Держава (том первый)

— О-о, Господи! — вздохнула Натали, устремив взгляд на соседнюю с погребом чайную, над дверью которой весёлый пузатенький синий чайник с праздничными васильками по бокам, пускал из носика лазурные кольца пара.

Акима пузатый чайник не интересовал, ибо он внимательно наблюдал за «ваньками», загадав, что ежели верх возьмёт его, он ещё разок поцелует Натали.

— Дядя, это хто паразичья харя? — побагровев от возмущения, прошипел кипящим чайником молодой мордастый парень, гордо сидевший на облучке.

Сняв белые рукавицы, он засунул их за кожаный, с чеканными медными бляшками пояс. Подышав на ладони, спрыгнул на мостовую и начал расстегивать круглые позолоченные пуговицы на кафтане, находящиеся справа, почти подмышкой.

Видя такую прыть, акимовский возница позорно стушевался.

«Пропал поцелуй»… — Ну ты чего, дядя? — дабы поднять морально–боевой дух, легонько треснул по спине возщика Аким.

Отвлёкшаяся от весёленького синего чайника Натали, неодобрительно покачала головой и попыталась вылезти из саней, но Рубанов слегка сжал её руку, указав на приближающуюся конку.

— Будь внимательна на дорогах, а то попадёшь под колёса конки, не успев насладиться семейной жизнью, — нравоучительно произнёс он, прижав к себе даму.

— А я и не собираюсь замуж, — гордо фыркнув, отстранилась от него.

На противоположной стороне летел, уверенно правя санями, звероподобный купеческий кучер с бородой лопатой на такой же роже.

С высшим кучерским шиком, видно по приказу хозяина, остановив возле чугунной тумбы двух откормленных коней, и зычно гаркнув:

— Э–э–й, поберегись, пя–я–хота, — стал с любопытством глядеть на разворачивающуюся комедь.

Похожий на своего кучера купец с интересом таращился на бойцов.

Взбодрённый Акимом возница мигом сбросил кафтан, высморкался, профессионально зажав большим пальцем правую ноздрю, гикнул для острастки, и съездил расфранчённому противнику по уху.

— Натали, глянь на ухо «ваньки», синего цвета прибавилось, — радостно произнёс Аким, но сразу целовать не решился.

К тому же исход битвы был пока неясен.

Почесав за ухом, «ванька» замычал разъярённым быком–производителем, затем матюгнулся и со всего маху въехал возчику по носу. Хрюкнув, тот брякнулся задом на свои синие сани.

«Эх, чёрт–дьвол, пропал поцелуй, — расстроился Аким, — вот ежели б наш Ванюшка бился». — С таким не поеду, — вылез из саней, и, подав руку Натали, помог выбраться на мостовую.

Бросив посиневшему от переживаний и холода возчику рубль, повёл даму по тротуару вдоль трёхэтажного дома, обклеенного вывесками с рекламой.

— Господин офицер, а чего это вы расстроились? — заинтересовалась Натали. — К тому же, хоть вы и военный, но нельзя же быть таким кровожадным, словно американский индеец.

— Есть из–за чего, — ёмко ответил на первый вопрос. — Ничего и не кровожадный, — отмёл обвинения. — В ресторан, конечно, не пойдёшь?

— Конечно, нет! — заинтригованная причиной офицерского расстройства, улыбнулась Рубанову.

— Мадемуазель, тогда в кондитерскую, — и, не слушая возможных возражений, которых и не последовало, взял даму под руку и уверенно раскрыл дверь, пропуская её вперёд.

— Ах, как аппетитно пахнет, — почему–то шепнула Натали, направляясь к стойке с пирожными, сдобой, пирожками и другой вкуснятиной, за которой стоял упитанный продавец.

— Чего желаете, сударыня, — с долей подобострастия поинтересовался щекастый малый, указав на кондитерское изобилие.

Натали, улыбаясь, глянула на своего кавалера.

— Ты, сударыня, думай, — деловым тоном произнёс Аким, — а мне, милейший, две чашки кофе.., два пирожка с зайчатиной.., нет, три. И три пирожных, — указал, каких именно.

Натали отчего–то прыснула смехом, прикрыв рот ладошкой и прижимая локтем муфту.

— Мне пирожное, вот это, с кремовой розочкой и чашку кофе, — сделала заказ.

И тебе хватит одного пирожного? — поразился Аким, оглянувшись на открывшуюся дверь, впустившую морозный воздух и двух гимназисток.

Девицы расположились за соседним столиком и будто случайно, бросали заинтересованные взгляды на офицера с дамой. Причём на даму глядели с каким–то женским пренебрежением, видно, представляя на её месте себя.

«С некоторых пор, неизвестно отчего, просто терпеть не могу гимназисток старших классов», — подумала Натали.

— Аким, скажи пожалуйста, по какому поводу ты расстроился? — пригубила горячий напиток, откусив маленький кусочек пирожного.

— Сударыня-я, — не слишком интеллигентно уплетая пирожок с зайчатиной, произнёс Аким, — не думал, что вам свойственны женские слабости и пороки…

— Какие слабости? — отставила она чашечку. — А тем более — пороки…

— Как, какие? — делая вид, что не замечает рассерженный тон, продолжил он. — Любопытство, например.

— Любопытство не порок, а способ познания мира, то есть, вполне нормальное чувство, свойственное всем дамам, — затараторила она.

— Ага! — иронично хмыкнул Аким, принимаясь за следующий пирожок. — Скажи ещё, что любопытство — двигатель прогресса…

— И скажу! Скажу, что вы, сударь, неподобающе ведёте себя с дамой.

— Извини, — прожевав и вытерев губы салфеткой, нежно заглянул в её рассерженные глаза. — Просто я загадал, что если победа останется за нашим возчиком, я тебя поцелую… — наблюдал за метаморфозой глаз, из рассерженных, превратившихся в растерянные, и вдруг, вспыхнувшие счастьем.

«А может, это мне показалось», — вздохнул он, потому как на словах дама не выразила счастья, а наоборот, заклеймила бедного подпоручика:

— А вы, сударь, наха–а–л.

Но «нахал» звучало так нежно и ласково, что у Акима стало тепло на сердце.

— У тебя рыжие глаза, — не к селу не к городу произнёс он. И не дожидаясь ответа, продолжил: — Можно подумать, что вы, мадемуазель, не гадали на святки.

— Гадала! — покраснев, подтвердила Натали.

— Ну и кто жених? — делая безразличный вид, поинтересовался Аким.

— Какой жених? — потерялась девушка.

— Ну, дамы гадают на любовь, — принялся он за пирожное.