День Дьявола

– Сяомина…

– Не важно.

– Хорошо, – произнесла она неуверенно. – Я буду звать… тебя… на ты.

Это был замечательный вечер. Честно говоря, я устал выпендриваться и мирно доел палочками все, что было у меня в тарелке, а потом доел и то, что было в тарелке у Анютки, потому что порция была слишком велика для ее хрупкой фигурки. А потом мы заказали десерт – жареное мороженое и ягоды личжи в сиропе. В ресторане все успокоились и перестали разглядывать меня, поняли, что на сегодня представление закончено. А мы сидели с Анюткой и разговаривали. Я даже получил разрешение на стаканчик виски. Мне стоило больших трудов разъяснить моей Анютке, что сухое вино меня не забирает, и мне нужно что-нибудь покрепче. И что доза в двести граммов не является для меня смертельной, потому что я русский, а не китаец.

– Анюточка, – сказал я, нежно гладя ее руку. – Прости меня. Я обидел тебя сегодня днем?

– Нет, что ты! Это я глупая. Мне просто очень нужен кто-то. Я, конечно, могу приехать сюда, в этот ресторан – здесь мой дядя и некоторые другие родственники. Но это далеко. Ты знаешь, в нашем городке, Ремьендо, у меня совсем нет друзей. Мне бывает очень грустно.

– А китайские рестораны? По-моему, в Ремьендо их полно. Значит, должны быть и китайцы.

– Это другие китайцы. Они не из Народной Республики. Они из Сяньгана [73] . Они живут здесь давно. У них европейские имена и они смеются над нами.

73

Гонконг.

– Понятно… – Я сделал глоток, и плеснул виски Анютке в ее стакан из-под сока. – Давай выпьем.

– Я не пью. – Цзян смущенно улыбнулась, махнула рукой. – Я не буду.

– Будешь. – Наверное, я был уже немножко пьян, и мне, по русской привычке, обидно было, что кто-то не хочет со мной пить. – Это нетрудно. Только надо сразу. Залпом, понимаешь?

– Я знаю, – вдруг сказала она. – Я видела, как ты пьешь. Никто больше так не пьет. Ты поднимаешь голову, и выливаешь в себя сразу все, что есть в стакане. Это русские так пьют?

– Да. – Я ощутил вдруг гордость за великую русскую нацию. – Главное – правильное дыхание. Иначе задохнешься. Выдыхаешь весь воздух, запрокидываешь голову и вместе со вдохом выпиваешь. Точнее – вливаешь. Ты правильно сказала – это должно литься прямо в твою глотку. Беспрепятственно.

– Я тоже так выпью. Только… – Она замялась. – Я в кино видела. Там пили, когда начинали говорить por tu. И целовались…

– Это называется "выпить на брудершафт". – Я взял стакан в руку. – По-испански – por fraternidad. Понимаешь? Мы с тобой как брат и сестра после этого будем.

– Да… – Анютка порозовела. – А что, после этого можно только как брат и сестра? И ничего больше нельзя? Ну, понимаешь…

– Понимаю. – Я с размаху чокнулся с анюткиным стаканом, так, что он едва не развалился, и влил бурую жидкость в глотку.

А Анютка… Она сделала точно так же. Она оказалась хорошей ученицей. Она даже не захлебнулась, хотя пила виски в первый раз в жизни. Только глаза у нее полезли из орбит и она схватилась за горло.

– Ой! – прошептала она. – Я не думала, что это так сильно. У меня голова кружится.

– Поцеловаться забыли, – хрипло сказал я.

А потом встал, перегнулся через стол, и поцеловал ее в губы – по-настоящему. Так, чтобы помнила этот поцелуй всю жизнь. Губы Ань Цзян были немножко сладкими, у них был слабый вкус базилика. Они были нежными. Она ответила мне, ответила со страстью. Хотя, может быть, это был первый поцелуй в ее жизни.

Надеюсь, дядя Сяопин, или как там его звали, не наблюдал за нами в этот момент из-за портьеры.

А потом я шлепнулся на свой стул, высокий стул из плетеного бамбука. Я сидел, откинувшись на спинку, и голова моя кружилась. Наверное, не меньше, чем у этой китайской девочки.

Но я справился с собой, потому что я еще любил другуюдевушку – ту, что сбежала от меня. Я знал, что еще увижу ее. Я знал, что, когда я увижу ее, брошу все на свете. И я не хотел предавать Ань Цзян – Анютку, милую девочку семнадцати лет, так зависящую от меня.

Я обнаружил на столе недоеденный салат, вооружился палочками и начал его жевать. Неспешно.

Глаза Анютки плавали. Нужно было срочно приводить ее в чувство.

– У тебя есть novio? [74] – спросил я.

74

Парень, жених (исп.).

– Novio? – Анюта медленно возвращалась на грешную землю. – Нет. То есть… Дядя Сяомин познакомил меня с одним китайским парнем. Его зовут Чэнь, он скоро получит гражданство. Дядя сказал, что он хороший жених для меня. Мы должны пожениться через два года, и тогда я останусь в Испании.

"Я твоему дяде голову оторву", – подумал я. И ничего не сказал, потому что дядя был абсолютно прав. Они почему-то всегда правы, эти дяди разных национальностей, проживающие на территории Испании.

– Тебе он нравится, этот Чэнь?

– Нет. Я и не видела его почти. Он такой… обычный. Мне нравишься ты.

– А я – необычный? – я смотрел на Цзян пьяноватым взглядом из-под полуприкрытых век.

– Ты – самый лучший. Ты даже не представляешь, какой ты! Я один раз слышала, как наши девчонки в раздевалке тебя обсуждают. Они такое говорили… Неприлично даже. Ты представляешь, они все в тебя влюблены!

– Представляю…

Ничего необычного здесь не было. Девчонки, разговоры… Все было, как обычно. Только одно было не как всегда. Анютка, судя по всему, была влюблена – в меня. И я был влюблен – это было моей болезнью. Увы, влюблен, и увы, не в Анютку. Такой вот любовный треугольник с одной отсутствующей стороной. Где носило эту отсутствующую сторону, одному Богу было известно.

– Ты когда-нибудь занималась любовью? – я не смотрел ей в глаза, чтобы не смущать.

– Что ты имеешь в виду? Трахаться?

Я слегка поперхнулся салатом. Из всех испанских слов, обозначавших определенное действие, непосредственная Анютка выбрала именно это – не самое приличное.

– Да. Откуда ты знаешь это слово?

– Знаю. Это любимое слово наших танцовщиц. – Она опустила взгляд. – Я никогда не делала это. Правда.

– Ты – virgen? [75]

75

Девственница (исп.).

– Да. Но…

– Это хорошо.

Это было хорошо. Потому что это решало многие проблемы.

– Но… Я не думаю, что это совсем хорошо. – Она сбивалась, торопилась сказать мне то, о чем, может быть, мечтала сказать уже несколько недель. Виски раскрепостило ее. – Это просто глупо – быть virgen в моем возрасте. И я хочу… Я хочу узнать, что такое любовь. Я хочу сделать это с тобой!

Я снова подавился салатом – на этот раз более основательно.

– Нет. – Я качнул головой. – Нет. Не такой уж у тебя большой возраст. Не спеши.