Дерзкая невинность

Оливия вздохнула, но у нее было слишком хорошее настроение для споров с сестрой. Поэтому она молча переглянулась с Максом и подошла к Фебе, державшей на руках Марджи. Девочка протянула к ней ручки, и Оливия, взяв ее на руки, прошла мимо мужчин, сидевших за картами, и села на софу рядом с Джессикой. Оливия подкидывала Марджи на коленях, и девочка смеялась, обнажая беззубые десны.

— Ах, ты сладкая моя! Ты стала такая тяжелая. Наверно, весишь не менее двенадцати килограммов, не так ли?

— Что ты такое говоришь! — воскликнула Феба. — Она не такая толстая!

— Она большая, здоровая, толстая и замечательная. Тебе следовало бы гордиться ею, — сказала Серена. Она сидела в кресле возле камина и вышивала чепчик для своего будущего ребенка, как поняла Оливия. Хотя насколько ей было известно, Джонатан пока не знал секрета Серены. Непонятно, почему она так долго скрывает такую важную, такую замечательную новость от своего мужа?

— А я горжусь, — высказал муж Фебы Себастьян, отрываясь от карт. — Она самая красивая малышка на свете, это я гарантирую. А рост и вес вообще идеальные.

Серена часто говорила, что ее удивляет, каким заботливым и любящим мужем и отцом стал Себастьян. Когда-то у него была репутация несдержанного человека, но, по общему мнению, Феба сумела сгладить его драчливый характер.

— Я тоже горжусь, — ответила Феба, любуясь своей темноволосой дочкой, подпрыгивавшей на коленях у Оливии.

Сидевшая за книгой старая графиня, мать Джонатана, подняла очки на лоб и произнесла:

— Родители всегда должны гордиться своими детьми. Как, например, я. — И она с любовью посмотрела на Джонатана.

Джонатан сделал вид, будто ничего не слышал, но кончики его ушей покраснели, и Оливия улыбнулась. В течение нескольких лет он почти не разговаривал с матерью, но его брак с Сереной сгладил их непростые взаимоотношения.

— Раз уж мы заговорили о родительской любви, — сказала графиня, — то я только что получила письмо от моей матери.

— Вот как? И как она? — осведомилась Серена.

Старая женщина хихикнула:

— Пишет, что она умирает, и зовет меня в Лондон.

— Она пишет об этом каждый год, — не отрываясь от карт, произнес Джонатан. — Она не умирает. Эта женщина тверда, как кремень, и переживет нас всех.

— Тем не менее в следующем году я все же поеду.

— О, нам будет вас не хватать, — заверила Серена. — И как долго вы будете в Лондоне?

— Месяц, может, два.

Джонатан покачал головой:

— Все-таки странная женщина моя бабушка. Всегда проводит зиму в Лондоне. Почему бы не поехать туда весной, в более приятную погоду, когда там собираются все ее друзья?

— Она предпочитает жить так, — ответила старая графиня. — Делать то, что хочет, не опасаясь вдруг столкнуться с леди X. или леди У. и быть вынужденной вести с ними вежливые светские беседы.

— Мне известно из первых рук, что она терпеть не может быть вежливой, — подколол Джонатан свою мать.

Серена бросила на мужа укоризненный взгляд.

— Мне бы хотелось с ней познакомиться.

— Познакомитесь, моя дорогая, познакомитесь. Я намерена привезти ее сюда.

Джонатан фыркнул:

— Желаю вам удачи в этом нелегком деле, мадам. Она вам понадобится.

— Я постараюсь, сын мой.

Джессика поцеловала в щечку Марджи и встала.

— Не знаю, будет ли дождь, но я намерена отправиться к Беатрис.

— Ты уверена? — Оливия посмотрела на темные тучи за окном. — Наверняка он скоро пойдет.

— Возьми карету, — предложил Джонатан.

— Спасибо, Джонатан. Если не возражаешь, я воспользуюсь твоим предложением. Честно говоря, я не боюсь промокнуть, потому что могу взять зонтик, но мне не хочется испачкать грязью платье.

Джонатан встал, чтобы вызвать слугу.

— Я знаю, что ради своей закадычной подруги ты пройдешь и по грязи, но будет лучше, если ты поедешь к ней в карете.

— Я не понимаю, почему леди Фенвик ни разу не приходила к нам с тех пор, как лорд Фенвик уехал из Броктон-Холла, — сказала Серена.

— О! — замялась Джессика. — Она предпочитает оставаться у себя дома.

— Но почему? — не унималась Серена.

Джессика прикусила губу.

— Я обещала никому не говорить.

Все посмотрели на нее в недоумении. Даже джентльмены оторвались от своих карт.

Оливия улыбнулась:

— Ты хорошая подруга, Джессика. Верная. Я бы хотела, чтобы у меня был такой друг, как ты.

— Я ведь не только твоя сестра, Лив.

— Я знаю.

— Но почему она не хочет, чтобы ты рассказала о ее секрете? — удивилась Феба. — У нее неприятности?

Джессика обернулась к Фебе, но лишь пожала плечами:

— Я правда не могу сказать. Прошу тебя, Феба, не заставляй меня.

Джонатан закрыл дверь за слугой и вернулся к карточному столу.

— Карета будет через несколько минут.

— Спасибо, Джонатан. Я сбегаю наверх за своими вещами, а потом подожду на крыльце. Вернусь к обеду: мне очень хочется попробовать суп из бычьих хвостов, которым Беатрис и кухарка решили накормить нас за обедом.

— Хорошо, Джесс. Желаю хорошо провести время, — напутствовала Серена.

Когда Джессика ушла, Феба протянула:

— Я беспокоюсь за эту девушку.

— За Джессику? — спросила Оливия.

— Нет. За леди Фенвик.

— Я тоже. — Оливия прижала к себе Марджи и погладила ее по волосам. В ответ Марджи зажала в кулачке прядь волос Оливии и сунула его в рот. — Тебе нравится вкус моих волос, Марджи?

— Я уверена, она находит его восхитительным, — простонала Феба. — Она все тащит в рот.

— Вчера вечером она пыталась лишить меня пальцев на ногах, — с восторгом признался Себастьян. — Не правда ли, моя малышка?

Услышав голос отца, Марджи повернула голову. Потом вытащила кулачок изо рта и протянула его отцу.

— Па-па!

Лицо Себастьяна расплылось в улыбке.

— Вы слышали? Она назвала меня папой!

Джентльмены стали хлопать Себастьяна по спине, поздравляя его с выдающимися способностями его потомства, а Феба вскочила со стула и бросилась к дочери.

— Ах, Марджи, ты сказала папа? Скажи еще раз, дорогая!