День Дьявола

А с деньгами всегда есть проблемы. Потому что случается вдруг в России кризис, или выборы, или смена правительства. Или просто сбываются чьи-то мрачные прогнозы. Президент привычно болеет пневмонией, рубль с радостным уханьем валится в пропасть, доллар молчаливо взлетает в облака. Спрос падает. Запчасти ржавеют на складе, а должники разбегаются как крысы по явочным квартирам, и пережидают, пока набьют морды всем их ни в чем не виноватым родственникам. Новый русский чешет в репе – он не думал, что так получится. Он думал, что ему всегда будет фартить. Он расслабился. Он только вчера просадил полштуки зеленых в ресторане и еще двести баксов кинул на шлюх. А тут такое… К нему приходит факс из Испании, где черным по белому написано – заплатить десять тысяч долларов до конца года. Он лезет в свой бумажник и обнаруживает там только новенький, неиспользованный синий презерватив с сантиметровыми шипами и головой лягушки. Человек расстроенно крякает и начинает искать выход из положения.

Все выходит не так, как он думал. За его драгоценную недвижимость в Испании, оказывается, можно выручить денег в полтора раза меньше, чем он уже туда вбухал. И нужно платить каждый год приличную сумму за содержание дома. И оставлять дом недостроенным, оказывается, весьма накладно – здесь вам не Россия. В общем, куда ни кинь, везде хрен, а не белая булочка.

Остается одно – сдать дом в аренду. И то еще чертовы арендаторы воротят нос, и говорят, что ни к чему им такое большое помещение, и бассейн не работает, и до моря целых триста метров вниз под гору…

И идет тогда наш горемыка к своим корешам, с которыми недавно еще только пил пиво в бане. А теперь должен он им небольшую гору денег – причем в инвалюте. И говорит он корешам своим: "А не хотите ли вы, кореша мои любезные, – говорит он им, – оттянуться со всем удовольствием на средиземноморском побережье Испании? Хата у меня там, как вы знаете, забубенная. И арендаторы висят у меня на проводе день и ночь, и просят, козлы, сдать ее. Никаких, типа, денег не жалеют. Но я вам сдам ее за сумму в два раза меньшую, причем исключительно из уважения, и по дружеской любви к браткам"…

Вова и Леха кивают квадратными затылками. Они, типа, согласны. Они собирают шмотки и едут оттягиваться в Испанию.

Всю эту историю я придумал тут же, стоя перед домом номер 18 на Зеленой улице. Может быть, все было совсем не так. Просто фантазия у меня слишком богатая, и скучно мне было лезть в этот дом, и разбираться с этими хмырями без придуманной мной предыстории. К тому же мне хотелось верить, что дом этот действительно принадлежит какому-нибудь русскому. Неважно, какому. Потому что при мысли о том, что я могу залезть в дом к немцу или американцу, законопослушная душа моя взвизгивала и пыталась пуститься наутек.

Вокруг не было никого, ни души. Испания молчаливо пребывала во времени сиесты – послеобеденного отдыха, священного ничегонеделания. Народ дисциплинированно дрых в постелях, отгородившись от палящего солнца непроницаемыми жалюзи, собирал силы для ночного веселья. Я был один, и никто не собирался мне мешать.

А потому я не стал терять время. Я решительно подошел к двери, которая находилась под балконом, и взялся за ручку.

Дверь была заперта. Я обошел дом и попробовал открыть заднюю дверь – тихонечко, чтобы не создавать лишнего шума.

Безрезультатно. Мои орлы были не настолько тупыми, чтобы оставлять двери открытыми.

Большая двустворчатая дверь на балконе, на втором этаже, была приоткрыта. Деревянная дверь, двустворчатая, с круглым верхом – огромная, почти что ворота. Мощный вибрирующий ритм поп-музыки доносился оттуда, и музыка эта очень не нравилась мне. Наверное, Леха с Вовой уже начали свои игрища. Мне нужно было спешить.

Я бросил взгляд в бассейн и увидел там лестницу – здоровенную, деревянную, тяжелую, состряпанную кое-как и наполовину изломанную – вероятно, брошенную строителями. Но меня вполне устраивала и такая.

Я вытащил ее из бассейна и приставил к балкону. Я обливался потом – не столько из-за жары, сколько из-за страха.

Я лез на балкон. В руках я держал две бандерильи. Какое-никакое, а оружие. Хотя в этот момент я предпочел бы что-нибудь более серьезное, или, хотя бы, что-нибудь более устрашающее. Например, подствольный гранатомет.

Я уже приблизительно продумал все, нарисовал в своей не в меру развитой фантазии. Значит, так, вот как это все произойдет: я распахиваю дверь, ору по-испански: "Ни с места, полиция!" Мои жлобы с жалобным писком вываливаются в заднюю дверь и бегут голыми по улице, беспомощно размахивая своими мужскими принадлежностями…

Нет, пожалуй, это слишком мягкий вариант, такого не бывает. Все будет по-другому. Я распахиваю дверь и прыгаю внутрь, как Джеки Чан, в каждой руке по бандерилье. "Козлы позорные! – ору я по-русски, – ща Миша Гомес вам отмашку сделает! Мордами к стене, или я за себя не отвечаю!" Но они, конечно, сдаваться так просто не собираются. Вова выхватывает пистолет и целится мне прямо в сердце. Он уже нажимает на курок, но я успеваю метнуть бандерилью. Она попадает точно в ствол пистолета и закупоривает его намертво. Раздается взрыв, пистолет разлетается на части. Оба бандита падают без сознания, изрешеченные осколками.

Финал у этих двух сценариев был одинаковым: я поворачиваюсь к кровати, где лежит моя девушка – связанная, обнаженная и изумительно красивая. Она смотрит на меня огромными глазами. Восхищение и любовь – вот что написано в этих глазах. Я подхожу к ней и опускаюсь на одно колено. Я пытаюсь развязать веревки, которыми она спутана, но узлы слишком крепки. Тогда я вцепляюсь в узел зубами, уткнувшись носом в ее шелковистую кожу, и вижу, как высоко и волнительно вздымается ее грудь.

– Сеньора, – говорю я. – Я же предупреждал вас, что эти двое иностранцев – bandidos и bastardos [41] .

41

Бандиты и ублюдки (исп.).

– Не надо слов! – Она прикладывает уже освобожденный пальчик к моим мужественным губам. – Я знала, что вы придете, что освободите меня! Ведь это судьба…

Вы, конечно, смеетесь. Вы думаете: "Здоровый взрослый бугай, а размечтался, как мальчишка! Мы думали, что ты немножко умнее, Мигель Гомес! С такими фантазиями только романы для дамочек писать"…

И вы абсолютно правы. Потому что реальность не имела ничего общего с тем, что я нафантазировал. Реальность, собственно говоря, была очень лаконичной. Очень короткой.

Она выразилась только в одном звуке.

"Буммм!"

Как только я просунул свою глупую башку в дверь, что-то тяжелое въехало в мой череп, и я, кувыркаясь, полетел в беспросветный мрак.

9

Я открыл веки. И не поверил своим глазам.

Я валялся на куче полугнилых шкур в какой-то мрачной комнатушке. Стены ее, сложенные из огромных, грубо обтесанных камней, едва освещались фитильком, плавающим в чашке с жиром. Запах стоял здесь ужасный. Вонь горящего жира, вонь годами немытых тел, вонь испражнений. И еще смрад смерти. Почему-то именно смертью пахло здесь, в этом темном и холодном каземате. Я хорошо запомнил запах смерти, когда работал в морге.