День Дьявола
Шрифт:
– Не открывай, пусть думает, что тебя нет дома, – сказала шепотом Лиз. Она, похоже, перепугалась, и было отчего. Грохот стоял такой, как будто в дверь ломился взвод спецназовцев.
– Не получится. Она видела, что у меня свет в окне горит. Если не открою, может дверь высадить. Решит, что со мной что-нибудь случилось.
– Кто это? – Элиза спешно натягивала трусики.
– Цзян. Мы с ней работаем.
– Что?! – На этот раз заорала Элиза. – Эта маленькая китайская засранка? Ты и с ней спишь, animal? [79]
79
Животное (исп.).
–
– Вот еще, больно нужно! Плевать мне! – Элиза яростно сдирала с себя одежду, которую успела надеть. Сняла все, кинула трусики посреди комнаты и шлепнулась на кровать поверх одеяла. – Плевать на все! – сказала она. – Пусть заходит кто угодно. Я не собираюсь ни от кого прятаться. Тем более от чертовых китайских обезьян!
Ah, las mujeres!.. [80]
Я высунул свою физиономию на лестничную клетку. Ань Цзян имела вид фурии. Глаза ее сверкали, и, кажется, даже светились в темноте, как у разъяренной кошки.
– Ты обманул меня! – громко заявила она. – Ты сказал мне, что уехал, а сам не уехал! Ты остался дома!
– Я в курсе, – сказал я ледяным тоном. – Ну и что? Можешь считать, что меня нет дома. Нет меня, понимаешь? Занят я. Извини, у меня важные дела. Завтра увидимся.
80
Ох уж эти женщины… (исп.).
Я попытался закрыть дверь, но Цзян вцепилась в ручку мертвой хваткой и тянула ее на себя.
– У тебя там кто-то есть? Почему ты не хочешь меня пустить?
– Анютка, – сказал я, внутренне свирепея, но все еще сдерживая желание спустить ее с лестницы. – Иди домой, детка. Не выводи меня из себя…
Я не успел договорить. Не успел объяснить, что такое неприкосновенность жилища, и частная жизнь, и что приличные люди заранее договариваются о визите, и так далее. Потому что дверь бешено рванулась, я получил удар ногой в грудь и влетел внутрь комнаты. А Цзян влетела за мной, захлопнув за собой дверь со столь яростной силой, что чуть не вылетели стекла в окнах.
Элиза возлежала на моей кровати в бесстыдной позе римской гетеры и наблюдала за происходящим с мстительным удовольствием.
– Su crimen lo condeno [81] , – произнесла она торжественным голосом.
Элиза любила показать свою образованность. Она была студенткой в Брюссельском университете, а в Ремьендо приезжала на лето, к каким-то своим родственникам – купаться в Средиземном Море, совершенствовать испанский язык, гулять по вечерам в шумной компании своих сверстников и кружить головы симпатичным местным парням – таким охламонам, как я.
81
Его преступление осудило его. (исп.).
На этот раз ей лучше было держать язык за зубами.
– Заткнись, – произнесла Цзян. Произнесла тихо, но у меня мурашки поползли по спине от ее сиплого, сдавленного голоса. Я никогда не слышал, чтобы она говорила так. – Убирайся отсюда, puta [82] .
Я сидел на полу и туго соображал, что мне предпринять.
– Что?!! – заорала Элиза. – Кто здесь – puta?! Я – puta? Да ты сама – puta, y la hija de gran puta, y la mona barata de Chino manchado! Me cago en tu padre! Tortiller!!! [83]
82
Шлюха (исп.).
83
Поток
испанских выражений, в котором ораторша неуважительно отзывается о Китае, о матери и отце Ань Цзян, а также о ее сексуальной ориентации.Она выражалась и выражалась. Пожалуй, она довела свой испанский до полного совершенства – в смысле ругательств.
Когда материшься на чужом языке, не думаешь, как это грязно звучит для того, кто на этом языке разговаривает. Это не каждый может выдержать.
Я не думаю, что Анютка хорошо соображала в этот момент. Потому что она совершила поступок, который вовсе не соответствовал созерцательному восточному мировоззрению. Она быстрым четким шагом подошла к Луизе и схватила ее за глотку.
– А-а!!! – Завопила неуемная бельгийка. – Драться?! Сейчас я тебе покажу, tu puta madre!
Она вскочила на колени и полоснула когтями по щеке Анютки. Она собиралась как следует отделать наглую китайскую девчонку. Но не успела это сделать.
Ань Цзян уклонилась от следующего удара. А потом поднырнула под орущую голую Лиз, размахивающую всеми конечностями, и швырнула ее через всю комнату.
Полет бельгийки был не слишком изящным. Она влетела в стену, грохнулась всем телом. Визг ее взвился до непереносимо высокой ноты и резко оборвался. Она сидела на полу, хватала ртом воздух, глаза ее были круглыми от боли и от ужаса. Она медленно двигалась на попе назад, перебирая ногами. Она пыталась отодвинуться от Цзян, которая наступала на нее с решительным выражением на лица. Кажется, Цзян совсем съехала с катушек.
Я наконец-то опомнился. В последнюю секунду я совершил прыжок через всю комнату и схватил Цзян сзади. Я облапил ее, прижав ее руки к ее туловищу – так, что она вздохнуть не могла. Я все-таки был намного сильнее ее, хотя и не мог справиться с ней в открытом бою. Теперь я поймал ее хитростью. Она попыталась стукнуть пяткой по моей стопе, но я уже знал эти ее штучки, расставил ноги, встал в стойку, в которой она не могла меня достать.
– Успокойся немедленно… – прошипел я ей в ухо. – Идиотка, что ты делаешь?
– Я убью ее! – выкрикнула вдруг Анютка и сделала еще одну попытку вырваться. – Она плохая! Она так называла меня! И ты предал меня! Ты – brutal! [84]
– Лиз – беззащитная девчонка. Такая же глупая, как и ты, но только гораздо слабее тебя. И сейчас ты избиваешь ее, пользуясь ее слабостью. Подумай, что бы сказал сейчас твой учитель? Он устыдился бы тебя! Я напишу ему, как ты бьешь беззащитных…
Анютка резко обмякла в моих руках. Это была серьезная угроза, и она знала, что я могу ее осуществить ее. Она сама дала мне адрес своего учителя. И даже сказала, что ее учитель, Хэ Юн, знает русский язык, потому что учился в Советском Союзе.
84
Скотина (исп.).
Я разжал руки, и Анютка упала на колени. А потом прижалась лицом к полу и плечи ее затряслись. Она беззвучно заплакала.
Я опустился на пол рядом с Лиз. На лице ее не было никаких отметин, но на плече наливался багровым цветом здоровенный синяк. Коленки и локти были ободраны.
– Как ты, Лиз, милая? Тебе больно?
Лиз потянулась ко мне руками, обняла меня за шею, прижалась ко мне всем телом, словно стараясь завернуться в меня, защититься мной. Губы ее дрожали, лицо было мокрым от слез.