Дети Гамельна
Шрифт:
По окрику старосты подбежал паренек лет шестнадцати.
– Адольф, проведешь солдат герра капитана. Туда, где юшку от Ульриха нашли, понял?
Паренек хлюпнул сопливым носом, словно малец какой. Ему, определенно, было очень страшно, но парень храбрился.
– Сделаю, отец. В лучшем виде сопроводим!
Капитан несколько мгновений глядел вслед удаляющейся троице, проводник шел впереди, солдаты чуть позади и по бокам. Вдруг резко обернулся к молчащему старосте.
– И что было дальше? После того, как только кровь и нашли?
– Да что там дальше… - махнул рукой деревенский. – Назавтра
– Согласен, – задумчиво ответил Швальбе. – Места тут еще те.
– Вот-вот! – поддакнул староста. – Те еще места. Хоть вервольфы не шалят, и то хвала Всевышнему.
– Вервольфы? – удивился кто-то из солдат.
– Они самые! – даже с гордостью какой-то, словно сам вожаком был ихним, ответил староста. – Здоровенные, морда, что у коня, зубищи – во! – крестьянин распахнул руки в обычном рыбачьем жесте.
– Не шалят, говоришь? – протянул капитан и, наконец, слез с коня. Осторожно спустился, явно щадя ногу. Староста сам в строю ходил, такое замечать умел.
– А где это вас приложило, герр капитан? – не удержался от вопроса селянин.
– Где надо, – обрезал Швальбе. – Знаешь, что Библия сулит за многие знания?
– Многие печали, - отозвался староста.
– За многие знания-то…
– Вот именно. Не отвлекайся. Значит, прочесали окрестности, ничего не нашли. Нечисть на глаза не попадалась, следов чужих тоже нет. Верно понимаю?
– Истинный крест, герр Швальбе. Все верно вы рассудили, - истово перекрестился староста.
– Еще никто ничего не рассудил, - строго поправил военный.
– Так, староста, как там тебя, запамятовал?
– Алоизом кличут.
– Хорошо, Алоиз. Я и мои солдаты будем очень тебе благодарны, если ты определишь, где нам можно остановиться на несколько дней. Насчет денег не беспокойся. Будем уходить, посчитаешь, сколько должны. Епископ Мюльдорфский оплатит все.
– Найдем, как не найти! – быстро-быстро закивал староста. Показалось, что сейчас даже голова оторвется от усердия. Только что обрадовался, дескать, солдатня не станет ничего грабить и крушить, а теперь выходит, что еще и деньжат перепадет. Если село не спалят. Или еще какой беды не приключится. В тихом омуте сомы жирнющие водятся...
– Замечательно. Отряд, с коней! – скомандовал Швальбе. – А ты, уважаемый Алоиз, - обернулся капитан к старосте, обязательно расскажешь все-все. И про вервольфов, и про то, что делается в окрестностях. Да! Чуть не забыл: и пастора вашего обязательно позови. Хочется взглянуть на здешнего прислужника Бога.
При дневном свете лес был дремучим, густым и совсем не страшным. Если не считать небольшой полянки, вытоптанной великим множеством ног меж трех толстенных дубов. Со стороны эта проплешина тоже казалась вполне мирной и даже веселой, словно кто-то щедро разбрызгал темно-красной краски…
Мирослав присел на колено, всматриваясь в траву острым немигающим взглядом. Гавел остался стоять чуть в стороне, внешне расслабленный и безразличный. Проводник переминался с ноги на ногу еще дальше, готовый дать стрекача в любой момент. Мирослав, не спеша, стянул
перчатки, что-то подобрал с земли. Принюхался, помял, отбросил в сторону и с брезгливой гримасой вытер пальцы о широкий лист лопуха.– Кровь потемнела, высохла, - пробормотал Мирослав себе под нос. – Значит, день или два прошло. Не больше…
Солдат немного подумал.
– Крови до черта, а тела нет, ни клочка, - продолжил он рассуждения вслух. – Трава кое-где посечена, на земле следы от ножей, аж корни прорезаны. Почему? – окровавленный палец уперся бледному Адольфу в грудь.
– Ну…это… - только и сказал паренек.
– Правильно, – развил невысказанную мысль сержант, поднимаясь с колен и отряхивая кожаные штаны, необычные для наемника. – Его разделали на куски ножами и унесли. Отсюда уйма крови и следы на земле. Отсюда вопрос – а зачем? Скрыть следы? Оно с одной стороны понятно - частями нести проще. Но лихой люд не стал бы так грязнить все кровищей. Они бы надрывались, но тихо утащили тело без лишних следов. Нет человека – нет суеты.
– Или, чтобы съесть, унесли, – с абсолютной серьезностью предположил Гавел. – Скажем, дровосеки, они ребята крупные. Бульон наваристый выйдет. Бог в милости своей посылает изрядно прокорму любящим тяжкий труд.
– Харч не метай, – посоветовал Мирослав Адольфу, который, позеленев, прислонился к дубу, едва удерживаясь на дрожащих ногах. Парнишка не смог бы сказать и под церковной присягой, что пугало больше: следы бойни на полянке или деловитая невозмутимость солдат, обсуждавших богопротивное событие так же спокойно, как забой обычной свиньи. – Оно тебе надо? Тебя ж тем бульончиком кормить никто не собирается.
– Дровяной люд жратвой делится только со своими. Да и то редко, - Гавел медленно потянул из-за спины тромблон. Сыпанул в широкий раструб мерку пороха, запыжевал, добавил сверху тускло блестящих шариков и забил еще один пыж. Не спеша, но сноровисто, повторил то же со вторым стволом. Только шарик был один и побольше. Адольф зачарованно наблюдал за манипуляциями.
– Думаешь? – сторожко вскинулся Мирослав, и непонятно было, к чему это сказано: то ли касательно обычаев неведомых дровосекоедов, то ли к неожиданному решению зарядить тромблон.
– Знаю, – коротко ответил Гавел, укладывая оружие стволами на согнутую левую руку, так, что вроде без угрозы, и в тоже время можно в любой момент пальнуть.
Сержант вздохнул, провел ладонью по рукоятям пистолетов за поясом.
– Так, парень, бегом к нашим. Скажешь, боггарты это были. Запомнил? Скажешь только капитану. Ляпнешь кому в деревне – голову сниму.
– И это… - уточнил Мирослав.
– Старосте тоже нельзя. Понял?
Проводник кивнул, переминаясь с ноги на ногу.
– Чего стоишь, кого ждешь? Пинка в зад сунуть? – рявкнул сержант, и парень мгновенно сорвался с места.
Гавел проводил взглядом спину гонца в рваной рубахе с разводами пота.
– Мир, при чем тут боггарты? Мы же не в Йоркшире, - спросил он после.
– При том, – сержант указующе ткнул пальцем во что-то маленькое, лоскутообразное, болтающееся на колючке. – Назови я, кто это на самом деле, сам понимаешь, что было бы. Так что пусть деревенщина гадает, что это за напасть такая – «боггарты». А мы сделаем свое дело и уйдем…