Девочки с большой дороги

— Да вот, решила заглянуть в гости, — улыбнувшись, ответила я. — А ты разве не рада?

— Ага, нужны нам такие гости! Так че приперлась-то? — не спеша пока пропускать меня в квартиру, вновь поинтересовалась юная разбойница. — Только не говори, что на чай…

— Угадала, я к твоему деду, — не став более тянуть резину, призналась я честно.

— К кому-у? — удивленно протянула Верочка, уставившись на меня вытаращенными глазами. — К нашему деградирующему предку?.. Шутишь. Что тебе от него могло понадобиться? Анализ мочи для больничного листа…

— Нет. Я хочу просто с ним поговорить.

— Ну да, ну да, — закивала головой девица, улыбаясь. — Просто… — Она вновь хихикнула, но на этот раз в квартиру все же пропустила. Проводив меня до кухни, с порога громко крикнула: — Але, старый хрыч, к тебе тут поклонница…

Покосившись на меня хитрым взглядом, Верунька добавила:

— Смотри, не прелюбодействуй тут! Извините, я вас оставляю, — и, довольная, быстро выскользнула в коридор и исчезла.

Я неловко замерла в дверях. У самого окна, покачиваясь туда-сюда, с отсутствующим выражением лица сидел щупленький старичок. Сегодня он выглядел гораздо хуже, чем в прошлый раз. Казалось, даже тлеющий огонек в серых, затуманенных глазах теперь уже потух окончательно. Голова поникла, спина ссутулилась, руки дрожали мелкой дрожью. От одного только взгляда на него щемило сердце.

Помимо него, в кухне был только раненый малец, вновь занятый струганием деревяшки, остальные домочадцы отсутствовали.

— Здравствуйте, — подступая ближе к дремлющему дедку, негромко произнесла я. Старик, казалось, меня даже не услышал. Я повторила приветствие погромче. На этот раз дедок вздрогнул и поднял на меня моментально ставший осознанным взгляд.

— А-а, что?…

— Здравствуйте, говорю, — снова повторила я. — Вы меня помните? Я к вам не так давно приезжала, привозила из города вашу внучку.

— А-а-а-а! — снова запел прежнюю песню дедок.

Мне даже показалось, что он пребывает в каком-то забытьи и сегодня совершенно не способен осознанно отвечать на мои вопросы. Наверное, я вообще зря приехала… Но, с другой стороны, раз приехала, нужно попробовать!

— Я хотела с вами поговорить… об испытаниях, что проводились в пятьдесят четвертом году. Вы, кажется, что-то о них упоминали.

Дедок снова закачался на стуле, о чем-то задумавшись. Возможно, вспоминал былые годы. Я молча ждала его возвращения на грешную землю. Наконец это произошло, и старик заговорил:

— Сейчас это уже… кхе-кхе, никому не интересно. Столько народу полегло, а никому дела нет…

— Мне интересно, расскажите…

Старик поднял на меня свои потухшие глаза и несколько минут внимательно смотрел. Затем опустил голову и негромко забурчал:

— Мы шли на те учения… с радостью, не зная, кхе-кхе, что за этим последует. Масса военной техники… в зоне взрыва… — Старик периодически прерывался, пытаясь бороться с кашлем. — Около пятисот минометов, столько же бронетранспортеров и танков, тягачей и обычных машин. Они… они не пожалели даже самолеты. А сколько было животных, одного только рогатого скота более тысячи голов. Его силком заталкивали в технику и запирали.

— Зачем? — не поняла последнего я.

— Испытать… — многозначительно протянул старик, так толком ничего и не пояснив. — А потом сбросили ее: маленький, кхе-кхе… шарик, натворивший кучу дел. Тогда писали… что его мощность равняется сорока килотоннам, но мы-то, — дедок смачно сплюнул в стоящее неподалеку ведро, а затем снова продолжил: — Те, кто выжил… знаем, что цифра эта во много раз занижена. В ней было не меньше ста. Э-это в восемь раз больше мощности бомбы, которую сбрасывали американцы на Хиросиму… — Голова старика вновь закачалась. — В восемь раз…

— А что случилось потом? — Я осторожно подтолкнула деда к продолжению повествования. Честно говоря, меня его рассказ сильно взволновал.

