Держава (том второй)
Шрифт:
— О–о–о! Это великая охотничья тайна, — хмыкнул супруг. — Ведь прекрасно знаешь, что в переводе с французского «ремиз» означает место или кустарник, в котором скрывается дичь…
— А кошачьего ремиза нет, только заячий? — веселилась супруга, радуясь, что старший сын дома, при ней, что муж её любит, а у младшенького, тьфу–тьфу, нет даже царапины.
____________________________________________
Во второй половине ноября Максим Акимович, тепло одетый и с ружьём за плечами, прибыл в Царское Село.
В 12
Чтоб не тратить зря время приближённые и сам император, не чинясь, тянули жребий, разыгрывая «номера» будущей охоты на лосей.
Максиму Акимовичу выпавший номер не понравился. К тому же он не был страстным охотником.
«Лучше бы в фазанник отправились охотиться. Какого–нибудь тетерева я бы точно завалил», — начал мыслить охотничьим категориями.
— Прав был писатель Тургенев, — щёлкнул пальцами обер–егермейстер, подозвав егеря, ловко расставившего на столике маленькие серебряные стаканчики, и наполнив их из водочной бутылки. — Коньяк на охоте — нонсенс, — поднял рюмку Голицын.
— Так что сказал Тургенев? — с прищуром от светившего в окошко солнца поинтересовался государь, подняв стаканчик.
— Ах да, ваше величество: «Охоту, по справедливости, должно почесть одним из главнейших занятий человека», — процитировал на память Голицын.
— Умный был писатель, — согласно кивнул головой Николай, аккуратно выпив и не закусив. — Ещё витязи древних киевских князей на заповедных лугах стреляли белых лебедей и серых уток. А мой предок Алексей Михайлович отдавал предпочтение соколиной охоте. Батюшка с дедом были поклонниками зверовых охот на медведей, лосей, зубров… Вот, в память о них и поохотимся ныне на лосей…
— Только в старину, ваше величество, Царская охота сопровождалась торжественным церемониалом, — произнёс Голицын.
— Не люблю я эти церемонии, — глянул в окошко государь. — Назубок помню описание одного из таких царских выездов в село Покровское в 1651 году, когда в Москве находились польско–литовские послы, — улыбнулся Николай. — Перед процессией двигался так называемый «постельный возок» в сопровождении постельничего и трёхсот «младших» дворян. За ними следовали триста конных стрельцов. За стрельцами — пятьсот рейтар. Далее вели сорок заводных лошадей. За ними шли запасные каретные лошади, а уж потом ехал в карете мой предок и сопровождавшие его бояре, стольники, стряпчие, дворяне… Ну разве это охота? — спросил и тут же ответил. — Это охотничий парад… К нашему переезду приближаемся, — вновь выглянул в окошко. — На выход, господа.
— Охота в те времена составляла особую статью дипломатического этикета, ваше величество, — следовал за царём обер–егермейстер. — А что сейчас за служба? Взять мою Охотничью часть в Гатчине. В Егерской слободе в Охотничьей команде девятнадцать человек егерей, десять стремянных, двое доезжачих, восемь выжлятников, пятнадцать тенетников, тринадцать конюшенных. Наварщиков — всего один человек остался. Корытничих двое. Кучеров два человека и два лесника. В качестве загонщиков — крестьяне
из соседних деревень.— Вот ты, Димка, и мечтаешь о повышении своего статуса, — с улыбкой вышел из вагона царь. — А тенетников — многовато… Вон, наши кареты стоят, — со смехом указал на вереницу простых крестьянских саней.
Встав на место согласно номеру, Максим Акимович, зевая от свежего воздуха, наслаждался солнышком и лёгким морозцем. Стрелять не хотелось и он прислонил ружьё к стволу дерева.
По шуму вдали понял, что загонщики гонят лосей.
Никто из «номеров» не стрелял.
«Ну почему я не испытываю азарта от охоты?» — услышав неподалёку выстрелы, поднял ружьё, нацелив его в шею огромному лосю, вышедшему на него.
Зверь был необычайно красив. Замерев в напряжении и подрагивая мускулами, он медленно повёл по сторонам благородной головой с ветвистыми рогами и заметил охотника.
Рубанову даже показалось, что из глаза лося скатилась крупная слеза, запутавшись и исчезнув в бархате кожи.
Подняв повыше ружьё, Максим Акимович выстрелил над головой животного, пожалев и пощадив его.
Раздался треск веток, хруст снега и лось исчез, будто привиделся в лесном сне.
Через минуту послышались голоса и из кустарника, обивая с веток примёрзший снег, показался давешний егерь, что разливал в вагоне водку.
— Ваше благородие, какого вы быка упустили, — весело ужаснулся он.
Николаю повезло больше. Он убил двух лосей.
— Даже на душе полегчало, — произнёс государь, когда егерь после охоты наполнил водкой его стопочку. — А то ведь с тринадцатого ноября японцы предприняли третий штурм Порт—Артура. В сентябре и октябре у них ничего не вышло, надеюсь, что и на этот раз успеха не будет. — За славных защитников Порт—Артура, господа, — предложил он тост.
____________________________________________
Георгий Акимович Рубанов на царских охотах не присутствовал. Что там за общество? Несколько тенетников, выжлятников, да наварщик с двумя корытничими… Брат…И ещё этот узурпатор…
А ту–у–у-т…
20 ноября, на торжественном банкете в одном из ресторанов Петербурга, собралось 666 человек…
— Кого здесь только нет, — делился своей радостью с Георгием Акимовичем Шамизон. — Из «Бюго защиты» евгеев, господа Винавег-г, Слиозбег-г, Бг–гамсон, Дубнов, Кулишег-г, Познег-г, Кг–голь и адвокат Заг–гудный, доказавший, что инициатогом Кишинёвской бойни был Плеве и его агенты.
— Мне только не нгавится, что из Москвы пгиехал мой конкуг–гент, упгавляющий Никольской мануфактугой, Савка Могозов… Если бы не его хитгоумная маменька, он бы давно пустил своё дело по мигу, — с сожалением констатировал Шпеер, рассыпав дробный горох по противню. — Почти полмильона золотых гублей на МХАТ издегжал, — попытался поймать выпавший из расширевшегося от ужаса глаза золотой монокль. — Пгямо в коньяк оккуляг угодил, — обрадовался он, вытаскивая ложечкой монокль. — А то бы вдг–гебезги. Из–за Саввы Тимофеевича всё. Говогю же — конкуг–гент. Зато на геволюцию мильон отдал…