Десять заповедей мертвеца

– Спасибо, – кивнула я. Наконец-то я смогла достать телефон, чтобы вызвать полицию…

В квартиру Кричевских мы вернулись не скоро. Тело водителя отправили в морг. По факту покушения на Галину Георгиевну завели уголовное дело. Вишневый «Ниссан» нашли брошенным в получасе езды от места первого выстрела. Оказалось, машину угнали от супермаркета поблизости, где водитель оставил ее, отправившись за покупками. Мужик ужасно удивился, когда ему заломили руки и сообщили, что он главный подозреваемый в деле об убийстве…

Кстати, оружие – пистолет крупного калибра – киллер прихватил с собой. Это было неплохо. Во-первых, означало, что работал не профи (да это и так было ясно). Во-вторых, существовал шанс, что ствол значится в полицейской базе, а это давало возможность выйти на убийцу. И в-третьих, это значило, что арсенал киллера невелик. Было бы куда хуже, если бы у него было много оружия.

Галина Георгиевна держалась прекрасно. Она царственно склоняла голову, отвечая на вопросы следователя. Старуха с удовольствием давала показания. Слезы на ее глазах показались только однажды – когда она рассказывала, как застрелили Вовочку.

Светлана сама приехала за матерью. Обнимая старуху за плечи, Кричевская довела Галину Георгиевну до своего автомобиля. Светлана казалась потрясенной и сломленной. Обычно такая волевая, сейчас бизнес-леди кусала губы и с трудом сдерживала слезы.

Волнение дочери доставляло Галине Георгиевне искреннее удовольствие. По дороге домой старуха снова и снова принималась пересказывать подробности покушения. Светлана слушала очень внимательно. Влад, сидевший за рулем, тоже прислушивался к разговору. Наконец, когда старуха в третий раз рассказала всем присутствующим, что выходное отверстие пули, убившей Вовочку, было «прямо-таки с мой кулак», нервы у Светланы не выдержали. Женщина в ярости ударила себя по колену и выкрикнула сквозь злые слезы:

– Какая тварь могла пытаться убить вас, мама?!

– Думаю, это тебе лучше знать, Светлана! – поджала губы Галина Георгиевна.

Не знаю, что старуха имела в виду, но бизнес-леди замолчала и до самого дома не промолвила ни слова.

Валентин с порога бросился обнимать бабушку, чудом избежавшую опасности. Губы юноши дрожали, в глазах стояли слезы. Я вспомнила историю с «бомбой», залетевшей в окно, когда Валя был маленьким. Да, у парня есть веские причины быть таким нервным… Юноша ощупывал дрожащими руками лицо старухи, как слепой, и повторял:

– С тобой все в порядке? С тобой правда все хорошо?

– Валечка, я вдова офицера! – вскинула голову Галина Георгиевна. – Меня так просто не напугать!

Надо же, старуха уверена, что ее хотели только напугать?! Калибр оружия и труп Вовочки, на мой взгляд, опровергают это смелое утверждение…

– Люда, чаю! – торжественно провозгласила старуха. Галина Георгиевна находилась в превосходном настроении. То ли она не до конца осознавала, что едва не погибла сегодня, то ли была адреналиновым наркоманом и получала удовольствие от опасных ситуаций.

– После стресса нет ничего лучше чашки хорошего крепкого чаю! – заявила Кричевская в ответ на недоуменный взгляд дочери.

Прибежала Людочка, захлопотала, расставляя посуду. Ароматный рубиновый чай полился в фарфоровые чашки. Галина Георгиевна положила себе четыре ложки сахара, отхлебнула и зажмурилась от удовольствия.

– Вот теперь хорошо! – заявила Кричевская.

Реакция Светланы была странной. Бизнес-леди вскочила, схватила за ворот своего сыночка, тряхнула пару раз и заорала мальчишке в лицо:

– Чтоб духу твоего здесь не было! Ты улетаешь прямо завтра, первым же самолетом. Влад, забронируй ему билет! Все. Это не обсуждается.

И Светлана упала в кресло, закрыв лицо руками.

Кажется, я поторопилась с выводами, обвиняя Светлану в причастности к гибели Момзера. Кричевская не знает, кто ее таинственный враг. Именно в этом причина ее паники. Кто-то наносит ей удары в спину. Сначала Аркадий, убитый так, чтобы бросить тень на бывшую партнершу. Потом Галина Георгиевна, которую не прикончили по одной простой причине – с ней в машине находилась Евгения Охотникова, которая пережила столько покушений, сколько некоторые из присутствующих съели горячих обедов.

– Но мама… я не уеду, – растерянно произнес Валентин. – Я не могу…

И парнишка зарыдал.

Пришлось Светлане увести мальчика в его комнату. Женщина появилась в гостиной только через полчаса. Она села в свое любимое кресло, устало сгорбилась и пояснила, что пришлось дать Валентину успокоительное. Теперь юноша заснул. Губы Влада сложились в презрительную усмешку. Телохранителю явно были непонятны проблемы людей с тонкой душевной организацией.

Билет Влад заказал – первый рейс на Москву вылетал в половине девятого утра.

Галина Георгиевна вскоре сникла – все-таки в ее возрасте такие нагрузки не по силам. Старуха бодрилась, крепилась. Выпила четыре чашки крепкого чая. Но в конце концов попросила меня сопроводить ее в свои покои.

Тяжело опираясь на меня, Галина Георгиевна прошествовала к себе, даже не пожелав спокойной ночи дочери.

Когда я спросила старуху о причине такой немилости, Кричевская пояснила:

– Деточка, это ведь из-за ее дел в нас сегодня стреляли. Неужели вы этого не понимаете?

Галина Георгиевна долго укладывалась в кровать, ворочалась и вздыхала, требовала подать ей то платок, то книгу, то стакан воды. Наконец до меня дошло, что она попросту боится остаться одна в темноте.

Я зажгла ночник и, как могла мягко, сказала:

– Спокойной ночи, Галина Георгиевна. Постарайтесь заснуть. Может, принести вам снотворное?

Старуха приосанилась, сидя в кровати.

– Знаете, Евгения, я все-таки вдова офицера. И ни в каком снотворном не нуждаюсь! – гордо ответила старая дама.

– Ну, как знаете.

Я не могла не восхищаться ею – такой гордыней можно сваи заколачивать!

Я вернулась в гостиную, но там уже никого не было. Зато на кухне горел свет. Я заглянула туда.

За деревянным столом в гордом одиночестве сидела Светлана. На столе перед женщиной стояла запотевшая бутылка водки, только что из холодильника, и тарелочка с толсто нарезанным розоватым салом и ломтиками соленого огурца.

Я провела в комнате старухи минут десять, не больше. За это время бизнес-леди успела порядком набраться. Она подняла граненую стопку образца семидесятых годов двадцатого века – видимо, это была вещь, оставшаяся Светлане от отца – и сказала: