Держава (том первый)

— Умоляю, Дмитрий Сергеевич. Только без рассказа о родословной, — поднял руки вверх Рубанов, рассмешив министра внутренних дел. — Думаю, из той же среды, что и Мойша Бланк. Давайте лучше по коньячку, ваше высо–о–копревосходительство, — улыбнувшись, произнёс Рубанов.

В январе император высочайше утвердил положение об Особом Совещании о нуждах сельского хозяйства. Председателем назначил министра финансов Витте, а его ближайшим помощником Сипягина.

Дмитрий Сергеевич, дабы совещаться иногда и с хорошим человеком, а не только с Витте, стал уговаривать Рубанова, как крупного землевладельца, вступить на ниву сельскохозяйственной отрасли.

— Максим Акимович, голубчик, государь назначил двадцать сановников разбираться в нуждах сельского хозяйства, — вновь сидели за коньячком, но на этот раз на Фонтанке, в служебном кабинете Сипягина. — Да ничего эти супчики в сельском хозяйстве не смыслят, к тому же страдают желудком или печенью. А мы с вами, — поднял рюмку, — очень даже неплохо посовещаемся.., — закусил лимоном. — Взять Витте… Про него видно, апостол Павел сказал: «Человек — есть ложь». Общину надумали разрушить, а ведь она относится к главным устоям государства. Русский человек — общинный человек. Всей историей государства доказано, что мы сильны объединением, а не индивидуализмом. Крестьянин в русской общине не подавлен, а лишён своего буйства и стихийности. Крестьянские общинные владения растут. В отличие от дворянских. Многие ли твои офицеры владеют землёй? Вот то–то и оно, — щёлкнул он языком. — А крестьянский банк скупает землю у частных владельцев и передаёт её на льготных условиях не безземельным офицерам, а крестьянам. Крестьяне владеют землёй не единолично, а являясь совладельцами общинной собственности на землю. Но обрабатывают её на единоличных началах. Кто не ленится работать — богатеет. А лентяй идёт к нему батраком.

— Нет уж, увольте, — не слушал философические изыски друга Рубанов, размышляя над предложением вступить в состав образованного государем Особого Совещания. — В сельском хозяйстве я понимаю даже меньше министра земледелия Ермолова, — развеселил Сипягина. — А вот Дальним Востоком заняться следует.

— Здесь ты прав, — покивал головой Сипягин. — Государь считает, что до 1906 года Россия воевать там не готова.

— Между тем поздней осенью прошлого года японский посланник маркиз Ито предлагал Николаю заключить соглашение о размежевании сфер влияния. России — Манчжурия, а Японии — Корея. Манчжурия и так уже наша, а как сказал военный министр Куропаткин: «Отказ от Кореи составит слишком дорогую цену для соглашения с Японией…». Вот потому–то и следует готовиться к войне, причём раньше шестого года. Повод японезы найдут.

— Это макакам раз плюнуть, — поддержал товарища Сипягин, — вновь разливая коньяк. — Ну что ж, мой друг, полностью с вами согласен, — почему–то заговорил с Рубановым на «вы». Занимайтесь Дальним Востоком, коли он вам ближе земледелия… А то ведь на днях японцы заключили союз с вечным нашим врагом — Англией, которая обещает им военную поддержку в случае войны с двумя державами. Это на тот случай, ежели нас Германия или Франция поддержат. И дружественный нейтралитет в случае войны только с Россией.

— Будут поставлять макакам оружие и боеприпасы, — на этот раз покивал головой Рубанов. — Хоть в шестом, хоть в следующем году — куда им против нас…

Подпоручик Рубанов тоже летал в высоких сферах, но не политических, а любовных.

Благодаря поддержке Зинаиды Александровны, в воскресный день родители отпустили свою дочь до самого вечера с Акимом Рубановым.

Выйдя от Бутенёвых и держа Натали под руку, Аким покрутил головой по сторонам в поисках извозчика. Как нарочно, на всём протяжении полёта пули из винтовки капитана Мосина, извозчиков не наблюдалось. Зато рядом с молодыми людьми приплясывала укутанная в шаль бабища с пучком швабр на плече, кои она раскручивала вокруг своей оси, задумчиво поглядывая на офицера с дамой.

