Девочка Дьявола. Без иллюзий. Книга четвертая _
Шрифт:
— Очень! — загорелись ее глаза. — Было интересно узнать, как делается вино. А какие просторы, столько зелени. Запах какой пряный, сладкий.
— Да, думаю, в пору урожая, там еще живописнее, — поддержала я ее.
— А что такое каудильо? — внезапно спросила Аврора. — Постеснялась спрашивать у Кармен.
— Предводитель, вождь, — пояснила я, а про себя подумала, очень хороший титул для моего Дьявола в испанском антураже, нужно запомнить.
В машине воцарилась тишина, а я вновь перевела взгляд на свои послания Ричарду, желая воссоздать в памяти увиденное.
Я перелистнула свой фотоальбом и оказалась в музее Кармен Тиссен с его невероятными работами испанских художников XIX
“Порочность. Фатальные женщины в современном искусстве” — прочитала я на стене название одной из экспозиций и, улыбнувшись, ступила в этот темно-красный храм воспевания похоти.
Я ходила по залам, изучала великолепные полотна с обнаженными женщинами в чувственных позах и осязала темную тягучую энергетику порока. Если в скульптуре Сальвадора Дали “Обнаженная в движении вверх” я увидела полет к небесам, в космос своего мужчины, то здесь я отчетливо почувствовала парение вниз — красивое падение в пропасть к своему Дьяволу на крыльях, нарисованных великими художниками.
Мне хотелось прикоснуться к мантилье обнаженной испанки, воспеваемой Сулоагой, с его сочной гаммой красок в сочетании со строгостью испанской классической школы.
Я желала поправить грациозной обнаженной натурщице испанскую шаль на полотне Донгена с его страстным фовизмом, но больше всего мое внимание привлекла “Ночь Евы” — одна из работ знаменитого Массеса, великого колориста и представителя движения арт-деко. В свое время его “Обнаженная Саломея” наделала очень много шума в одной из лондонских галерей, вплоть до того, что ее сняли с экспозиции. Но талант всегда найдет дорогу к признанию и успеху. Критики называли его работы лирической драмой, торжеством язычества и тонкого интеллектуализма. Что ж, они были правы. С жадностью изучая его “Ночь Евы”, я чувствовала себя так, будто сама позировала художнику, настолько точно эта картина перекликалась с моим внутренним ориентиром, настроенным на моего мужчину. Каждую ночь в объятиях Дьявола я чувствовала именно подобное искушение, и моя чистая Ева трансформировалась в порочную Лилит.
Облизнув губы, я улыбнулась и, сфотографировав картину, отправила Ричарду вместе с сообщением:
“Квинтэссенция соблазненной Евы. Декаданс, созданный Дьяволом”.
— Что там за ужин у вас намечается в девять вечера? На открытом воздухе? — опять меня отвлек голос Авроры, и я вновь вскинула на нее внимательный взгляд.
— А вы не поедете?
— Нечего мне там делать, — махнула она рукой.
— Не знаю. Но это не официальный прием. Кармен проинформировала, что форма одежды свободная, но нарядная, ресторан где-то на берегу моря недалеко от Сотогранде, — пожала я плечами. — Ричард сказал, что подъедет сразу туда.
— Прохладно на улице, у моря в особенности. Одевайтесь потеплее, — то ли предлагала, то ли настоятельно советовала Аврора.
— Надену свое голубое платье до пят с расклешенной юбкой, — кивнула я и, вспомнив о засосе на шее, добавила про себя: “И его высокий воротник хорошо скроет отметины Ричарда”.
— Это то, которое вы купили в Малаге? С тонкой вышивкой “ришелье”?
— Ну да, — подтвердила я и спросила: — Вы мне сделаете прическу?
— Как по мне, к этому платью лучше подойдут распущенные волосы.
— В образе хитаны? — рассмеялась я.
— Еще одно непонятное слово…
— Цыганка, — пояснила я, и Аврора кивнула в знак одобрения моего образа.
