Держава (том первый)

«Без излишеств кому, мне или юнкеру? Юнкерам, по моим сведенииям, и в трамвае только на площадке разрешается ездить, и в ресторан первого разряда вход воспрещён, значит, и в номер с телефоном строгим образом запрещается.., этими.., ихними.., уставами не положено…».

Но, к глубокому разочарованию Аполлона, номер без излишеств — 70 копеек сутки, достался именно ему, а барчук, в нарушение уставов, расположился в апартаментах за 8 целковых, и с телефоном в придачу.

— Дамы и господа, если не забыли — завтра Рождество, — ликующе произнесла Ирина Аркадьевна, когда компания обедала в ресторане.

Аполлон на этом празднике жизни не присутствовал, а обретался в ресторане низшего пошиба, типа трактир, где обслуживали посетителей не метрдотель с официантами, а половой с больными зубами. И играл не цыганский оркестр из румын, а пьяный гармонист из села Заячий пузырь, что в Тамбовской губернии.

«Нет в жизни счастья, — думал он, — особенно для лакеев».

После обеда Ирина Аркадьевна вознамерилась позвонить старинной своей приятельнице Марии Новосильцевой, и получила приглашение на рождественский бал.

— Иринушка, — тараторила подруга, — так буду рада обнять тебя… Непременно приезжай… Я сына твоего только в детстве видела, ясное дело, теперь и не узнаю… Балу дала название «Оранжевый танго». Это танец аргентинский. Танец чувства и любви… Кроме Аргентины, с ним знакомы лишь в Париже и Москве. До Петербурга ещё не дошёл. Вы там всё полонез танцуете, а танго — это не прогулка под ручку. Для избранных танец продемонстрирует настоящий мачо со своей дамой.

— Машенька, кто продемонстрирует, я не расслышала?

— «Мачо!» Так в Аргентине знойных мужчин называют… Сама увидишь… Напрасно вы считаете Москву консервативным и провинциальным городом. В этом веке мы вас обгоним, и провинцией станет Петербург, — показала она телефонной трубке язык, подразумевая под ней всех петербурженок. — Ну, лапочка жду. До встречи. Нежно целую, милая.

После телефонного звонка барыня велела Аполлону нанять извозчика.

— Только не кума! — крикнула вслед. — Пусть у подъезда ждёт. Скоро выйдем.

«Скоро», как водится у дам, растянулось на добрый час.

В магазинах Москвы шла бойкая праздничная торговля. Разбитной московский кучер, прикидывая, сколько сумеет слупить с господ, катал их по Москве, сидя на облучке, лицом к господам, а спиной к лошадям.

Каким местом он видел дорогу, Аким не мог понять.

«У нас в роте капитан Кусков каждое нарушение дисциплины видит, ежели даже, спиной к тебе стоит. Может, у них какой–то третий глаз на затылке?.. — размышлял он, глядя по сторонам и читая названия улиц. — О-о! На этой Натали живёт, — бросило его в жар. — Может, где и гуляет рядом, а я не вижу… Вот мне бы третий глаз, — позавидовал разглагольствовавшему ямщику. — Ну как, как к ней зайду… Что её тётка скажет? Лучше всего позвоню, — осенило его. — Нумер телефона в письме сообщила», — приложил руку к сердцу, где лежал конверт и три коралла от бус.

— Щас хорошо… На центральных улицах газовые фонари, — вещал кучер, сидя задом наперёд. — Керосиновое освещение лишь на окраинах осталось. Ночью едешь — всё видать… Городового за версту от столба отличишь. Но вот бяда-а… Вторую линию тра–н–н-вая уже пустили. И зачем, он, дьявол нужён? У вас в Сам–пим–тем-бурхе, — по слогам выговорил название, — говорят, зимой по льду яво, окаянного, пускают, а летом — нет. На конках катаетесь. А энтот змей гремит, скрипит, трещит, звонит, лошадей и баб до смерти пугает…

— Это вы, господин кучер, нашу пим–тен–бурхскую пожарную команду не видели, — встрял в умный разговор Аким, насмешив дам. — Транвай супротив неё, как воздушный шар супротив паровоза…

Извозчик надолго задумался, раскидывая мозгами, и пришёл к парадоксальному выводу:

— Не иначе конец света грядёт… А вот и Пассаж Постниковой, господа хорошие, что на улице Тверской. Чего-о там только нет, — вёз их дальше.

Ирина Аркадьевна, когда проезжали мимо Елисеевского, где «чего только не было»… надумала посетить его и кое–что купить.

«И правда, оранжевый цвет танго в моде», — разглядывала коробки с конфетами и плитки шоколада жёлто–оранжево–золотистых тонов.

— Ну, теперь в Кремль, а затем в гостиницу, — распорядилась она, усаживаясь с покупками в санях.

— Транвай. — Всё не мог успокоиться возчик, сидя спиной к дороге. — Да у нас, до сих пор, по Покровке коров гоняют… Тра–а–н-ва–ай! А у Сухарёвой площади, где квадратная сажень земли в целую тыщу рублей ценится, ишшо огороды разводят… Шалаши да пугала стоят, и козлы с козлятами шляются… Вон один из них стоит, — сел как положено, проезжая мимо городового, хмуро, из–под бровей рассматривающего извозчика..

«Пьяный, поди, сукин сын, вот и крутится вокруг себя, как наш околотошный будет на том свете на сковороде вертеться».

Вечером, с замиранием сердца, Аким крутил рукоять телефона, вызывая «барышню», и попросил её соединить с номером Натали, назвав заветные четыре цифры.

На том конце трубку долго не брали, потом что–то щёлкнуло, зашипело, и он услышал голос Натали.

Растерявшись, сразу не сумел ей ответить на «Алло».

— Натали, это я, — справившись со спазмом в горле, произнёс он: «Прямо–таки блещу остроумием, — подумал о себе. — Вдруг бросит трубку», — испугался Аким и в ту же минуту услышал:

— Я тебя ждала…

«Господи. Какие волшебные три слова… Чего я молчу… Как хочется ещё раз услышать три сказочных слова:

— Натали-и! Не слышу! Повтори, что сказала… — прижал трубку к уху.

— Я тебя ждала.., — услышал удивлённый, медленно наполняющийся счастьем голос. — Ты где?..

— Натали-и. Я здесь. Рядом. В Москве… Я мечтаю увидеть тебя… Слышишь…Ты не представляешь, как я этого хочу… — кричал он в трубку, сглатывая слова и заикаясь, и желая сказать, что скучал, что любит её.., и не смея этого произнести, вдруг опять обидится и прервёт разговор.

А она счастливо улыбалась, прижимая губы к телефонной трубке, слушала его голос, не разбирая большую часть слов, и почему–то вспоминала его поцелуй.

«Я с ума сошла, — думала она, прижимая губы к трубке. — Так нельзя… Так нельзя…»

— Натали… Мы завтра приглашены на бал. К Новосильцевым… Натали. Может, твоя тётя сумеет получить приглашение… Я тебе позвоню… Барышня-я. Почему нет связи? — прижимал к уху смолкшую трубку, и конечно не видел, как Натали, смахнув пальцем отчего–то набежавшую слезу, поцеловала трубку, представив, что это ЕГО щека…