— Натали, — глядя на тётку в шали, громко произнёс Аким, — нам швабры нужны?

Бабища осклабилась волчицей и с надеждой подступила ближе, так раскрутив швабры, что они аж загудели.

— Сейчас взлетит, — шепнул девушке Аким и махнул рукой, останавливая, словно по волшебству возникшие сани с извозчиком.

Расстроенная тётка прекратила вращение и на всякий случай рыкнула:

— Швабры-ы половыя–а–а! — и, глянув на лихого извозчика, неожиданно для себя добавила: — конскы–я–а-а…

Привстав, извозчик заправил выбившиеся концы красного кушака, опоясывающего тёмно–синий кафтан и, глянув на бабу, покрутил пальцем у виска.

— У-у, гужеед, — озлобилась тётка, — чтоб ты гужом подавился, — гордо отвернулась от лихача.

— Швабра, — резонно ответил «ванька» и, улыбнувшись господам, произнёс: — Резвая лошадка — с шиком прокачу, — указал на узкое полумягкое сиденье, обитое тёмно–синей тканью под цвет кафтана.

— Элегантные сани, — улыбнулась Натали. — У всех чёрные да коричневые, а эти — синие.

На что повернувшаяся тётка плюнула в сторону саней.

Разместившись на узком сиденье, Аким заботливо укрыл ноги Натали подбитой овчиной полостью тёмно–синего сукна, пристегнув кожаные петли к головкам на заднем обрезе сиденья. Закончив, выдохнул с паром изо рта:

— Трогай помаленьку, — развеселив этим народным выражением свою даму.

— Вы с одного села? — засмеялась она, коснувшись холодной щекой щеки Акима, когда сани подпрыгнули на кочке. — А теперь скажи: «Не дрова везёшь», — веселилась она, доверчиво прижавшись к руке в шинели, и по привычке всех барышень, дунула на прилипшую к губам вуаль.

— Куда прикажете? — поинтересовался возчик, прикидывая, что сегодня он прилично разбогатеет.

— На Невский! — велел Аким, зажмурив глаза от снежного ветра и счастья.

— Н–н–но! — щёлкнул тот синими вожжами по накрытому синей сеткой лошадиному крупу, и, лихо заломив меховую шапку с тёмно–синим верхом, замер монументом на облучке.

Полетели по Невскому.

Немного испуганная быстрой ездой Натали прикрывала от ветра лицо плюшевой муфтой.

— Хорошо-о! — наслаждался морозным воздухом и близостью девушки Аким. — Какой же русский не любит быстрой езды? — склонился к Натали и еле сдержался, чтоб не коснуться губами её щеки.

«А то обидится и выпрыгнет из саней», — вздохнул он, вспомнив далёкий бал.

— Мне кажется и Нева и проспект синего цвета.., — приблизив к уху Акима губы, прошептала Натали. — И день сегодня синий… И небо…

— И мои щёки, — сбив романтический настрой, произнёс Аким, незаметно, как ему показалось, поцеловав вуаль у виска, где виднелся иссиня–чёрный завиток.

— В тебе нет поэзии, — отвернувшись в сторону тротуара и домов, вздохнула она.

«Да гори всё синим пламенем!» — подпрыгнув на вовремя подвернувшейся кочке, обхватил даму за стан и поцеловал на этот раз в щёку.

Когда Натали повернула к нему не слишком рассерженное лицо, он сделал вид, что внимательно разглядывает промелькнувшую вывеску с золотым, а не синим, ужасно свирепым быком, с надписью под ним: «Мясные, зеленные и курятные».

Проехав ещё немного, сани остановились как раз рядом с вывеской «Английский погреб». Дорогу перегородил наглющий лихач на лаковых чёрных санях, с чиновником в шубе на хорях и разодетой дамой.

— Ну и куды ты прёшь, паразичья харя? — хриплым голосом поинтересовался акимовский возница, убирая рукавицы за кушак.