Держава (том первый)

____________________________________________

5 июня 1901 года у Николая и Александры родилась четвёртая дочь, Анастасия.

В этом же месяце вышел царский указ, предписывающий вернуть в аудитории отправленных в солдаты студентов.

«Чего митинговали и буянили на площадях? Наш добрый государь, на радостях от рождения дочери, и так объявил им амнистию», — сидя в своём кабинете, размышлял Сипягин, неодобрительно покачивая головой.

____________________________________________

6 июня, после завтрака в Красносельском лагере, на котором присутствовало всё училищное начальство, старший курс Павловского военного училища был оставлен в столовой и, хмуря брови, изучал литографированный список с вакансиями полков.

Начинался он с полков гвардейского корпуса, затем шли гренадёрские полки, следом пехотные армейские полки, расположенные в гарнизонах Москвы, Петербурга, Киева и губернских городах. Затем гарнизоны уездных городов, и так до туркестанских аулов.

— О-о! Витька, вот куда тебе надо… Старинный 6-ой Туркестанский батальон, — пихал локтем в дубасовские рёбра Рубанов. — Создан в 1867 году из Верхне—Яикского пограничного гарнизонного батальона.

— Сам туда и поезжай, — изучал список Дубасов. — И хватит по рёбрам стучать. Не казённое имущество.

Аким волновался перед разбором вакансий и успокаивался за чужой счёт. Вернее — за чужие рёбра.

— Слушай, господин младший портупей–юнкер, по экзаменационным баллам ты меня обогнал, но по должности я выше тебя и вакансию буду брать раньше. Так что смотри, как бы сам в 6-й Туркестанский не загремел, — подчеркнул чего–то в списке Дубасов, задумчиво почесав бровь.

— Господа! — оторвался от чтения газеты генерал–майор Шатилов. — Приступим, пожалуй… — Внимание, господа-а, — постучал свёрнутой газетой о стол. — Ещё раз поздравляю вас и всю Россию с рождением дочери у царской четы, — раскрыл газету и прочёл: «5 июня в 7 часов утра, в Петергофе, Её Императорское Величество Государыня Императрица Александра Фёдоровна благополучно разрешилась от бремени Дочерью, наречённой Анастасией.

— Ур–ра–а! — дружно выкрикнули юнкера старшего курса. Их поддержал и любопытный младший курс, расположившийся под акациями вокруг столовой.

— Зачитывайте вакансии, господин полковник, — обратился к Карееву генерал, усаживаясь на лавку за столом.

— Слушаюсь, ваше превосходительство. Фельдфебель Зерендорф, — пригладив рыжую бороду, назвал фамилию полковник.

Волнуясь, Григорий подошёл к столу с начальством и отрапортовал:

— Лейб–гвардии Павловский полк.

— У–у–ф! — раздался выдох старшего курса, и юнкера вычеркнули из списка строчку с названием полка.

— Портупей–юнкер Колчинский, — назвал следующую фамилию Кареев.

Александр поднялся с лавки, подошёл к столу с начальством и, щёлкнув каблуками, произнёс:

– 6-й Туркестанский стрелковый батальон.

— У–у–х! — выдохнул старший курс, а затем и младший.

Дежурный офицер занёс фамилию в список. Начальник училища отложил газету и строго глянул на юнкера.

— Колчинский, вы второй в списке. Перед вами вся гвардия, а вы в Джаркент захотели… Царю, конечно, служить везде почётно, но туда пусть лентяи едут, которые ни к наукам, ни к фронту неспособны.

— Моё намерение твёрдо, ваше превосходительство, — вытянулся перед начальником училища портупей–юнкер.

— Ушла твоя вакансия, Дубасов, — хохотнул Аким.

— Жениться, дурачок, захотел, — зашептал Дубасов. — А служба в отдалённых местностях Российской Империи предоставляет освобождение от реверса, и даёт право жениться ранее 23-х лет. Вот незадача! Хорошую вакансию Сашка увёл, — сделал вид, что загрустил, Дубасов.

— Дубасов!

– 145-й пехотный Новочеркасский полк, — почти выкрикнул юнкер, рассмешив своих товарищей.

— Охтинский кирасир, — заржали они.

Так прозывался в военной среде Петербурга, стоявший на Охте полк.

— А ты не такой и Дуб, каким в гимназии себя выставлял, — похвалил приятеля Аким. — И траты меньше, чем в гвардии, и в Петербурге служить будешь.

— Рубанов! — назвал фамилию полковник и, волнуясь, Аким пошёл к столу.

В Павловском гвардейском полку была ещё одна вакансия, которую и выбрал Рубанов.

Наконец очередь дошла и до Дроздовского.

— Юнкер унтер–офицерского звания Дроздовский, — произнёс Кареев.

Закончивший по первой категории первого разряда 38-м из курса, он выбрал лейб–гвардии Волынский полк.

Разборка вакансий шла своим чередом и закончилась к обеду.

В этот день все занятия, даже для младшего курса, были отменены.

— Царёва рота, в барак! — отдал команду Зерендорф и подошёл к Рубанову. — Сослуживцу по будущему полку, — торжественно пожал ему руку.

— Ну, до дня производства в офицеры нам ещё два месяца… Успеем поманеврировать, — хлопнул по спине проходящего мимо него Дубасова.

— Господа! — остановился тот. — Приват–доценту Невтону на башку то ли яблоко, то ли груша упала, и его осенило… А меня Рубанов хлопком по спине в такое же состояние ввёл… Гениальности… — скромно потупился Дубасов.

Вокруг них столпились юнкера.

— Господа павлоны, а не найти ли нам шакала? И не отметить ли рождение царской дочери и разбор вакансий?

Предложение прошло на «ура».

— Качать портупей–юнкера Невтона! — заорал Рубанов.

И согласно традиции, ухая и ахая, юнкера стали подбрасывать Дубасова, отлавливая его почти у самой земли.

— Ну, хорош, господа. И так приват–доцент Дубасов натерпелся страху, — сделал вывод Рубанов.

Вечером царёва рота начала отмечать праздник, и к ночи лежала в стельку пьяная, но довольная.

А на утро, злым гением Кареевым, были назначены стрельбы.

— Господа юнкера! Вы по воробьям, что ли, в небо палите? — не слишком сильно возмущался капитан Кусков.

«Традиция есть традиция, — думал он, — зато в любом состоянии врагу дать отпор сумеют».

После стрельб пошли купаться на озеро.