Девиант
Шрифт:
— Ты сюда уже добралась. Ты уже видела, что происходит позади тебя. Тебе просто нужно развернуться, пойти и найти его
— Ладно.
Я не даю себе опомниться. Резко разворачиваюсь и иду по направлению к коридору, который находится в противоположной стороне огромной комнаты. Я переступаю и обхожу тела даже прежде, чем осознаю это. Я пытаюсь не смотреть и разглядывать ничего, но все равно мой взгляд притягивают некоторые вещи. Эти образы засядут у меня в голове надолго.
Когда я достигаю коридора, то вижу там восемь дверей — четыре с одной стороны, четыре с другой. Некоторые открытые, некоторые закрытые. Низкие стоны раздаются из-за закрытых дверей. Хрипы экстаза и громкие шлепающие звуки влажных тел. Я слишком напугана, чтобы открывать закрытые двери, поэтому заглядываю в открытые, каждый раз подбадривая себя, что смогу это сделать. Когда я заглядываю то,
О, черт, нет!
Я быстро начинаю пятиться назад, затем разворачиваюсь и направляюсь в последнюю дверь справа. На какое-то мгновение мне кажется, что дверь закрыта, и я уже хочу развернуться, но я ошибаюсь. Дверь настежь открыта, в комнате царит кромешная темнота.
Мерзкий мудак.
Я посильнее прижимаю к себе медицинскую сумку, стискивая ее ручку, затем делаю глубокий вдох. И прохожу вовнутрь.
— Ты больной придурок, ты знаешь это? — говорю я в темноту.
Мягкий шелест одежды приветствует меня, затем слышится движение. Хотя свет в комнате полностью отсутствует, коридор все-таки освещен, поэтому это не так как в тот раз в отеле. Я могу видеть достаточно, чтобы понять, что прямо ко мне движется образ мужчины.
— Я прекрасно знаю, что я ненормальный, если ты это имеешь в виду.
В двух шагах от меня появляется Зет с ужасной дьявольской маской на лице, он одет во все черное. Даже в темноте заметно, что костюм сидит на нем идеально. Его темные глаза сверкают искорками решительности и желания в прорезях маски.
— Ты знаешь, что ты удивила меня, Слоан. А я очень люблю, когда меня приятно удивляют, — раздается его голос тихим рокотом.
— Ну, что я могу сказать, ты тоже меня удивил. Хотя, знаешь, не могу сказать, что этот сюрприз можно отнести к приятным.
Он смеется. Его голос настолько сильный и глубокий, что он распространяется по моему телу, начиная от макушки и заканчивая ступней ног.
— Тебе нужно быть немного более раскрепощенной. Ты никогда не узнаешь, что тебе нравится до того момента, пока не попробуешь.
— Я прекрасно знаю, что мне приятно и нравится, Зет. А стоять и смотреть, как пятьдесят человек трахают друг друга в разных позах, явно не входит в круг моих интересов.
Глаза в прорезях маски гневно вспыхивают, когда я произношу его имя. Он подходит ближе ко мне, вскидывает руку и проводит кончиками пальцев по линии моей челюсти. Он кажется очень задумчивым, заинтригованным моим спокойствием. Я, бл*дь, даже двинуться не могу, внутри все застыло от ужаса, но в то же время от желания к нему, когда он нежно ласкает меня прикосновениями.
— Если тебе не нравится смотреть, это не проблема. Ты всегда можешь присоединиться и поучаствовать.
Я отталкиваю его руку от своего лица и рычу из-под собственной маски.
— Отдай, черт возьми, мой телефон.
Он наблюдает за мной пару секунд, затем тянется в карман брюк и достает оттуда мой сотовый телефон. Протягивает его мне, предлагая потянуться и взять его, но я-то прекрасно знаю, что он затеял за игру, как только я потянусь за телефоном, он отдернет руку, поэтому вместо того, чтобы тянуться, я протягиваю открытую ладонь, чтобы он сам вложил мне в руку телефон. Он немного хмурится, его игра разрушена, но он все-таки кладет телефон мне на ладонь. Я быстро убираю его в медицинскую сумку, которую я все еще пытаюсь удержать изо всех сил.
— Я пришла сегодня, потому что хотела показать, что совершенно не боюсь тебя, Зет. И я очень хочу знать, что тебе известно о моей сестре.
— Серьезно? — он переводит взгляд на мою сумку. — Но по твоей сумке можно сказать,
как будто ты собрала и принесла сюда игрушки, с которыми мы можем поиграть.Я вспоминаю его черную сумку, с которой он приходил тогда в отель. Стискивая челюсть, выплевываю:
— Ах, ты имеешь в виду, что она выглядит как твоя? Так знай, мистер Извращенец, я не такая испорченная, как ты. Я определенно не таскаю с собой повсюду сумку с БДСМ-девайсами.
