Детство Лермонтова

Целый день его мучили, заставляя кушать, но он лежал вялый и скучный. Непрерывно в комнату входили няни, доктор, бабушка, Христина Осиповна, приехал даже Афанасий Алексеевич. Но как только он приехал, бабушка дала ему поручение: какой угодно ценой привезти в Тарханы Юрия Петровича, который выгнал уже трех гонцов, денег не принимал и ехать отказывался.

После оживленного обсуждения этого вопроса Афанасий Алексеевич согласился ехать. Через несколько дней, к вечеру, Дарья прибежала возбужденная и, стоя в дверях, таинственно поманила к себе пальцем Арсеньеву, которая сидела у кроватки Мишеньки. Арсеньева поднялась с кресла с трудом, но все-таки встала и вышла в коридор.

Дарья зашептала:

— Приехали! Афанасий Алексеевич Юрия Петровича привезли!

Арсеньева искренне обрадовалась:

— Слава те, господи! Зови его скорей сюда!

Она нагнулась к кроватке и как могла ласково произнесла:

— Мишенька, ангел мой! Слышишь? Папа приехал!

Веки мальчика затрепетали. Он блаженно улыбнулся:

— Где папа?

— Сейчас придет. Он хочет переодеться и покушать, тогда придет к тебе.

— Я тоже хочу одеваться. Я тоже хочу кушать с ним.

Арсеньева возликовала:

— Вот хорошо!.. Дашка, вели накрыть стол в детской. Мишенька, ты не волнуйся, папа сейчас придет, он только умоется. Дашка, веди сюда барина!

— И я хочу умываться, как папа!

Вскоре на пороге появился Юрий Петрович. Несмотря на то что он не успел еще привести себя в порядок с дороги, он внес в комнату радость молодости и обаяние ласки, быстро подошел к кровати сына и расцеловал его.

Мальчик, взволнованный и счастливый, прижался к отцу, целуя его руки. Сначала разговор был бессвязен, радостные слезы прерывали их слова.

Миша, дрожа и всхлипывая, просил:

— Сядь на кровать! Хочу, чтобы близко.

Схватив отца за палец, он велел ему присесть.

— Но я же, Мишенька, грязный с дороги!

— Нет, нет… Ты мой папочка дорогой, ты мой папа! Ты приехал! Я тебя люблю.

Юрий Петрович целовал ребенка, чувствуя, как он ему дорог, и испытывая искреннюю отцовскую любовь.

Арсеньева, стоя у печки и грея за спиной свои пальцы на изразцах, ревниво наблюдала встречу отца с сыном. Она не выдержала и брюзгливо вступила в разговор:

— Пусти, Миша, папу! Сюда стол несут.

И отец и сын вздрогнули и невольно взглянули на бабушку. Юрий Петрович спохватился, что еще с ней не поздоровался. Он так боялся этой своенравной старухи, которая ненавидела его и столько раз делала ему неприятности, что не знал даже, как с ней здороваться. Она позвала его к сыну, умоляла не брать смертного греха на душу, сообщив, что мальчик так опасно болен, что может и не перенести болезни.

Юрий Петрович опять поверил ей и приехал. Сейчас он не жалеет, что приехал, потому что Миша действительно очень болен. Но он ведь решил поехать к сыну, а тут теща опять неотступно торчит перед глазами, наблюдая за каждым движением, и продолжает терзать его так же, как терзала, становясь между ним и женой. Однако Мишенька находится в ее доме, значит, как-то надо с ней ладить…

Юрий Петрович, не поднимая глаз, поклонился, а она протянула руку для поцелуя.

Тем временем горничные принесли небольшой стол, накрыли, поставили парадный канделябр, зажгли все свечи, и сразу же в комнате стало светлей и радостней.

Мишу посадили на высокий стул, обернули его ноги одеялом, и он радостно улыбался бледными, вялыми губами.

