-Холла встретилась на старой пристани в Хобокене, чтобы проститься со Шнобелем. Сначала Дьяволы хотели проводить службу в своей обгоревшей церкви, но она оказалась наводнена фанатами и зеваками. Кроме того, власти предержащие Пембрук-Холла хотели как можно дольше хранить кончину Шнобеля в тайне, дабы не повредить репутации Дьяволов и кускусных хрустиков, продукта одного из старейших клиентов агентства.

— Бог ты мой! — сказал по этому поводу Левин. — Неужели он не мог подавиться до смерти какими-нибудь другими хрустелками? «Атомной хлопушкой Реденбачера», например? «И-Зи-Бри»? Багететками? Нет, обязательно кускусными хрустиками!

Также опасались, что фанаты Дьяволов попытаются установить на могиле Шнобеля памятник — хотя, как указала Дансигер, все-таки умер не Джимми Джаз, у Шнобеля популярность куда ниже. Ну и последнее, мы не исключали возможности, что как только станет известно, что мир лишился одного из Дьяволов, «Теч-бойз» и прочие волонтеры засыплют Пембрук-Холл мольбами взять их на освободившееся место.

Итак, мы собрались на причале в Хобокене, чтобы отдать последнюю дань уважения Питеру Ричарду Свишеру — если, конечно, хоть кто-нибудь и правда испытывал к нему уважение.

На самом конце причала была установлена бетонная плита, на которую навалили груду старых сучьев, картонных коробок и древесной стружки. Тело Шнобеля было облачено в полную амуницию Дьяволов, «отнаноклиненную» от куртки до сапог. Возлежал он на двух соломенных тюфяках, заранее водруженных на самый верх груды. С реки задувал промозглый ветер, мы все поеживались и дрожали, но ни единой слезы пролито не было — если не считать солевого раствора, что вытекал из глаз роботетки Манди.