Дети шпионов 2008

Когда я все переделал в нашей комнате, пошел в кухню. И со скуки перемыл посуду, нажарил сковороду холестерина и пошел за Алешкой. Я даже немного беспокоился за него.

И напрасно. Алешка, оказывается, безмятежно спал, свернувшись в клубочек, как одинокий котенок. Даже запах яичницы его не потревожил.

Зато потревожил телефонный звонок. Алешка тут же подскочил и сказал:

– Васек!

Алешка не ошибся. Это звонил Васек:

– Все в порядке, хлопцы. Айда в школу, все расскажу.

Васек ждал нас в подвале, сидя на верстаке и болтая одной ногой – той, которая больная, он ее разрабатывал. Рядом с ним лежал тяжелый гаечный ключ. Мы испугались.

– По башке? – спросил Алешка.

– Еще чего! Инструмент портить об его башку! Я все сделал, как вы просили. Садитесь, расскажу.

– Сначала, хлопцы, все шло нормально. Он такую лекцию закатил – закачаешься! Он, конечно, литературу здорово знает и любит. Он говорил, что наша литература – самая лучшая в мире. Самая мудрая и глубокая. Что во всем мире еще не создано ни одного произведения, достойного русской классики. Что ни одна литература в мире не воспитывает столько доброго, умного и светлого в душе человека, как наша… В общем, здорово он все рассказывал. Мы прямо заслушались.

– А потом?

– Потом все и началось. Его все благодарили, а он, осторожно так, стал намекать: что вот он поделился своими знаниями, но и вам, ученым, тоже есть чем гордиться. У вас такой замечательный коллектив, такое уютное здание. Прямо вот так и хочется пройти по нему и посмотреть… то, что можно посмотреть. Например, в каких условиях трудятся наши ученые при рыночной экономике? Я даже думаю, сказал он, что мои американские коллеги с удовольствием помогут оснастить лабораторию новым оборудованием за свой счет.

– А он не очень глупый, – сказал Алешка. – Но немножечко подлый. А дальше что?

– А дальше руководство лаборатории пошло ему навстречу. Его поводили по зданию, показали буфет, комнату для настольного тенниса, туалеты… Я с него глаз не спускал. А он все время по сторонам глазами шарил. Наверное, все старался запомнить. Только, наверное, без особой пользы. Там, хлопцы, на дверях ни одной надписи нет, даже номеров. Одни символы. Ну, там – радиация, например. Молния в кружочке – значит, подстанция. У них же некоторые исследования ведутся непрерывно. Вдруг свет отключат – не страшно, своя маленькая электростанция есть. Ну и все такое прочее. На дверях даже ручек нет, сплошные кодовые замки. В общем, не очень-то он поживился.

– Я так не думаю, – сказал я. – Знающие люди во всех этих значочках разберутся.

– Да? Значит, зря я его по башке не погладил?

– Не зря, – сказал Алешка. – Все идет по плану. Спасибо, товарищ летчик Васек, счастливых вам полетов под солнцем Родины. – И без всякого перехода: – А у тебя, Васек, машина есть?

– Есть, а что?

– А как ты на ней ездишь с одной нормальной ногой?

– Нормально я езжу. А куда надо ехать? – Вот это человек!

– За город – слабо?

Васек так глянул на Алешку, что тот даже заморгал от смущения.

– Нужно ехать в Малаховку. Но – хвостом.

Что такое «хвостом» – Васек понял сразу. А я – нет. Я это понял только тогда, когда мы пристроились в хвост одному… Впрочем, об этом – в свое время, в нужном месте…

Наступило «сегодня вечером». Вика сдержала свое слово, позвонила.

– Гуд найт, – сказал ей Алешка. – Папа дома?

– Чей? Твой или мой?

– Про своего я сам знаю.

– Дома.

– Что делает? Райт или дроу?

– И то и другое: что-то пишет, что-то рисует. К лекции готовится.

– Скажи ему, что ты идешь к нам.

– Надолго, Алекс?

– Еще чего! Нам самим здесь тесно. На тридцать две минуты.

– Гуд лак!

– Би хэппи! Мы тебя вейт.

– Хай! Голодная?

– Ты меня позвал, чтобы накормить?

– Тебя накормишь! Иди в нашу комнату.

Алешка усадил Вику в кресло, поплотнее прикрыл дверь.

– Ю! – чисто по-американски ткнул он в ее сторону пальцем.

– Ну? – чисто по-русски отозвалась Вика.

– Ю вонт спасти своего отца от тюрьмы, а свою фэмили – от позора?

– Я тебя умоляю! – способная девочка, сразу перехватила. – Ай вонт! Даже очень!

Я никогда не думал, что мой брат – маленький разбойник – способен на такую деликатность. Он так бережно и осторожно рассказал Вике о ее отце, что она даже не заплакала. И тут же согласилась участвовать в операции под кодовым названием «Перехват». Это название Алешка придумал.

– «Хват», – сказал он, – это еще как-то туда-сюда. А вот «перехват» – это круто!

Викина роль была не опасна. Но и не проста. Она должна была проследить за отцом. Как только он изготовит схему здания и соберется выйти из дома, Вика тут же сообщает нам об этом условной фразой.

– Знаешь, Дим, – сказал мне Алешка, – мне вдруг нашего папу стало жалко.

Я сначала чуть не упал, а потом чуть не подпрыгнул.

– А маму тебе не жалко?

– И маму жалко. Но папу больше. Мама, Дим, с нормальными людьми общается: с папой, с нами, с подружкой Зинкой. А папа – с преступниками. А они, Дим, бывают разные. Одни – такие, что я их ногами бы растоптал! А другие, Дим, не очень-то и виноваты. Ты понимаешь? А папе приходится с ними разбираться и сажать их в тюрьму. У него, наверное, из-за них каждый раз сердце болит.

Ни фига себе – заявочка! Мне бы и в голову такое не пришло. Хотя… если глубоко задуматься… Лучше не задумываться.

– Тебе Славика жалко?

– Он дурак, Дим. А дураков всегда жалко.

Вот и поговорили.

Хорошо, что затрезвонил телефон.

Алешка схватил трубку и услышал «знаковую» фразу:

– Я тебя умоляю!

– На чем? – задал он дикий вопрос.

И ответ был ему под стать:

– На машине.

Она его умоляет на машине! Я, наверное, так громко хлопал глазами, что мама прибежала из кухни и сердито спросила:

– Опять форточку не закрыли? Что у вас тут стучит?

– Это стучит Димино сердце, – сказал Алешка. – Я тебя умоляю.

– На машине, – тупо добавил я.

– Мам, – сказал Алешка. – Мы – в школу.

– Что вдруг?

– Полы мыть. У нас поломойка сломалась. Как раз в нашем классе. Димка сказал, что он помоет.

– Вы бы дома что-нибудь почаще мыли, – вздохнула мама. – Уши, что ли.

Когда мама ушла на кухню, Алешка тут же позвонил в школу:

– Васек, ты готов?