Дети Гамельна
Шрифт:
Кровосос отодвинулся подальше, вероятно не рискуя связываться со все еще опасным противником. И обернул пустые, черные линзы глаз на Швальбе. Лансдкнехт поднял штуцер, как на учении, приложил приклад к плечу. Гунтер не надеялся на удачу, но намеревался продать жизнь подороже. Подумалось - а может бросить все и бежать? Но ландскнехт вспомнил нечеловеческую быстроту кровососа и лишь крепче сжал оружие.
Нахцерер двигался неспешно, прячась в тенях, укрываясь за могилами. Он то замирал на мгновение в неподвижности, провоцируя на выстрел, то делал быстрые рывки из стороны в сторону, зигзагами приближаясь к стрелку. Неспешно, неотвратимо, как сама смерть.
– Порешу, падла!
–
Но не так...
Нахцерер пригнулся и снова показал зубы, готовясь к последнему прыжку. Швальбе выбрал свободный ход рычага штуцера, в голове билась только одна мысль “выстрел, а затем кинжал”. Высоко в непроглядном небе светила луна, безмолвная и безразличная к делам, творящимся далеко внизу.
Гарольд встал за спиной нахцерера. Словно призрак мщения, безоружный, бледный, как мертвец, с огнем поистине дьявольской решимости в глазах. Тварь почувствовала движение позади и развернулась, будто перетекла в собственной шкуре. Сил у Гарольда оставалось ровно на одно движение, и пальцы старого девенатора железной хваткой впились в короткую шею упыря. Вампир бился, как рыба, тело и конечности извивались змеями, чудовищные когти рвали одежду и плоть охотника. Но старик мертвой хваткой стиснул горло врага, голова нахцерера на один миг, на один вздох оказалась неподвижна.
И Швальбе выстрелил в третий раз.
* * *
– Весь мед у местных собрали, - меланхолично молвил Швальбе, глядя на большой гроб, наглухо заколоченный и зашитый в плотную рогожу.
– Нужно было, - отозвался Йожин.
На этот раз монах и ландскнехт сидели у колодца, на скамье из двух столбиков и прибитой к ним доски. Позади изредка ржала лошадь, слышался говор и звон металла. Сопровождение постепенно собиралось в дорогу. Хотя опасность миновала, никто не хотел ночевать в деревне еще раз, все предпочитали оказаться как можно дальше и как можно быстрее. Разумное желание, особенно после созерцания убитого нахцерера. Даже обезглавленный доброй свинцовой пулей и при солнечном свете кровосос выглядел ужасающе. Когда падаль сожгли на огромном костре, всем полегчало.
Но задерживаться в Челяковицах все равно никто и не собирался.
– А как же мир и благоденствие для всех людей, - подколол Швальбе Йожина.
– Нехорошо, дескать, обижать малых мира сего... А сам медок только так пособирал.
– Да и хрен с ним, с благоденствием, - сумрачно ответил монах.
– Мастера Гарольда надо похоронить, как положено. И где положено. А дни нынче жаркие, тело только в меду довезем.
– Вот, слышу глас рассудка, - сказал Швальбе. Впрочем, в словах его не было обычной насмешки и глумления. Так, скорее дань привычке.
– Он что-нибудь сказал? Перед... смертью?
– Нет. Только улыбнулся. Ну, может от боли скривился... но мне показалось, что улыбнулся. И отошел.
– Мастер Гарольд...
– тихо и печально сказал Йожин.
– Старейший и лучший... Учитель из него оказался так себе, но как боец и знаток он равных себе не знал. И теперь еще одного девенатора не стало. Люди множатся, а Божьих Охотников все меньше. И заменить их некем.
Оба помолчали.
– Жалование в двадцать гульденов, - сказал Швальбе.
– И премиальные. И я набираю в команду, кого сочту нужным. Еще доступ к архивам, арсеналу. И по мелочи
– Двадцать гульденов? Морда треснет, - немедленно отозвался монах.
– А то я не знаю, сколько ваш брат стоит.
– Ну так и драться будем не с абы кем. Не жадничай.
– Вот послал мне Господь испытание или черт напасть, - в сердцах стукнул кулаком о скамью Йожин.
– У всех дети, как дети, а мой сын - распутник, гуляка и наемный солдат. И никакого почтения к старшинству.
– Не извольте сомневаться, папенька, - медоточивым голосом вымолвил Гунтер.
– Со всем нашим почтением к вашим сединам. И к двадцати гульденам. С премиальными.
– Много, - отрезал Йожин.
– Отец, - очень серьезно ответил Швальбе.
– Давай начистоту. Ты ведь меня не просто так позвал, для сопровождения. А показать, что и как. Я посмотрел. И говорю - эта работа нам по силам. Мне и тем, кого я наберу. Наши услуги стоят дорого, но для вас все равно на круг дешевле выйдет. Твои девенаторы и мы, это как жандармы [7] и рейтары. Отряд рейтар в содержании дороже, но только если высокородного латника укокошат, то другого взять неоткуда. Да и боязно им рисковать - тыща поколений за плечами и сам он какой-нибудь цельный граф. А рейтаров можно хоть всех положить, были бы деньги да немного репутации, завтра новые сбегутся, ни родни за спиной, ни гроша за душой. Так что не жмоться.
7
Жандармерия - изначально «вооружённая свита» французского короля, в дальнейшем жандарм - тяжеловооружённый рыцарь.
Йожин долго смотрел на гроб, в котором покоился мастер Гарольд, старейший из девенаторов.
– Доберемся до замка, подумаем...
– сумрачно произнес он наконец.
– Только из этих двадцати гульденов ты каждую монетку отработаешь.
– И премиальные, - вставил Швальбе.
Йожин ничего не сказал, а только перекрестился, дабы уберечься и не впасть в грех площадной брани. Ландскнехт встал, потянулся, переступил с ноги на ногу, бренча примкнутыми шпорами.
– В путь пора.
– Иди, - сказал монах.
– Я сейчас.
– Закинем гроб на повозку, я распоряжусь, - отрапортовал Гунтер и пошел в сторону.
Йожин не смотрел вслед уходящему сыну, он молча глядел на гроб.
– Такие дела, мастер, - вымолвил монах наконец, будто покойник мог услышать.
– Одни времена заканчиваются, другие начинаются... И Deus Ven'antium тоже пришло время меняться... К худу или добру, посмотрим.
История третья. О Дикой Степи, таинственных умениях и странных союзах.
Дело оборачивалось скверно.
– Вот тут-то нам и конец придет, братья… - положил ладонь на рукоять сабли-карабели Старый. – Осоку подпалят, и все, как кабанчики, поджаримся…
Опытный воин отлично понимал, что не дадут его малому отряду вырваться. Не пронестись лавой раскидистой, роняя метелки весенних цветов, что делают степь подобной ковру персидскому. А всему виной невезение, да жадность, да нахальство глупое. В степи нет ничего ценнее коня, это каждый знает. Даже распоследняя шелудивая животина стоит немало монет, потому как пеший посреди Дикого Поля – считай, калека. За доброго коня хорошо взять можно, вот и не переводится молодецкий промысел. Но и опасное это занятие, если за конями теми потом погоня пойдет. Жадные татары. Не убыло бы богатства от одного табуна. И хан у них собака, и вера басурманская.