Дети победителей
Шрифт:
Кейтелле ждал вердикта с тяжелым сердцем, сейчас он чувствовал себя оглушенным солдатом под копытами крысиного ходунка - не хватало времени сосредоточиться и откатиться от нависшего удара острой лапы.
– Я сохраню ваш маленький секрет, - великодушно сообщил Ниорионин.
– Но советую больше не мелькать и на аудиенции ни к кому не проситься. Знаете, почему? У вас все на лбу написано, бесхитростный вы мой, - оскал Ниорионина сделался хищным.
– И что не по приказу приходите, и что из личных побуждений.
Облегчение было настолько сильным, что Кейтелле захотелось только одного - не усложнять. По всему стоило
Надо же было столь глупо попасться! Так подставиться! Слишком опрометчиво он ринулся в святая святых Аутерса. Кейтелле взял себя в руки и оскалился в ответ. Архарон - быстрый взгляд за спину собеседника - судя по напряженной позе, не так уж и доверяет своему лечащему врачу. Врач же - хитрый взгляд, наглая ухмылка - со своей стороны, спокойно мог бы отказать в, как он выразился, аудиенции и представителю министерства, и самому министру. Но не отказал. Кеталиниро, несмотря на тяжкие увечья человеческому достоинству, быстро прикинул, что может значить такой жест.
– Вы меня успокоили, - улыбнулся Кейтелле.
– Полагаю, завтра он будет еще жив. До завтра, Архарон!
Он салютовал заключенному и легко поклонился врачу:
– Будьте здоровы.
И, резко развернувшись, шагнул к выходу.
– Постойте, - выдохнул Ниорионин.
Голос при этом “постойте” дрогнул. Кейтелле показалось, так мог бы дрогнуть голос рыбы, заглотившей крючок. Еще секунда, и они поменяются ролями.
– Архарон, жри свои таблетки и выметайся, - тихо и нетерпеливо приказал врач.
Тот растерянно осмотрелся. Обшарил взглядом пустой стол, запустил руку в карман Ниорионина, от чего последний подпрыгнул на месте, наконец перестав жечь глазами Кейтелле.
– Так давай, - неуверенно потребовал Архарон.
– Чего давать?
– Таблетки свои…
Врач суетливо залез в карман халата, выудил флакон. Со словами “Они как раз не мои” отсыпал в дрожащую ладонь три синие капсулы. Архарон с хрустом прожевал их и, скрестив руки на груди, вышел, ни с кем не попрощавшись, только на пороге задержал взгляд на Кейтелле. Ниорионин дождался, когда дверь закроется, и шумно выдохнул, серые глаза теперь скользили по рукаву Кейтелле несколько виновато. Тот покорно ждал продолжения сцены. Ждал хода.
– Я не его лечащий врач, - Ниорионин присел на край стола и обнял себя руками, спина ссутулилась. Теперь врач производил впечатление замерзшего до самых костей человека.
– Надеюсь, мне не придется расплачиваться за эту тайну.
– Нет никакой тайны, - врач отмахнулся.
– Я не руководитель проекта. Исполнитель. Делаю, что прикажут… вы садитесь.
Это предложение сесть украло все силы у Кейтелле, так что даже пришлось им воспользоваться - неоднозначный намек на продолжительный разговор, к которому Кеталиниро был не очень-то готов. Как и ко всем прочим событиям дня.
– Не ведаю, что делаю.
– Зачем вы говорите это мне?
– Мне показалось, вы переживаете за Архарона. Я тоже, вот и весь секрет.
Кейтелле почувствовал - где-то глубоко внутри успокаивается сердце. Так будет лучше - пусть этот неприятный странный человек думает, что в подземелья его привела тревога за заключенного. Хоть это тоже грозит осложнениями. Ниорионин одним
движением собрал провода и скинул их в недра коробки. Когти подцепили что-то со дна - маленький черный кубик блеснул гранями в лакированных когтях.– Но вы работаете в Министерстве, а я всего лишь младший научный сотрудник при тюрьме.
Он покрутил предмет перед глазами, рассматривая его через задумчивый прищур. “К чему бы такие речи?” - подумал Кеталиниро.
– Вы хотите меня во что-то втравить? Добиться для Архарона амнистии? Звучит фантастично.
Ниорионин странно затрясся и с самым брезгливым видом бросил кубик обратно в коробку. Этому человеку не шли эмоции - они уродовали его, но он, как назло, не умел скрывать чувства, а кроме того, постоянно их испытывал. Сейчас его перекосило, словно от боли; к счастью, представление закончилось столь же быстро, как и началось.
– Я даже не знаю, за что он тут!
– шепотом забросил Кейтелле удочку.
– А вам этого никто и не скажет. У меня нет доступа к личным делам. Некоторые заключенные в курсе своих преступлений, конечно. Их и спрашивать не надо, они сами все скажут. Но не этот, как вы уже поняли.
Мимо. Снова мимо. Из последних сил Кейтелле удерживал вздох разочарования: как расценивать туман вокруг проступка Архарона? Как что-то сверхужасное или совершенно незначительное, настолько, что сам преступник до сих пор не понял, чего же он успел натворить в столь юном возрасте? Не телеграфировал в Локри, не убивал полководцев, не предавал Родину… может, письмо отослал. Другу в Катри.
От последней мысли по спине заструился холод. Ниорионин тем временем лепетал о том, что он, мол, уверен - врагом народа можно стать за любую мелочь. И тут же оговорился, что такие суждения только между ними. Словно издевается! Читает мысли и издевается! Простая разведка превращалась в нечто угрожающее. Кейтелле почувствовал дурноту. Если Рамфоринх обнародует письмо, вполне может статься, Кейтелле в одночасье сделается пациентом Ниорионина. На секунду почудилось, словно кафель заляпан кровью. Одурманенный видением, Кейтелле поднялся.
– Что вы предлагаете?
– спросил он чужим голосом, глядя куда-то мимо собеседника.
– С вами все хорошо?
– Отлично, - Кейтелле быстро прошел к двери.
– Держать друг друга в курсе, - проговорил Ниорионин.
– Что еще остается?
– Что еще остается… - повторил Кеталиниро и замер у выхода. В тишине Кейтелле услышал, как где-то рядом капает вода. Он оглянулся, но крана в кабинете не наблюдалось. И вообще чего-либо, что могло бы протекать. Может, батарея за шкафом?
– Вы догадываетесь, на сколько сейчас наговорили?
– холодно спросил он у застывшего посреди кабинета врача.
Ниорионин спокойно кивнул и печально улыбнулся. Что-то было в его глазах такое, что можно сопоставить по ощущениям лишь с камерой пыток.
– И все из-за Архарона?
– Он ангел в своем роде, разве нет? Ангелов надо оберегать. Примета, говорят, хорошая.
Прежде чем уйти, Кейтелле согласился. Да, Архарон, скорее всего, ангел.
Полосатая кошка запрыгнула на кровать и села напротив Лиенделля перед постельным столиком. Она сложила передние лапы на голубую столешницу, словно тоже желала обедать. Вид у нее при этом был самый разнесчастный. Обделенный даже.