Зет смотрит вниз, задумчиво склоняет голову. Его сумка лежит около двери слева от меня. Я вздрагиваю всем телом, когда смотрю на нее.
— Моя сумка с сюрпризами немного больше чем твоя, Слоан. И там не только БДСМ-девайсы. Может, ты хочешь открыть ее и посмотреть, что там тебя ждет?
Инфекция — это одна из основных проблем современной хирургии. Мы, доктора, тратим много времени и сил, борясь с ее предупреждением. Мы прикладываем титанические усилия, чтобы сохранять раны чистыми, но иногда это совершенно не важно, насколько мы стараемся предотвратить ту или иною инфекцию. Все происходит будто само собой. Как только наносится порез или рана, она инфицируется. Органы воспаляются и отвергают пересаженные конечности. Я наблюдала за этим миллионы раз, но никогда не испытывала этого на себе. Сейчас же, я чувствую себя так, словно Зет проводит показательную операцию на моей вскрытой грудной клетке, а мое сердце уже воспалено неизвестным заражением. Оно яростно колотится в моей груди, пытаясь из последних сил бороться со странными, неведомыми мне чувствами по отношению к Зету.
— Я не собираюсь даже прикасаться к этой штуковине, ясно? И я принесла мою медицинскую сумку, чтобы я могла осмотреть Кэрри.
Я специально делаю упор на ее имени, чтобы он знал, что мне прекрасно известно, что оно вымышлено. Но мне кажется, он даже не парится по этому поводу.
— Во-первых, Кэрри спит. Но ты можешь поиграть в доктора со мной. Если меня правильно вдохновить, я могу быть послушным пациентом.
Он медленно поднимает руку: он делает это таким образом, как люди, когда хотят аккуратно прикоснуться к лошади. Моя мама однажды показывала мне, как это делается, когда я была ребенком: «Милая, позволь лошади увидеть твою руку. Позволь ей понять, что ты не причинишь ей вреда». Но я вижу в глазах Зета, что он как раз наоборот, сильно желает мне причинить боль. Так или иначе, но он это сделает. Он намерен вырвать меня из моего привычного мира, моей привычной жизни. Наконец, он прикасается к моей челюсти, и это прикосновение совершенно отличается от того, как он прикасался ко мне в больнице.
— Я не собираюсь играть с тобой игры, Зет. Ты должен показать мне Кэрри, если она тебе важна, и ты о ней забоишься. Ее запястья еще даже не начали заживать. Она определенно точно нуждается в медицинском лечении, и, ко всему прочему, мне нужно сменить ей повязки.
— Сейчас она принимает амоксициллин (прим.пер. лекарственное средство, антибиотик, обладающий антибактериальным и бактерицидным действием.), и ей меняют повязки три раза в день. И будут менять чаще, если ей это будет необходимо. Ей капают капельницу, чтобы она могла восполнить потерянную плазму, а также она ограничена постельным режимом. И в данный момент она спит, — отзывается гневно он.
Я чертовски разозлила его, можно сказать абсолютно точно. Я сглатываю, когда он двигается в мою сторону. Он останавливается всего в шаге от меня.
— Хватит болтовни, Слоан. Если ты не возражаешь, я присоединюсь к вечеринке, если ты достаточно смелая, то присоединишь тоже. А если нет, то советую тебе просто уйти, пока тут не стало по-настоящему жарко.
Пока тут не стало по-настоящему жарко? Я даже боюсь думать, что это может означать, потому то, что происходит тут, не назовешь достаточно приличным. Может, он просто не знает, что происходит там? Может, он думают, что его гости сейчас развлекают себя фуршетной едой. Почему у меня такое ощущение, что мое подсознание сейчас тычет в меня пальцем и смеется надо мной? Но, в то же время, оно коварно нашептывает мне: «Он сидел в темноте, ждал тебя. Он хочет тебя. Он прекрасно знает, что происходит здесь. Именно он это и организовывает, глупая девчонка».
— Отлично, я сейчас уйду. Но прежде, скажи мне, Зет, она жива?
Моя маска упрямство и безразличия в мгновение исчезает. У меня бывают такие моменты, когда я могу кричать, рыдать, пока мне не становится плохо. Но иногда чувства и все эмоции внутри меня застывают, окутанные толстым слоем льда. Зет издает гневный рык и делает то, что я совершенно не ожидала — снимает маску. Он бросает ее на кровать, которую я едва могу видеть позади него. Затем он начинает снимать своими умелыми пальцами запонки с рубашки.