Ровно в девять часов я в сопровождении Макартура стояла у ресторана на берегу моря. Как оказалось, Лола зарезервировала клуб под названием "Trocadero", мы были
приглашены на ужин, больше похожий на дружеско-семейный, и сейчас меня окружала масса незнакомых людей. Столы были сдвинуты к одной стене и открывали через французское окно шикарный вид на вечернее, темнеющее в багровых отблесках море.Гости, не стесняясь, уже вовсю ели холодные закуски, пили сангрию и разговаривали так громко, что уже через минуту в ушах звенело от испанской экспрессивной речи. Лола, увидев нас, тут же пошла нам навстречу, в очередной раз меня расцеловала и, вручив бокал с ледяной сангрией, начала знакомить со всеми присутствующими. В этот раз услуги Кармен очень пригодились, так как многие не говорили по-английски, и это даже немного радовало, потому что я была избавлена от половины вопросов, посыпавшихся от дружелюбных, но совершенно не знавших, что такое личное пространство, испанцев. Здесь были и пожилые пары, и пары среднего возраста, и молодежь, и даже дети, которые носились по террасе и кричали, что было мочи. Меня представляли как “новию” мистера Барретта, гости улыбались, радостно меня обнимали, но иногда казалось, что на меня смотрели, как на заморскую диковинку, которую все хотели пощупать и расцеловать.
— А что такое “новиа”, — тихо спросила я у Кармен.
— Невеста, — не задумываясь, ответила переводчица, и я смутилась.
— Но я не являюсь невестой Ричарда, — поправила я ее, не желая недоразумений.
— Об этом можете не волноваться, — успокоила меня Кармен. — Независимо от намерений, любая девушка, встречающаяся с парнем, зовется невестой, а ее парень женихом.
— Как в старину, — улыбнулась я.
— Да, вы правы, можно сказать, это шлейф из прошлого, — кивнула Кармен, а к нам уже приближалась Лола с девушкой-тинейджером.
— Это моя младшенькая, Лурдес, — познакомила она нас, а девушка поприветствовала меня на ломаном английском и замолчала.
— Вот, не хочет учить английский! Теперь пусть пожинает плоды своей лени, — усмехнулась Лола и, сжав щеку Лурдес, сладко ее поцеловала.
В этом простом и в то же самое время эмоциональном жесте было столько любви, беспокойства и заботы матери, что я невольно улыбнулась.
— Мужчины уже вернулись из поездки. Но сейчас они на верфи в Сан-Фернандо. Как оказалось в Картахену приехал еще один партнер дона Ричарда, и сейчас они что-то обсуждают в офисе, — кивнула Долорес.
“Наверное, мистер Госс приехал”, — подумала я, памятуя, что именно с ним у Ричарда были дела в области производства подводных лодок.
— Как только подъедут, будем подавать горячее, — между тем громко проговорила сквозь шум ресторана Лола.
Я посмотрела на часы, которые уже показывали половину десятого, и спросила:
— Ничего, что дети не спят? Не поздно?
— Mi cielo, наши дети гуляют с нами до тех пор, пока мы сами не идем спать, — улыбнулась она.
— Замечательная традиция, — улыбнулась я в ответ, наблюдая как мальчишка лет десяти гонялся за девочкой такого же возраста между столиков, и по их лицам было видно, что они совершенно счастливы.
— Кстати о традициях! — сжала она мое плечо и протянула коробку, обернутую подарочной бумагой. — Это тебе подарок, чтобы было что вспомнить об Испании.
Несмотря на то, что гости хором говорили между собой, все повернулись в мою сторону, а я, смущаясь и краснея от столь пристального внимания, открыла крышку и затаила дыхание. В коробке лежала шикарная шелковая шаль ярко красного цвета с тончайшей вышивкой, а рядом кружевной веер в тех же тонах и с таким же шелковым орнаментом.
— А это сеньорите Авроре, — добавила Лола, передавая мне еще одну коробку в пакете.