— Потом… — из сухих, потрескавшихся губ старика вырвался дребезжащий смешок. — Когда эта игрушка жахнула, нас… кхе-кхе… погнали в самый эпицентр. Мы не получили ни единого противогаза, никаких… средств для защиты от радиации. Нас уверяли, что там нет никакой опасности для жизни и здоровья, никакой… — Старик замер с душераздирающей улыбкой на лице и так и сидел молча несколько минут. Когда какой-то шум с улицы отвлек его от воспоминаний, старик, не глядя на меня, продолжил: — Они говорили, что доза… радиации… та же, как и во время рентгена в поликлинике. А потом заставили подписать подписку о неразглашении. Целых двадцать пять лет мы вынуждены были молчать… целых…

Старик резко согнулся пополам и затрясся. Это напоминало начало припадка. Я испуганно сорвалась с места. Схватив со стола какую-то грязную кружку, черпанула ею воды из серого ведра и протянула старику. Бедняга жадно отпил несколько глотков. После этого ему на какое-то время полегчало.

— Спасибо.

— Угу. — Я не знала, что на это ответить, и снова вернулась на свое место.

Дедок с благодарностью — то ли за поданную воду, то ли за то, что я вдруг дала ему возможность выговориться, — посмотрел на меня, попробовал даже улыбнуться, а потом продолжил свой рассказ. Похоже, теперь говорить ему стало несколько легче:

— Я был сержантом инженерно-саперной бригады. Как и многие, я не ушел тогда в бункер, желая увидеть… как взорвется бомба. Мы стояли в окопе, хотя и спиной к эпицентру. Когда бомба взорвалась… небо озарилось бледно-розовой вспышкой, в лицо ударил сильный жар и с головы сорвало фуражку. Я кинулся в укрытие, но подоспела новая волна, и нас сшибло с ног… Когда мы поднялись, местность вокруг было не узнать. Страшная картина… — Дед вновь закашлял. — Там, где раньше раскинулась степь и рос лес… все… все исчезло, испарилось начисто. Птиц и траву спалило заживо, деревья выгорели на корню… оставив после себя только дотлевающие, кхе… головешки и щепки. Вокруг осталась пустыня, которая дымилась страшными кострищами. Это невозможно забыть. Этого лучше никогда не видеть. Все погибло, все животные, люди… В живых остались единицы. Те, кто выжил, — на глазах старика сверкнули слезы, — не имеют никаких льгот, ни дополнительных пенсий, ничего. Мы даже заявить о том, что участвовали в учениях, не можем. Государство использовало нас как подопытных кроликов… Вот он какой был, Советский Союз… Мы все для них игрушки.

— Какой ужас, — только и смогла вымолвить я, тогда как старик продолжил:

— Никто из нас не получает никаких пособий… врачам запрещают ставить диагнозы, в которых есть хоть какой-то намек на тот взрыв и его последствия. Я это знаю по себе. Я видел… как они умирали. Те, кто участвовал в испытаниях. Истаяли от различных опухолей или просто от каких-то необъяснимых, редких заболеваний. Я тогда тоже пострадал… — Старик вновь закашлял.

Я снова протянула ему кружку с водой, но он отмахнулся. Я неловко ерзала на качающемся стуле, не зная, что сделать, как помочь этому человеку. Хотя нуждался ли он в моем сочувствии? В моем или же чьем-то еще? Его жизнь и судьба из-за того испытания были исковерканы, его дети, внуки… Я вновь вспомнила про слегка странноватую Веру, а затем глянула на ее братца, все еще присутствующего на кухне. Похоже, что мальчонка отстает в развитии, что на нем, как и на всех остальных, сказались последствия той ужасной осени. И ведь таких людей не десятки, а тысячи!

Мне даже стало немного не по себе из-за того, что я заставила дедка ворошить в памяти неприятные для него моменты истории. «Но ведь это нужно для дела», — успокаивала я себя. Теперь мне, по крайней мере, стало понятно, что кто-то из участников того испытания мстит Анатолию Степановичу за одно только то, что он является сыном первого изобретателя.

Осталось только выяснить, кто именно…

Понимая, что вряд ли смогу почерпнуть для себя еще что-то интересное из дальнейшего рассказа старика, я поблагодарила его за беседу, обещала непременно заглянуть еще и, попрощавшись, поспешила покинуть квартиру. Верка вышла меня проводить.