Бабушка пожаловалась:

— Он очень плохо кушает!

На стол подали дымящееся блюдо. Юрий Петрович взглянул на жирную курицу, обложенную крупной жареной картошкой, и спросил сына:

— Неужели со мной не поешь?

— Всё съем! — согласился Миша улыбаясь.

Так, весело переговариваясь, они быстро поужинали. Юрий Петрович вспомнил:

— А я тебе, дружочек, привез деревенских гостинцев!

— Папа, я очень люблю тебя! — с нежностью повторил мальчик и, поцеловав руку отца, лежащую на столе, долгим взглядом посмотрел в его глаза.

— Что такое? — в ужасе произнес Юрий Петрович, вглядываясь в лицо сына: он ясно увидел перед собой не глаза своего ребенка, а тоскующий, любящий взгляд Марии Михайловны.

В волнении он налил себе вина, быстро выпил его и, придя в себя, сказал с тоской:

— До чего же ты похож на нее!

Бабушка прослезилась и подтвердила:

— Несказанно похож!

Мальчик внимательно посмотрел на обоих и сказал:

— Дай гостинцы!

Мише подали корзиночку. Он вынул дудочку, поиграл, нашел вырезанного из дерева коня, погладил его и обещал:

— Этот конь будет у меня жить на окне. Если бабушка его полюбит, то ему будет хорошо.

Юрий Петрович с удивлением посмотрел на ребенка.

— Сколько тебе лет, Миша? — спросил он, потому что сразу не мог вспомнить.

— Четыре годика.

— Всего-то четыре?..

На этом вечерняя родственная беседа прекратилась, и Юрий Петрович пошел спать.

Он прогостил в Тарханах недолго, и Миша наслушался всяких разговоров: о правах родителей и об их обязанностях, о любви детей к своим отцам, о подлецах, проклинающих своих детей, о самоотверженной преданности бабушек и их заботе о внуках, о тысяче рублей, о том, что хозяйство в Кропотове запущено и нужны большие деньги, чтобы его поправить, о сестрах, которые долго не выходят замуж. Многого мальчик еще не понимал, но с интересом вслушивался. Одно только имя никогда не произносилось — это имя его матери, потому что его нельзя было произнести без волнения даже в новом доме. Несмотря на то что отсутствие Марии Михайловны было еще очень заметно в Тарханах и все постоянно думали о ней, печалясь и плача, все-таки Миша после приезда отца ожил. Он сошел с постели, но ходить еще не мог и опять ползал по полу и заново учился стоять на ногах, цепляясь за стулья.

Вскоре, однако, Юрий Петрович опять стал тяготиться обществом своей тещи, заскучал и объявил, что уезжает. Впрочем, он обещал приехать тотчас же, как получит приглашение.

Проводив его, Арсеньева возблагодарила бога за то, что у нее хватило терпения так долго выносить присутствие зятя, подсчитала убытки, долго вздыхала, но наконец махнула рукой. Все-таки она добилась своего: Мишенька стал поправляться.

Часть четвертая УЛЫБКИ И УКОРИЗНЫ

Глава I Барская усадьба. Помещица и ее дворовые. Свадьба Дарьи Куртиной

…Там рано жизнь тяжка бывает для людей,Там за утехами несется укоризна,Там стонет человек от рабства и цепей!.. —Друг! этот край… моя отчизна!М. Ю. Лермонтов. «Жалобы турка»

Барская усадьба отделялась от деревни Тарханы глубокой канавой шириной в две сажени, а глубиной с небольшой колодец. Она была вырыта нарочно так, чтобы крестьянам в усадьбу ходить было затруднительно; вернее было бы сказать, что это не канава, а ров, но очень длинный, более версты. Если обойти канаву, то выйдешь в бескрайное поле, а оттуда — пожалуйста, иди по дороге обходом версты две и тогда только попадешь в усадьбу. У ворот вызови сторожа и входи, если впустят.