Дерзкая невинность

— О Макс! Мне так жаль. Это трагическая история. — С трагическим концом.

— Это было давно — почти двадцать лет тому назад. С тех пор не все было так плохо.

— Мне кажется, что жизнь на самом деле обошлась с тобой не так сурово, — выпалила Оливия, не подумав, и тут же залилась краской. До нее дошло, что не только эти слова были неуместны, но она к тому же назвала его по имени. И это в присутствии стоявшего в дверях слуги!

— Не хотите ли объяснить, что вы имели в виду? протянул Макс.

Она метнула взгляд на слугу, который смотрел прямо перед собой. Потом, чуть прищурившись, ответила:

— Вы рассказывали мне, что провели много счастливых лет в Лондоне, занимаясь… — Занимаясь чем? Оливия небрежно махнула рукой. — Ну тем, чем обычно занимаются мужчины.

— Мм. Именно так, мисс Донован.

Она опустила глаза в тарелку. Тост был давно съеден. Какао выпито. Положив салфетку на стол, она встала. Макс тоже поднялся.

— Прошу извинить меня, милорд. Я пойду наверх и оденусь, чтобы выйти на прогулку. — Оливия заранее попросила Смитсон приготовить ванну, пока будет завтракать. Она быстро примет ванну и оденется, чтобы Максу не пришлось долго ждать.

Строго взглянув на Оливию, он спросил с убийственной вежливостью:

— Разрешите мне проводить вас наверх, мисс Донован?

Сама идея, что он будет «сопровождать ее наверх» в ее спальню, вогнала ее в краску. Но Макс обошел стол и предложил Оливии руку, а когда она оперлась на нее, прижал ее к себе крепче, чем того требовала вежливость, и Оливия почувствовала, что Макс трясется от смеха. Когда они вышли из столовой, она бросила на него взгляд, обещающий возмездие.

В коридоре Макс уже перестал сдерживаться и расхохотался, затем наклонился и прошептал ей на ухо:

— Я тебя обожаю, Оливия.

— А ты несносен, — чопорно произнесла она, хотя сама еле удерживалась от смеха.

— А что ты имела в виду, когда сказала, что жизнь обошлась со мной не так уж сурово?

— Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду, — прошипела Оливия, когда они уже начали подниматься по лестнице. Я, конечно, имела в виду твою невероятную красоту.

— Я рад, что ты так считаешь. — Макс бросил на нее лукавый взгляд. И ей с большим усилием пришлось сдержаться, чтобы не прижаться губами к этим ямочкам на щеках и стереть с его лица это самодовольное выражение. Оливии хотелось, чтобы оно сменилось похотью.

Она вздрогнула, и он это заметил.

— В чем дело, дорогая?

— Макс, — почти простонала Оливия. — Пожалуйста, мы не можем так разговаривать. Нигде, кроме твоей… — Она запнулась.

— Моей спальни?

— Да.

Они подходили к ее спальне. Оливия замедлила шаг и выдернула руку из-под его локтя.

— Спасибо, что проводил меня наверх.

Макс вопросительно взглянул на дверь, но Оливия, встав на цыпочки, шепнула:

— Тебя нельзя входить. Там моя горничная.

Макс вздохнул.

— К несчастью. — Поклонившись, он спросил: — Встретимся внизу?

— Да. Через час?

— Хорошо.

Смитсон помогла ей раздеться и распустить волосы. Оливия вошла в ванну и опустилась в горячую воду.

— Хотите, чтобы я вымыла вам волосы, мисс?

— Нет-нет. Можешь идти. Я позову, когда ты будешь мне нужна.

— Да, мисс.

Она слышала, как вышла горничная, и погрузилась глубже в воду. Было заманчиво расслабиться и лежать в воде до тех пор, пока она почти не остынет, но Оливия не может себе позволить тратить драгоценное время. Она хорошенько намылила махровую рукавицу и стала мыться, начав с ног. Вдруг она услышала, что дверь открылась.

— В чем дело, Смитсон?

— Кто такой Смитсон? — спросил явно мужской голос.

Оливия обернулась, прижав к груди мочалку, хотя этот небольшой лоскут махровой ткани вряд ли мог что-либо прикрыть.

— Макс? Что ты?..

Он стоял на середине комнаты и спокойно снимал камзол.

— Я подумал, что должно быть больше мест, где мы можем свободно говорить друг с другом. Это место идеально походит для начала. Когда ты открыла дверь, чтобы войти сюда, я увидел, как за твоей спиной поднимается пар. Я не смог устоять.

Не успела Оливия что-либо произнести, как он стянул с себя рубашку, обнажив свой великолепный торс.

— Макс! — пискнула она. Боже милостивый. Средь бела дня. Дверь не запирается. Ее сестры и джентльмены могут вернуться в любую минуту, хотя Оливия не ожидала их раньше вечера. Слуги могут войти — и войдут. — Тебе нельзя… кто-то может… О!

Она все еще держала у груди рукавицу, когда Макс подошел к ванне и присел у ее края.

— Позволь мне. — Он отнял у нее мочалку и начал ее намыливать.

— Может войти…

— Не беспокойся, — спокойно сказал Макс и, вытащив из воды ее ногу, принялся ее намыливать мочалкой.

О Господи. Когда тебя моет красивый полуобнаженный мужчина, это намного эротичнее, чем принимать ванну в одиночестве…

— Никто не войдет, — успокоил ее Макс. — Горничная убирает твою комнату днем, а у других слуг нет причины приходить в твою комнату, не так ли?

— Смитсон.

— А, загадочный Смитсон. — Макс внимательно посмотрел на нее, прекратив намыливать ее ногу. — Мой неизвестный соперник. Скажи мне, Оливия, он прикасается к тебе так же, как я?

Тон был шутливый, но что-то в выражении его лица говорило о том, что он не шутит.

— Макс. Неужели ты ревнуешь? Смитсон — это моя горничная.

— Ах, твоя горничная. Ты велела ей вернуться?

— Да, когда я ее позову.

— Что ж. Поскольку я сомневаюсь, что ты позовешь ее, пока я здесь, мы в безопасности. Но если ты сомневаешься, я забаррикадирую дверь креслом.

Оливия представила себе, как слуги берутся за ручку, собираясь открыть дверь. Если им удастся отодвинуть кресло, им хватит нескольких секунд, чтобы войти. Нескольких секунд, чтобы она смогла… Смогла что?

— Ты прав. Никто не войдет. Какое-то время.

— Не скоро, — уточнил он.

— Да, — согласилась Оливия и подняла другую ногу, прозрачно намекнув, что он должен ее мыть.

— Отлично.

Макс намылил мочалкой ногу круговыми движениями, а она, скрестив руки на груди и закрыв глаза, погрузилась в приятные ощущения, вызванные его нежными прикосновениями. Потом он отвел руки с ее груди, но Оливии уже было все равно. Интересно, будет ли он мыть и ее груди и что она будет при этом ощущать? — подумала Оливия.