Держава (том первый)

Ирина Аркадьевна пользовалась ошеломительным успехом. Помимо высокого статуса, она выделялась красотой, элегантностью и аристократизмом. Присутствующий на балу репортёр журнала «Вестник моды», что тоже являлось прогрессом, вьюном крутился около высокопоставленной петербурженки, пытаясь получить комментарии по поводу бала, нарядов гостей и рождественской Москвы, но увы, генеральше было не до него.

К тому же уланский подпоручик, якобы случайно, опрокинул его треногу с фотоаппаратом, чем привёл в умопомрачительный восторг чету Сапожниковых.

«Кавалерист не хочет огласки, — хмыкнул Аким, — наверное, по месту службы ждёт богатая невеста из старых дев».

И тут Рубанов увидел ЕЁ…

«Нет! Деньги не заменят Любовь! — подумал он, обходя стоявших у окон и стен кавалеров и дам. — Мадам Светозарскую бы сюда, — стал настраивать себя на бодрый армейский лад, потому что внутри чувствовал непозволительные для юнкера роты Его Императорского Величества страх и растерянность, — она бы мигом направила всех танцевать, объяснив, что прислоняться к стенам или колоннам, держа при этом руки в карманах, является предумышлением супротив хозяйки дома. Ну почему, почему я такой трус», — нацепил на лицо независимую усмешку сорви–головы из лучшего военного училища России.

Увидев растерянные, робкие его глаза и прилипшую к лицу циничную гримасу, Натали улыбнулась, каким–то женским чутьём замечая, как ухмылка всё испытавшего дуэлянта, меняется на мягкую и застенчивую улыбку стеснительного в дамском обществе человека.

«Боже, неужели я люблю его», — вспыхнула она, наблюдая, как Аким с изысканной вежливостью кланяется и целует руку её тёте.

«Умеет держать себя в обществе, воспитан, но немного застенчив… Так это, даже, и хорошо», — мигом раскусила Рубанова сорокалетняя ухоженная дама, разбиравшаяся в мужчинах не только интуитивно, но и на основании жизненного опыта, выслушивая неловкий, но всё равно приятный юношеский комплимент:

— Я представлял вас чопорной пожилой дамой с лорнетом у глаз и сухо поджатыми губами, а вы такая… — многозначительно замолчал он, паузой подогревая интерес к словам.

— Какая такая? — с некоторой долей жеманства в голосе поинтересовалась тётка Натали.

— Такая молодая и интересная, — покраснел от своих слов.

— Скажете тоже, — довольно произнесла женщина, слушая, как путаясь в словах от волнения, племянница представляет ей молодого человека.

— Тётушка, это Аким Рубанов, о котором я вам говорила, — неизвестно отчего ужасно покраснела она.

«Да девонька, похоже, не в шутку влюблена», — отметила для себя женщина и завистливо вздохнула.

— Это моя тётушка, папина сестра, Бутенева Зинаида Александровна, — представила Акиму свою родственницу.

— А меня, господин первый сенной площади гуляка, вы не заметили? — упрекнула Рубанова стоявшая слева от Натали красавица, на которую юнкер и взаправду, от волнения видимо, не обратил внимания.

— О-о, Ольга-а, — голосом оперного Онегина пропел он. — Простите-е! Рад вас видеть, — наклонился и поцеловал её руку.

— Мы уже на «вы?» — упрекнула его подруга Натали.

— Это от вежливости, — пришла на выручку Зинаида Александровна.

Скромный молодой человек, положительно, начинал ей нравиться.

В ту же минуту к ним, с поклоном, приблизился кавалерийский подпоручик и витиевато изъясняясь, пригласил Ольгу на танец.

Когда первое волнение сошло, Аким смелее уже глянул на Натали и поразился, как она изменилась и расцвела. Перед ним стояла не та угловатая девочка из гимназии, а невысокая, стройная девушка в прекрасно сшитом платье из бледно–розового атласа. Шею её украшали две нитки жемчужных бус, в руках она держала небольшую сумочку и веер. Белоснежные перчатки закрывали её руки выше локтей. А в глазах полыхало зимнее московское танго…

Аким хотел пригласить её на танец, но всё не мог решиться.

И вновь выручила тётя.

— Молодые люди, наверное, собираются танцевать, а мне надо подойти к знакомым, — оставила их наедине Зинаида Александровна.

«Вот молодец. Прям капитан Кусков в юбке», — похвалил женщину Аким.

Спасибо, она не умела читать мысли и не узнала о комплименте.

— Ты изменилась, — взял девушку за руку Аким. — Разреши пригласить тебя на вальс, — склонил перед ней голову.

— Разрешаю, — доверчиво положила руку ему на плечо.

Не успели отдышаться после танца, как к ним подлетел репортёр.

Скороговоркой представившись, сходу взял «быка за рога»:

— Господин юнкер, как вы оцениваете наряды присутствующих дам? — И видя, что никак не оценивает, обратился к его спутнице: — Сударыня, что вы можете сказать о присутствующих кавалерах и их костюмах?

— Гоголь уже всё сказал… — И, видя удивлённое лицо репортёра, продолжила: «Сам Чичиков любил цвета оливковые или бутылочные «с искрою», приближающейся, так сказать, к бруснике. Имел фрак «цвету наваринского дыму с пламенем», — поражённый репортёр, чего–то записав в блокноте, ретировался.

Не менее поражённый эрудицией Натали, Аким пригласил её танцевать, подумав, что классные дамы Мариинской гимназии и мадам Светозарская сечас бы возмутились, поскольку нескромно несколько раз подряд приглашать одну и ту же даму. Поэтому, для приличия, на следующий танец решил пригласить Ольгу.

Достав из сумочки бальную книжечку, та зачитала:

— Вальс — Сергей, который Трубецкой. Затем Аполлон…

«Лакей что ли?» — опешил Аким.

— … Опять подпоручик, потом Костик, за ним юноша в оранжевом жилете, следом — студент… Ага! Свободен танец падепатинер…

— Чего-о? — ещё раз опешил Рубанов. — Это мы пока не проходили… После отпуска обучать станут. А чего–нибудь попроще нет?

— Есть, — рассмеялась Ольга. — Падеспань.

Аким похлопал глазами.

— А кадрили, мазурки, полонеза или вальса нет? — без особой надежды поинтересовался он. — Венгерка с краковяком тоже подойдут.

— Очень нескоро. Свободен ещё падекатр.

— Знаешь что?.. — Но высказаться до конца не успел, потому как Ольгу подхватил под руку и увёл то ли Костик, то ли Аполлон, но явно не юноша в оранжевом жилете.

«Ну и Москва… — поразился Аким. — Нет бы польку–бабочку сплясать, так они та–а–нго норовят, провинциалы».

Но сюрпризы на этом не кончились.

На балу неожиданно появился ещё один военный, в форме пажа. Нетвёрдой походкой, не испытывая при этом не малейшего стеснения, здоровяк шёл приглашать дам.

«Это что за филистимлянин Голиаф? — всматривался в знакомую фигуру Аким. — Ну конечно… Кто же ещё? Одиозный паж. Пойду пообщаюсь с утопленничком».

Хлопнув о чём–то размышлявшего пажа по плечу, произёс: