Держава (том первый)
Шрифт:
— Пора забирать главного бойца и ретироваться. На службу завтра идти, — тяпнул рюмочку Зерендорф, догадавшись, что невроз организма может произойти от старшего полковника Ряснянского.
— Завтра, вернее сегодня, воскресенье. Пусть унтер служит, а мы отдыхать станем, — оторвали от буфетной стойки подуставшего уже от веселья товарища и потащили его к выходу.
— Цилиндру тоже каюк, — обернувшись на творческий порыв посетителей, произнёс Аким.
— Увы-ы! Не одному Тумпакову разоренье терпеть, — сделав виноватый вид, тяжко вздохнул Зерендорф.
В
— Господа, — важно вышагивал он перед подпоручиками от окна канцелярии к двери, — как вы знаете, все гвардейские пехотные полки Петербургского гарнизона несут караульную службу в Зимнем дворце, а так же в Аничковом.
— Да мы, господин адъютант, ещё грызя науки военного училища два раза в год в Зимнем дежурили.
— Э–э–э! — пригладил пробор Эльснер. Помолчав, продолжил: — И чему вас Кареев учил… Старших перебиваете.
— Пардон! — улыбнулся Зерендорф, то ли вспомнив Кареева, то ли просто от хорошего настроения.
— «Пардон» принимается, — ответно улыбнулся Эльснер и уселся верхом на стул, положив подбородок на его спинку. — Караул в Зимнем, это главный караул. Коли его несёт наш полк, то от нас назначается и дежурный по караулам, и его помощник — рунд, ежели по уставу назвать.
Аким с Зерендорфом согласно покивали головами.
— Вот как составляется полковой приказ, — протянул лист, пестревший офицерскими фамилиями.
«… Наряд в караулы от Лейб—Гвардии Павловского полка, — начал читать Зерендорф, неповторимым своим, визглявым голосом. — Дежурный по караулам 1-го отделения города Санкт—Петербурга полковник Ряснянский».
— Да, его очередь, — покивал адъютант, тоже с интересом слушая составленную им самим бумагу.
«Рунд — капитан Галдин, — продолжил чтение Зерендорф, — на главный караул от 2-ой роты при командире роты капитане Васильеве, при младших офицерах подпоручике Буданове и подпоручике Зерендорфе». — О–о–о! — прокомментировал прочитанное Григорий, и помахал листком. — В Аничков дворец караул… от 1-ой роты при подпоручике Гороховодатсковском. Дежурный по полку капитан Лебедев, помощник — подпоручик Рубанов. Полковой караул от 1-ой роты».
— Господа подпоручики, распишитесь, что ознакомлены и начинайте службу царю и отечеству, — словно с лошади, слез со стула адъютант.
На следующий день, утром, немного волнуясь, ночевавший в выделенной служебной квартирке на 3-ем этаже казармы Рубанов, пил поданный денщиком чай и перелистовал страницы «Устава гарнизонной службы».
Служивший по второму году рядовой Козлов, которого Аким взял из–за звучной фамилии, в противовес капитанской, подперев щёку кулаком, ласково наблюдал за офицером. «Ласково» не потому, что всей солдатской душой полюбил молодого барина и радовался за его вкусный чай, а потому, что тот неожиданно взял его в денщики.
«Денщик — это величина-а, — размышлял он, любуясь офицером. — А в роте фельдфебель одними ружейными приёмами исхитрился на корню засушить», — жалостливо оглядел вытянутые вперёд, не больно–то худые руки.
— Ты что, Козлов, гимнастикой решил заняться? — поинтересовался, оторвавшись
от занимательного чтения, Рубанов.— Дозвольте категорически заявить, вашескобродь, что нет, — вытянул руки по швам денщик. — Собираюсь подавать ваш мундир.
— Подай–ка, братец, лучше ещё чаю с булками, — чуть подумав, распорядился Аким.
Перекусив, глянул на стоявшие на комоде часы, показывающие 9 часов, 30 минут.
«Да-а. Пора одеваться и в роту, — поднялся из–за круглого стола и с удовольствием оглядел небольшую комнатку с диваном у стены, двумя креслами, что привёз из дома, столом и комодом. Через стену находилась спальная с мягкой кроватью, а в каморке, рядом с ней, жил денщик и там же была кухня с медным самоваром. — Хоромы! — надевая мундир, довольно ухмыльнулся Аким. — Зато мои. Маменька тут руководить не сумеет. Вот переживает, поди», — засмеялся он, обуваясь в высокие лаковые сапоги.
Поверх мундира надел лёгкое тёмно–серое пальто. Нацепил шашку и стал прилаживать кобуру с револьвером.
— Козлов, чего стоишь как на огороде? Помоги шнур от револьвера через голову перекинуть и под воротник заправь. Где замшевые перчатки и гренадёрка? — погонял для порядка денщика и направился к Гороховодатсковскому, квартира которого находилась неподалёку.
Уже одетый, тот вышел навстречу. Пожав руки, направились на первый этаж, в роту.
Согласно уставу, тем более в день дежурства, первым вошёл младший по выпуску — Рубанов. Приняв рапорт дежурного по роте, поздоровался.
Через пару минут вошёл Гороховодатсковский.
— Смир–р–но! — скомандовал Рубанов.
Гороховодатсковский благосклонно принял рапорт от дежурного, скомандовал «вольно», и оглядел готовящихся в караул солдат.
Заступающие в наряд давно умылись и побрились, и теперь драили бляхи, сапоги и медные налобники гренадёрок.
В 11-м часу появился ротный и Гороховодатсковский гаркнул:
— Смир–рно! Господа офицеры!
Офицеры торжественно встали во фрунт, чуть подавшись корпусом вперёд и взмахнув руки к белым околышам гренадёрок.
В полнейшей тишине брякнула упавшая на пол сапожная щётка.
«Наряд не в очередь кому–то обеспечен», — подумал Рубанов, кося глазами по сторонам.
Более сотни человек замерли там, где их застала команда.
Дежурный чётко подошёл к капитану и, остановившись за два шага и отдав честь, отрапортовал: — Ваше высокоблагородие, в первой роте за время моего дежурства никаких происшествий не слулось, — и шагнул в сторону.
В эту минуту из канцелярии появился фельдфебель и вытянулся у дверей.
«Когда мы пришли, не соблаговолил свою рожу показать», — мысленно усмехнулся Рубанов.
— Здравствуй Пал Палыч, — поздоровался с ним ротный.
— Здравия желаю, вашесродие, — с достоинством ответил фельдфебель.
— Здорово, братцы! — безо всякого рыка, спокойно произнёс Лебедев.
— Здра–авьжлам ваш–сок–родь, — бодро ответили разбросанные по помещению роты солдаты.
Обойдя и окинув командирским оком вверенное хозяйство, влепив попутно положенный наряд за упавшую щётку растерявшемуся ефрейтору, неспеша направился в канцелярию. Рубанов с Гороховодатсковским и фельдфебелем последовали за ним.